И тут к берегу подплыл Голлум и свистящим шепотом произнес:
– Какое яс-ство, с-сокровище мое![*] С-славно, с-славно! Ссладкий кус-сочек с-сам идет нам в ручки, голлм, голлм!
Словечко «голлм» он сопровождал отвратительным сглатывающим звуком, за что и получил свое имя – Голлум, хотя сам называл себя не иначе как «сокровище мое».
Когда шипение Голлума достигло ушей хоббита, последний от удивления чуть не выскочил из собственной кожи – и в следующий миг увидел перед собой два бледных глаза, уставившихся прямо на него.
– Ты кто такой? – выдавил из себя Бильбо, выставив меч.
– Ш-што с-сие такое, с-сокровище мое, а? – прошепелявил Голлум (он привык обращаться к самому себе, так как больше было не к кому). Дело в том, что Голлум еще не успел достаточно проголодаться и явился на берег из чистого любопытства; в противном случае он сперва свернул бы хоббиту шею, а зашепелявил бы уже потом.
– Я – Бильбо Бэггинс. Я потерял гномов, потерял волшебника и вообще не знаю, где я. Да и знать не хочу – лишь бы выбраться отсюда!
– А ш-што это за гадость у него в ручках? – прошипел Голлум, глядя на меч, который ему не очень-то нравился.
– Как что? Меч из Гондолина!
– С-с-с-с! – засвистел Голлум и стал заметно вежливее. – Может, присядем, с-сокровище мое, побеседуем? Может, оно загадки уважает? Загадки?
Он изо всех сил старался изобразить дружелюбие – до поры до времени, конечно. Просто ему надо было пообстоятельнее разобраться с этим мечом, а особенно с этим хоббитом: правда ли он тут один, и съедобный ли он, и стоит ли с ним возиться – к тому времени Голлум еще не успел проголодаться как следует. Ну, а кроме загадок, он ничего придумать не смог[*]. Загадывать загадки, а иногда и отгадывать, было единственной игрой, в которую ему доводилось играть когда-то с некими забавными созданиями, жившими, как и он, в норах; только было это очень давно, еще до того, как он потерял всех своих друзей, стал изгнанником и, оставшись один, заполз глубоко-глубоко под горы, в самую темень.
– Хорошо! – согласился Бильбо, решив не особенно перечить – до поры до времени, конечно, пока не разберется с этой тварью пообстоятельнее: одна ли она здесь, не слишком ли злобная, не голодна ли и не в союзе ли с гоблинами.
– Чур, ты первый! – выпалил хоббит, так как еще не успел придумать подходящую загадку. И Голлум прошипел:
Подош-шва ес-сть, а не с-сапог -
Под небеса вздымаяс-сь,
Вс-се поднимается она,
Ничуть не поднимаяс-сь.
– Это просто! – сразу сообразил Бильбо. – Гора, конечно!
– Прос-сто ему? Тогда пус-сть у нас будет состязание, с-сокровище мое! Ес-сли мы с-спросим, а оно не ответит, мы с-съедим его, да, да, сокровище мое! А ес-сли оно нас-с с-спросит, а мы не ответим, тогда мы сделаем то, о чем оно прос-сит. Мы покажем ему дорогу, да, да, сокровище мое, договорились?
– Договорились! – ответил Бильбо, не смея отказаться. Он лихорадочно вспоминал все известные ему загадки: теперь только они могли спасти его от зубов Голлума!
Тридцать белых жеребцов
На пригорке алом,
Закусивши удила,
Мчат галопом шалым.
Табунком они летят
И топочут вместе,
А присмотришься – стоят
Все на том же месте![*]
Ничего лучшего хоббиту придумать не удалось, все его мысли вертелись вокруг еды – ведь он сам теперь мог в нее превратиться! Загадка была, как вы понимаете, «с бородой», так что Голлум, разумеется, знал ответ не хуже вашего.
– С-старье! – просвистел Голлум. – Зубсы! Зубсы, сокровище мое! Но у нас их только ш-шес-сть! И Голлум задал вторую загадку:
Без крыльев летает,
Без пас-сти кусает, Б
ез пальцев он с-свищет
И по с-свету рыщет.
– Минуточку! – воскликнул Бильбо. Он все еще не мог отделаться от мысли, что его вот-вот съедят.
