Однако, посреди суматохи со всеми из нас, столпившимися вокруг, когда Жерар перенес его через Карту, кто‑то всадил в бок Бранду кинжал. Жерар немедленно избрал себя лечащим врачом и очистил помещение.
Остальные из нас спустились в гостиную посудачить там и обсудить события.
В то время Фиона и посоветовала мне, что Камень Правосудия может представлять опасность в случае его продолжительного ношения, предполагая возможность, что скорее он, а не раны, мог быть причиной смерти Эрика.
Одним из первых признаков, как она считала, было искажение ощущения времени, кажущееся замедление временной последовательности, на самом деле представлявшее собой ускорение физиологических процессов. Я твердо решил быть с ним поосторожнее, поскольку она была более сведущей в этих делах, чем остальные, являясь некогда выдающейся ученицей Дворкина.
И, наверное, она была права. Наверное, именно этот эффект действовал позже в тот вечер, когда я вернулся в собственные покои.
По крайней мере, казалось так, словно человек, пытавшийся меня убить, двигался чуть медленнее, чем двигался бы я сам при схожих обстоятельствах. При всем этом удар оказался почти успешным. Клинок угодил в бок, и мир исчез.
Истекая кровью, я очнулся в своей старой постели в своем старом доме на Отражении Земли, где я так долго жил, как Карл Кори. Я понятия не имел, как я вернулся.
Я выполз из дома в метель, непрочно цепляясь за сознание. Я спрятал Камень Правосудия в старой куче хвороста, потому что мир вокруг меня и в самом деле, кажется, замедлялся. Затем я добрался до дороги и попытался остановить какого‑нибудь проезжавшего водителя.
Нашел меня там и отвез в ближайшую клинику один мой друг и бывший мой сосед Билл Рот. В клинике меня лечил тот же врач, который занимался мной несколько лет назад после моей автокатастрофы.
Он подозревал, что я могу быть клиентом психиатра, так как старые данные отражали то же самое положение дел.
Однако, Билл позже показал мне множество вещей в правильном свете. Он
– адвокат и почувствовал любопытство во время моего исчезновения и произвел некоторое расследование. Он узнал о том подложном свидетельстве и о моих успешных побегах.
Он даже знал детали об этих делах и о самой катастрофе. Он все еще чувствовал, что во мне есть что‑то странное, но это не так уж сильно его беспокоило.
Позже Рэндом связался со мной через Карту и сообщил мне, что Бранд пришел в себя и хочет со мной поговорить. С помощью Рэндома я вернулся в Эмбер и пошел проведать Бранда. Вот тогда‑то я и узнал природу борьбы за власть, происходящую вокруг меня, и личности участников. Его рассказ вместе с тем, что рассказывал мне Билл на Отражении Земли, внес, наконец, некоторый смысл в происшествиях последних нескольких лет. Он также сообщил мне новые сведения относительно природы той опасности, с которой мы в настоящее время сталкивались.
На следующий день я ничего не делал, внешне – в целях подготовки себя к визиту в Тир‑на Ног‑т, на самом же деле, чтобы выиграть добавочное время и оправиться от ранения. Взявшись, однако, за это предприятие, его приходилось выполнять.
Я поднялся той же ночью в город на Небе, повстречав запутанный набор знаков и предзнаменований, ничего, наверное, не обозначавших, и забрал по ходу дела необычную механическую руку у призрака моего брата Бенедикта.
Возвратившись из этой экскурсии на высоту, я позавтракал с Рэндомом и Ганелоном, прежде чем отправляться через Колвир домой. Мало‑помалу, к нашему полному замешательству, тропа вокруг нас начала меняться. Все выглядело так, словно мы шли по Отражению – подвиг почти совершенно невозможный в такой близи от Эмбера. Когда мы пришли к такому выводу, то попытались изменить свой курс, но ни Рэндом, ни я не сумели воздействовать на изменение сцены. Примерно в это же время появился Единорог. Казалось, он хотел, чтобы мы следовали за ним. Мы так и сделали. Он провел нас через калейдоскопическую серию перемен, пока мы, наконец, не прибыли в это место, где он покинул нас в нынешнем положении.
