Как позаботились об остальных? Для гномов пони вкатили в холл круглые, как барабаны, чурбаки, обтесанные и отполированные, совсем низенькие. И вот уже все сидели за столом Беорна в холле, где, наверное, много лет столько народу не собиралось.
Такого ужина или обеда они не ели с тех пор, как покинули Последнее Убежище и простились с Элрондом. Вокруг колебался свет факелов и на столе горели еще две высокие свечи из красного воска.
Пока они ели, Беорн глубоким раскатистым басом говорил им о Глухоманье, о темных, полных опасностей, лесах, которые в дне пути отсюда протягивались с севера на юг, преграждали им путь на восток и так и назывались: Лихолесье.
Гномы слушали и трясли бородами, потому что знали — скоро им придется идти через это Лихолесье, самое жуткое место на пути к жилью Дракона после Мглистых Гор.
Затем, утолив голод, гномы принялись рассказывать свои истории, но Беорн, казалось, уже дремал и их не слушал. Говорили они все больше про золото, серебро и камни, про искусство своих кузнецов, а Беорну, похоже, это было вовсе не интересно: у него в холле не было ни одной золотой или серебряной вещи, и металлических, кроме ножей, почти не имелось.
Долго-долго сидели они за столом, потягивая мед из деревянных кружек. Потом наступила ночь. Факелы погасили, в очаг в середине комнаты подбросили сухих поленьев, а гости так и сидели. Отблески пламени плясали по столбам, подпиравшим крышу, и Бильбо даже показалось, что он слышит, как ветер шумит в ветвях и кричат совы, будто по какому-то волшебству дом превращается в лес. Но самого хоббита уже сильно клонило ко сну, он сполз с сиденья на мягкий, устланный сеном пол, голоса уплывали куда-то вдаль, Бильбо с трудом расслышал, как заскрипела, а потом хлопнула дверь, — это ушел Беорн, — и его сморил сон. Спал он, однако, недолго, и проснулся, как от толчка. Беорна не было. Гномы расселись вокруг очага, скрестив ноги, и запели. Песня была длинная, со множеством примерно таких куплетов:
На чахлый вереск ветер дул,
А лес листом не шевельнул,
Легла в нем тень, и смутный день
Во мраке ночи потонул.
Рванулся ветер, и волной
Скатился с гор на лес густой.
Стволы пригнул, под свист и гул
Деревья сыпали листвой.
Умчался ветер из лесов,
Сорвал листву — и был таков.
Пошел свистеть, и выть и петь
Меж трав болотных и кустов.
Травой у Озера шурша,
Он рвал метелки камыша,
Волну качал, а Лес молчал,
И тучи вдаль неслись, спеша.
На Гору ветер тучи гнал,
Ревел и бился между скал,
Мел голый склон, где злой дракон
В подземном логове лежал.
Дул ветер, дул за край небес,
В ночь улетел и в ней исчез.
Ладья-Луна, светла, ясна,
Плывет среди искристых звезд.
Бильбо снова начал клевать носом. Вдруг Гэндальф встал.
— Нам всем пора спать, — сказал он. — Но Беорн, по-моему, не спит. Здесь в холле можно спокойно отдыхать и ничего не бояться, но советую помнить, что Беорн говорил перед уходом: если хотите остаться целы, не суйтесь за двери, пока солнце не поднимется.
Бильбо заметил, что за столбиками у боковой стены на невысоком настиле им уже приготовлены постели. Его ждал соломенный тюфяк с шерстяными пледами. Он с удовольствием завернулся в них, хотя было лею. Огонь в очаге приугас, и хоббит уснул. А ночью проснулся: от огня остался только пепел, в котором тлели последние угли; гномы с Гэндальфом, судя по ровному дыханию, спали. На пол через дымовое отверстие в крыше падало белое пятно лунного света.
Снаружи доносилось ворчание, словно большой зверь топтался и ворочался за дверью. Бильбо стало страшно: наверное, Беорн превратился в медведя. Вдруг он войдет и задерет их всех?.. Хоббит залез под плед с головой, немного подрожал, но все-таки, несмотря на страхи, заснул опять.