На его счастье, что-то похожее он уже слышал раньше; хоббит напряг свою память и сразу же вспомнил: – Ветер! Конечно, ветер!
Бильбо был так доволен собой, что тут же сочинил новую загадку («Пусть помучается эта подземная каракатица!» – подумал он со злорадством):
Сокрушался как-то раз
Глаз на синем поле,
Увидав в низине глаз
На зеленом поле:
"Мы друзья, да вот беда –
Не спуститься мне туда!"
– С-с-с-с! – зашипел Голлум.
Он жил под землей безвылазно уже много, много лет и почти забыл о подобных вещах, то есть в буквальном смысле забыл обо всем на свете. Но когда Бильбо уже начал надеяться, что это чучело так и не догадается, о чём речь, Голлум вспомнил, как много, много веков назад жил со своей бабушкой в норе на берегу речки, и…
– С-с-с-с, с-сокровище мое! – прервал он наконец молчание. – С-солнце и подс-солнух! Вот ш-што!
Как бы ни были заурядны эти «наземные» загадки, Голлума они порядком утомили. Кроме того, они напомнили ему о тех далеких днях, когда он был еще не так одинок, не так подл и гадок, и тем самым испортили ему настроение, хуже того – пробудили в нем голод. На этот раз он придумал загадку потрудней и пострашней:
Не уловиш-шь это ухом,
Не отыщеш-шь это нюхом,
Не дотронеш-шься рукой -
Всякий он и никакой.
Залегает в звездных с-сферах
И хоронитс-ся в пещерах;
Он начало и конец -
С-смертного меча кузнец!
К несчастью для Голлума, Бильбо уже где-то слышал нечто в этом роде, а кроме того, за ответом не нужно было ходить далеко – он был повсюду.
– Мрак! – уверенно сказал хоббит, даже не наморщив лба и не почесав в затылке. И сразу же задал новую загадку:
Ларчик без ключа закрыт –
Слиток золота хранит.
Бильбо решил просто выиграть время для того, чтобы в следующий раз придумать по-настоящему трудную загадку. А эту он считал совсем простенькой, несмотря на то что несколько переиначил ее на свой лад. Однако, против всяких ожиданий, она привела Голлума в явное замешательство. Он шипел, пыхтел, бормотал себе что-то под нос – и все не мог догадаться.
Бильбо начал терять терпение.
– Ну так как? – не выдержал он. – Судя по твоему пыхтению, ты, верно, решил, что речь идет о кипящем чайнике!
– Дай нам подумать. Пус-сть нам дадут подумать, с-сокровище мое!
– Ну? – повторил Бильбо после некоторой паузы, которую он счел вполне достаточной. – Говори!
И Голлум вдруг вспомнил! Вспомнил, как лазал когда-то по деревьям и разорял птичьи гнезда, а потом сидел на берегу реки и учил свою бабушку, учил бабушку, как высасывают…[*]
– Яйтс-со! – прошипел он, – Яйтс-со, вот ш-што это такое! И он задал новую загадку:
И не дышит, а живет,
Жажды нет, а воду пьет,
Холоднее, чем гранит,
И в броне, а не звенит[*].
Голлум в свою очередь считал эту загадку совсем простенькой, тем более что ответ все время вертелся у него в голове, но предыдущая загадка про яйцо потребовала от него такого напряжения, что ничего лучшего никак не припоминалось. Однако Бильбо пришлось крепко поломать над ней голову, тем более что он всегда старался держаться от воды как можно дальше – если удавалось. Вы, наверное, знаете отгадку или уже догадались; но ведь вы сидите дома, в тепле и уюте, и никто не мешает вам сосредоточиться, не стоит над душой и не угрожает съесть вас. Бильбо сел на камень и разок-другой откашлялся, но на ум попрежнему ничего не приходило.
Вскоре довольный собой Голлум прошипел, обращаясь к самому себе:
– А оно вкус-сное, с-сокровище мое? С-сочное? А может, оно восхитительно х-хрустящее? – И Голлум уставился на Бильбо из темноты.
– Еще чуть-чуть, – взмолился хоббит, дрожа от страха. – Я же дал тебе в прошлый раз время подумать!
– Пус-сть оно поторопитс-ся, поторопитс-ся! – со значением прошипел Голлум и начал потихонечку вылезать из челнока на берег, подбираясь поближе к Бильбо.