Казалось, он хотел, чтобы мы следовали за ним. Мы так и сделали. Он провел нас через калейдоскопическую серию перемен, пока мы, наконец, не прибыли в это место, где он покинул нас в нынешнем положении. А теперь, со всей этой последовательностью событий, вертевшейся у меня в голове, мой ум двигался по периферии, протолкался вперед и вернулся к только что сказанным словам Рэндома. Я почувствовал, что снова слегка опередил его. Сколь долго может продлиться это положение дел, я не знал, но я понял, где видел работу той же руки, что выполнила пробитую Карту.
Бранд часто рисовал, когда находился в одном из своих меланхолических периодов, и мне на ум пришла его любимая техника, когда я перебирал в памяти полотно за полотном, осветленные или затемненные им. Добавьте к этому его многолетнюю работу в прошлом с целью приобрести воспоминания у всех, кто знал Мартина; хотя Рэндом не узнал его стиля, я гадал, много ли времени пройдет, прежде чем он так же, как и я, начнет задумываться над возможностями и целями сбора информации Брандом. Даже если и не его рука вогнала клинок, он участвовал в этом акте, снабдив противника средствами. Я достаточно хорошо знал Рэндома, чтобы понимать, что он имел в виду то, что сказал. Он попытается убить Бранда, как только заметит связь, а это будет более чем неудобно.
Это не имело никакого отношения к тому, что Бранд, вероятно, спас мне жизнь. Я считал, что полностью рассчитался с ним, вызволив его из той проклятой башни.
Нет, не долги и не сантименты заставляли меня разыскивать средства увести Рэндома в сторону или отвлечь его. Это был голый, ледяной факт, что я нуждался в Бранде. Он так это устроил. Моя причина спасать его была не более альтруистическая, чем у него – вытаскивать меня из озера.
Он обладал тем, в чем я сейчас нуждался: информацией. Он сразу же понял это.
– Я вижу сходство, – обратился я к Рэндому, – и ты вполне можешь быть прав относительно того, что случилось.
– Конечно, я прав.
– Карта была пробита.
– Явно. Я не…
– Значит, он не был проведен через Карту. Следовательно, человек, сделавший это, установил контакт, но был не в состоянии убедить его пройти.
– Вот как? В любом случае, контакт развился до грани достаточной твердости и близости, чтобы он сумел ударить его кинжалом. Он, вероятно, даже сумел достичь минимального ментального сцепления и удерживать его на месте, пока он истекал кровью. Малыш, вероятно, не имел большого опыта обращения с Картами.
– Может быть «да», а может быть «нет», – промолвил я. – Льювилла и Мойра могли рассказать бы нам, много ли он знал о Картах, но я клоню к тому, что есть возможность, что контакт был прерван до наступления смерти. Если он унаследовал твою способность к регенерации, то мог и выжить.
– Мог?! Мне не нужны догадки! Мне необходим точный ответ!
Я мысленно взвесил все обстоятельства. Я считал, что знал нечто, чего не знал он, но, впрочем, мой источник был не самым лучшим, Я также хотел промолчать о такой возможности, потому что не имел шанса обсудить ее с Бенедиктом. С другой стороны, Мартин был сыном Рэндома, а я хотел отвлечь его внимание от Бранда.
– Рэндом, у меня, может, что‑то есть, – произнес я.
– Что?
– Прямо после того, как Бранда пырнули ножом, когда мы вместе болтали в гостиной, помнишь, разговор обратился к теме Мартина?
– Да, но ничего нового не всплыло.
– У меня было в то время, что добавить, но я воздержался из‑за присутствия всех остальных, а также потому, что хотел обсудить это наедине с заинтересованной стороной.
– С кем?
– С Бенедиктом.
– С Бенедиктом? Какое он имеет отношение к Мартину?
– Не знаю.