Проснулся окончательно он уже поздним утром оттого, что кто-то из гномов споткнулся об него и с грохотом свалился с настила на пол. Это оказался Бофур. Бильбо услышал, как он бранится, и открыл глаза.
— Вставай, лодырь, — сказал Бофур, — а то тебе завтрака не хватит. Бильбо вскочил.
— Завтрак? — воскликнул он. — Где завтрак?
— Почти весь у нас в животах, — ответили ему гномы, которые были в холле. — Остатки на веранде. Мы ищем Беорна с тех пор, как солнце взошло, но его нигде нет. А завтрак мы увидели, когда вышли.
— Гэндальф где? — спросил Бильбо, вылетая на веранду.
— Наверное, где-то поблизости, — сказали они. Но маг явился только вечером. Он вошел в холл как раз перед заходом солнца, когда хоббит и гномы уже ужинали. Весь день им прислуживали удивительные звери. Беорна не было ни видно, ни слышно со вчерашнего вечера, и они уже ломали головы, куда он мог деваться.
— Где наш хозяин и где ты целый день пропадал? — закричали все дружно.
— Не все сразу! — сказал маг. — Вопросы по очереди, а пока не поем — ни на один не отвечу! У меня с утра ни крошки во рту не было.
Наконец, Гэндальф отставил тарелку и кувшин — он съел два целых хлеба (намазав их толстым слоем масла с медом и взбитыми сливками), выпил не меньше кварты медового напитка, — и вынул трубку.
— Сначала я отвечу на второй вопрос, — сказал он. — Постойте… Ух, ты! Этот дом — лучшее место, чтобы пускать колечки!
И в самом деле, они долго не могли от него ничего добиться, так он был занят пусканием колечек: он посылал их летать вокруг столбов, они меняли цвет и форму, гонялись друг за другом и вылетали в потолочное отверстие. Наверное, они очень забавно выглядели над крышей: зеленые, голубые, розовые, серебристые, желтые, белые, маленькие, большие, маленькие в больших, восьмерками, цепочками, словно стайка вспугнутых птичек — взлетали, кружились, таяли вдали…
— Я шел по медвежьим следам, — сказал, наконец, маг. — Этой ночью тут, наверное, был медвежий сбор. Я сразу определил, что один Беорн не мог оставить все следы — их было слишком много, притом разных размеров. По-моему, тут с вечера до самого рассвета продолжались медвежьи пляски. Маленькие, большие, обычные и гигантские медведи сошлись со всех сторон, лишь с запада, из-за реки от гор никто не пришел. Туда вел только один след. Я по нему дошел до скалы Стоянки. След вошел в реку, но за скалой она глубокая и течение быстрое с водоворотами. Я не смог переправиться.
Помните, с одной стороны Стоянки есть брод, и даже мелкий, вы его переходили, а с другой река бурлит. Я не одну милю отмахал по берегу, пока не нашел место, где смог переправиться, — частью вброд, частью вплавь. Но к тому времени было уже поздно идти далеко по следам, я не успел бы до темноты вернуться, так что я только посмотрел, куда они идут. Они вели прямо к сосновому лесу на восточных склонах Мглистых Гор, туда, где позапрошлой ночью мы так мило развлекались с воргами. Ну вот, кажется, я и на первый вопрос уже ответил, — закончил Гэндальф и надолго замолчал.
Бильбо показалось — он догадывается, на что намекает маг.
— Что же будет, если он сюда всех гоблинов с воргами приведет? — вскричал он. — Нас сразу схватят и убьют! А ты говорил, что он им не друг.
— Говорил, конечно. Ты вот глупостей не говори! Ложись спать, а то уже не соображаешь.
Хоббит чувствовал себя совсем подавленным, но делать было нечего, пришлось идти в постель. Гномы все еще пели свои песни, а он провалился в сон, продолжая думать о Беорне, и приснились ему сотни черных медведей в медленном танце под луной на лужайке перед домом Беорна.
Ночью он опять проснулся, когда все спали, и опять услышал, как снаружи кто-то ворочается, скребется, сопит и ворчит.
На следующий день их разбудил сам Беорн.