Она вы-клянчила у мужа-писателя денег - потому что он хоть и "сидит целыми днями на Елисейских в кафе и собирается переезжать в фешенебельный район" (просьба журналистов, неоднократно об этом писавших, подробней указать, где именно он сидит и куда переезжает!), денег немного - и поспешила на блошиный рынок в Монтрой.
Остановки за три до Ворот Монтроя, на самой длинной ветке метро, в вагонах становится смугло. Двадцатый район - "сложный"*. Это восточная окраина Парижа, где селятся эмигранты, работяги, те, кому "красная" мэрия дает квартиру. Вдоль безобразной автомагистрали тянется блошиный рынок - вполне соответствующий району. На блошином продают не только вшиво-блошиное, здесь торгуют и абсолютно новыми вещами, от гвоздей до ковров... Но Женщину интересовали именно те вещи, что кучами навалены, над каждой из которых на веревочке болтается картонка, а на ней от руки написано 15, 10, 5 франков. От руки... араба. Потому что владельцы куч - в основном арабы. Но этого Женщина сразу не заметила, была под впечатлением блошиного изобилия. И понадобилось минут двадцать, чтобы пообвыкнуть.
Вначале к вещам подороже как-то тянет. Вот куча с указателем 50 франков. Торчат отовсюду рукава, штанины из кожи, замши и меха - натурального, разумеется, здесь всем глубоко плевать на охрану животных, тем более, раз уже дохлые, не оживишь! Она видит: там что-то белеет очень даже мягко и симпатично, и вот она проталкивается, слегка даже агрессивно, как в Москве на подходе к эскалатору. И вдруг прямо у нее над ухом как заорут: "Все по 20! Все по 20!" И даже те, что не были рядом с кучей, немедленно к ней бросились, ринулись, напирая на тех, что совсем близко, и все стали хватать, тянуть, выдергивать и крепко зажимать, не отпуская, не важно что, главное, схватить и не отпускать, потому что ведь 20 франков! Ну, это как 2 рубля! Положим, не два, а двадцать. Один черт, ничего не купишь, кроме пятнадцатикопеечной монетки. Это когда Женщина в Москве должна была звонить в ОВИР и плакать, что визу украли, ну и монетки не было, ой, а телефон оказался на другой стороне улицы и ее никак не перейти, так что пришлось прицепиться к слепому дяденьке и только под видом сопровождающей "собаки" остановить весь этот деловой транспорт столицы СНГ... И вот когда она услышала вопль, оповещающий, что цена снижена аж до 20 франков, она огляделась и увидела, что вокруг одни арабы. Да еще эта музычка отовсюду раздается: "Я Мустафа! Я Му-у-ста-фа!" И с зажатыми в руке белыми лайковыми штанами - оказались чудные брючки беленькие - она как-то непроизвольно вспомнила московский Центральный рынок. Как в кино флэшбэк сцену прошлого показывают в тумане, то есть снятую через специальный фильтр, так и здесь. Только Женщина все очень отчетливо увидела-припомнила в своем кино! И, собственно, даже персонажей не надо было заменять. И здесь и там - темнолицые. И там и здесь - говорят с акцентом. И как на блошином она бы не могла различить, кто алжирец, а кто тунисец, так и на Центральном ей было трудно понять, кто азериец, а кто армянин, кто грузин, а кто чеченец...
Как она на Центральном своего мужа терроризировала, постоянно вскрикивая: "Ой! Ай! Ноу!", сваленная наповал ценами, все время его за руку хватая, то есть не давая ему руку в карман запускать и деньги доставать, деньжищи! Отговаривая купить! Муж-писатель ее в конце концов послал погулять в другие ряды. А сам купил два кило мяса, из которых полкило костей мелкораздробленных. Нормально, те, кто деньги принимают, не обязательно должны уметь разделывать мясо... А Женщина в испуге озиралась и шарахалась от предлагаемых со всех сторон киви и ананасов и вспоминала свою розовую юность, проведенную на Невском проспекте.
