Яркая вспышка озарения под стать этому особенному солнцу…
И он был там… Красующийся на свету этого солнца узор, который я видел до сих пор только светящимся в темноте: Лабиринт. Великий Лабиринт Эмбера, наметанный на овальном уступе под странным небом‑морем.
И я знал, благодаря, наверное, тому внутри меня, что связывало нас, что этот должен быть настоящим. А это означало, что Лабиринт в Эмбере был только парным его Отражением.
А это означало, что и сам Эмбер был только Отражением, хотя и особенным, потому что Лабиринт не перенесся за пределы царства Эмбера, Рембы и Тир‑на Ног‑та. И тогда, значит, место, куда мы прибыли, было, по закону первенства и конфигурации, настоящим Эмбером.
Я повернулся к улыбающемуся Ганелону, с его плавившимся в безжалостном свете обликом и нечесанными волосами.
– Как ты узнал? – спросил я его.
– Ты же знаешь, Корвин, я очень хорошо угадываю, – ухмыльнулся он в бороду, – и я вспомнил все, что ты когда‑либо рассказывал мне об Эмбере: как его Отражение и Отражение вашей борьбы отражаются на разных мирах. Я часто гадал, думая о Черной Дороге, не могло ли что‑нибудь отбрасывать такое Отражение на сам Эмбер. И как я представлял себе, такое что‑то должно было являться чем‑то первоосновным, мощным и тайным. – Он показал на сцену перед нами: – Вроде этого.
– Продолжай, – бросил я.
Выражение его лица изменилось, и он пожал плечами.
– Так, значит, должен был быть слой реальности более глубокий, чем ваш Эмбер, – объяснил он, – где и была сделана грязная работа. Ваш зверь‑покровитель привел нас к тому, что кажется именно таким местом, и это пятно выглядит именно, как грязная работа. Ты согласен со мной?
Я кивнул:
– Меня так ошеломила, скорее, твоя восприимчивость, чем сам вывод, – заметил я.
– Ты меня в этом обставил, – признался справа от меня Рэндом. – Но такое ощущение просочилось‑таки, деликатно выражаясь, до моих печенок. Я почему‑то верю, что там внизу и есть основа нашего мира.
– Посторонний наблюдатель может иногда лучше понять положение, чем тот, кто является частью его, – заметил Ганелон.
Рэндом взглянул не меня и обратил свое внимание обратно к этому зрелищу.
– Как ты думаешь, все снова изменится, если мы спустимся посмотреть вблизи? – поинтересовался он.
– Есть только один способ выяснить это, – произнес я.
– Тогда, колонной по одному, – согласился Рэндом. – Я – первым.
– Ладно.
Рэндом направил своего коня направо, затем налево, снова направо, длинной серией подъемов и спусков, проведшей нас зигзагами через большую часть поверхности стены. Продолжая двигаться в том же порядке, который мы сохраняли весь день, я последовал за ним, а последним ехал Ганелон.
– Кажется, теперь достаточно стабильно, – крикнул впереди Рэндом.
– Пока.
– Ниже в скалах я вижу отверстие.
Я нагнулся вперед. На одном уровне с овальным плато находился вход в пещеру.
Расположение его было таким, что, когда мы занимали позицию повыше, он был скрыт из поля зрения.
– Мы проедем довольно близко от него, – промолвил я.
– Быстро, осторожно и молча, – добавил Рэндом.
Он вынул шпагу.
Я вытащил из ножен Грейсвандир, а в одном повороте позади и надо мной Ганелон обнажил свое оружие.
Мы не проехали мимо отверстия, а повернули еще раз налево, прежде, чем подъехали к нему. Мы двигались, однако, в десяти‑пятнадцати футах от него, и я заметил неприятный запах, который не смог опознать.
Кони же, должно быть, разобрались лучше и были по натуре пессимистами, потому что они прижали уши к головам, раздули ноздри и издавали тревожные звуки, противясь поводьям. Они, однако, успокоились, как только мы сделали поворот и снова начали двигаться прочь от отверстия. Они не страдали от приступов страха, пока мы не достигли конца нашего спуска и не направились к поврежденному Лабиринту. Они отказались приближаться к нему.
Рэндом спешился. Он подошел к краю узора, остановился и пригляделся. Через некоторое время он, не оборачиваясь, проговорил:
– Из всего, что мы знаем, следует, что повреждение было преднамеренным.
– Кажется, так, – согласился я.
– Также очевидно, что нас привели сюда не без причины.
– Я бы сказал, что да.
– Тогда не требуется слишком большого воображения, чтобы сделать вывод, что цель нашего пребывания здесь – определить, как был поврежден Лабиринт и что можно сделать для его ремонта.
– Возможно. Каков же твой диагноз?
– Пока никакого.
Он двинулся вдоль периметра геометрической фигуры направо, где начинался эффект кляксы. Я бросил шпагу в ножны и приготовился спешиться. Ганелон протянул руку и взял меня за плечо.
– Я и сам могу, – начал было я.
– Но, Корвин, – сказал он, игнорируя мои слова, – посередине Лабиринта, похоже, есть маленькая неправильность. У нее вид чего‑то такого, чему здесь не место.
– Где?
Он показал, и я проследовал взглядом за его жестом.
Неподалеку от центра находился какой‑то посторонний предмет. Палка?
Камень? Случайно залетевший кусок бумаги? На таком расстоянии было невозможно точно сказать, что это.
– Я вижу его, – проронил я.
Мы спешились и направились к Рэндому, который к тому времени пригнулся над крайним правым концом узора, изучая обесцвеченность.
– Ганелон заметил что‑то у центра.
Рэндом кивнул:
– И я заметил. Я как раз пытался решить, как половчее подобраться и разглядеть получше. Мне как‑то не по вкусу проходить разрушенный Лабиринт. С другой стороны, я гадал, чему я подставлю себя под удар, если попытаюсь пройти через замазанный участок. А ты что думаешь?
– Прохождение того, что здесь есть от Лабиринта, потребует немало времени, если сопротивление тут сродни тому, что дома. Нас также учили, что сбиться там с пути – смерть, а это положение вынудит меня покинуть его, когда я доберусь до пятна. С другой стороны, как ты говоришь, я могу, ступив на черное, подать сигнал тревоги нашим врагам. Так что…
– Так что ни один из вас не будет этого делать, – перебил Ганелон. – Я пройду Лабиринт.
Затем, не дожидаясь ответа, разбежавшись, он прыгнул в черный сектор, пронесся через него к центру, остановился ровно настолько, чтобы подобрать какой‑то небольшой предмет, повернулся и побежал назад.
Спустя несколько секунд он стоял рядом с нами.
– Это была рискованная затея, – буркнул Рэндом.
Он кивнул:
– Но если бы я этого не сделал, вы бы все еще обсуждали, как поступить.
Он поднял руку и протянул предмет.
– Ну, а теперь, что вы скажете об этом?
Он держал кинжал. На него был насажен прямоугольник запятнанного картона. Я взял его у Ганелона.
– Похоже на Карту, – предположил Рэндом.
– Да.
Я высвободил Карту и разгладил порванные края. Человек, которого я рассматривал, был наполовину знакомым. Это значит, конечно, что он был так же наполовину незнакомым.
У него были светлые, прямые волосы, чуть резковатые черты лица, легкая улыбка и несколько мелкокостное телосложение.
Я покачал головой:
– Я его не знаю.