Так там, у Гостиного Двора, эти молодые люди, ну, может, их папы тогда, не предлагали, а просили: "Дэвушка! Дай познакомиться!" А между собой: "Какой ног! Ты выдэл этот ног?!" Женщина тогда была еще наглее и менее труслива, и только сильнее дрыгала этими самыми "ног" и устремляла их дальше по Невскому. Вообще-то, она помнила, что и тогда эти люди, то есть их папы, тоже что-то продавали - мимозу в чемоданах и мандарины. Не сравнишь, конечно, с тем, что вырастили их сыновья! Но и с ценами не сравнишь...
Когда ее муж-писатель уехал из Москвы, Женщина опять пришла на Центральный - не потому что... а потому что кушать хотелось и рынок был ближе всего к квартире, из которой выгнали, а при переезде из нее как раз и обокрали. Вот, теперь все понятно! Да, а выгнали якобы за "группен секс" - Женщина, правда, по-немецки не говорила, только на трех языках, ну и ей объяснили, что за оргии, которые она якобы устраивала и в которые хозяйку квартиры не приглашала. Вот идиотка! Хозяйка провела полночи без сна, за чтением Лимонова, но не публициста, а романиста, автора "Палача". Сами понимаете, какой тут сон, а еще там у персонажа такое же имя, как у Женщины, так что в разуме хозяйки вообще все помутнело и она, от греха подальше, попросила Женщину очистить помещение... Ну а обокрали ее потому, что это и "нeудивитeльнo", как сообщила товарищ Корупаева. В милиции, правда, попросили указать, что сама, мол, утеряла. Документы. Про вещи, разумеется, и не говорили. В своем уме?! О краже вещей заявлять...
В сольный визит Женщины на Центральный темнолицые продавцы обращались к ней уже с куда более откровенными предложениями. И в отличие от блошиного никто не вопил, объявляя о снижении цен. Ни-ни! Ни за какие ваши прекрасные глаза и губы, о которых сказали ей, никто не собирался снижать цены. Ей нужен был букет цветов - так хоть бы один лишний цветочек вложили, нет! Сбежалась целая куча продавцов, темнолицых мужчин, и ни один от своего имени не предложил цветка. Даже самый главный, которого все-все знали, Алик рыжий, ну, чеченец, лично упаковавший букет, ничего не предложил Женщине. Он только сделал вид, что хочет что-то дать и позвал ее к прилавку поближе. Она доверчиво так, знаете ли, приблизилась, а этот рыжий черт взял и чмокнул ее в щеку! Если бы такое произошло при покупке белых штанов на блошином, она тут же дала бы в смуглую морду негодяю! Не обращая внимания на то, что кругом одни темнолицые люди. Но в Москве она испугалась и почувствовала себя нацменьшинством, как в нью-йоркском сабвее по дороге в Бронкс или в Париже на Барбез-Рошешуар, где самое большое "ТАТИ" и одни арабы, арабы, арабы и русские с поляками, а если и есть армяне, они все за арабов принимаются...
Она не дала сдачи обидчику. И не отомстила и за прошлое. В ее первый визит на родину она доверительно разговорилась с шофером такси - армянином. Рассказывала еще ему о своих друзьях-музыкантах, в Лос-Анджелесе, армянах, и о том, как она пела их песенки народные "Царикне" и даже национальную "Кхарц", тот, что на другой стороне, то есть в Турции! Так тот шофер тоже ей никаких поблажек! А наоборот - подставил ее! То есть дал как "наколку" каким-то своим друзьям-жуликам, так что у нее все франки и даже рубли из сумочки в ресторане свистнули. О каком братстве можно после этого говорить?! Вы им их национальные песни, а они вас подставляют! Вы им, можно сказать, нравитесь, а они вместо скидки на букет - полторы тысячи заплатила! - в щеку чмокают и неизвестно еще, может откроют, что СПИД таки передается через поцелуй! Вы приезжаете хоть и на бывшую, но родину, и пусть вам и дали французское гражданство, вы от этого французом не станете, а тем более, как сказал архиепископ Лефевр, только католики могут быть французами, и вот вы, казалось бы, "у себя дома", а цены устанавливают и контролируют иностранцы! Потому что они ведь сами захотели быть иностранцами, чего уж там! И не пущают тех, кто с ценами ниже, чем у них. "Вот он, суровый закон свободного рынка.