Она может позволить себе быть кем-то больше, чем просто женой, больше, чем существом, заменяемым так же легко и быстро, как вакантное место в штате прислуги.
Герцогиня медленно выгнула белесую бровь.
– Молодые женщины в настоящее время слишком многого ждут от брака.
– Вероятно, они понимают, что сами по себе представляют ценность и что быть счастливыми не менее важно, чем быть замужними.
Герцогиня издала какой-то непонятный звук.
– А что будет с миром, если женщины станут предпочитать счастье замужеству?
Фиона улыбнулась:
– Мужчинам или придется намного больше платить домоправительницам, или они задумаются, как сделаться приемлемыми мужьями, после чего решат, хотят ли они приложить усилия, чтобы стать ими, или предпочтут жить в одиночестве.
Уголок рта герцогини чуть искривился.
– Забавная точка зрения.
– Если быть до конца честной, ваша светлость, – продолжила развивать свою мысль Фиона, – меня совершенно не занимает преобразование всего мира. Большинство людей вполне довольны тем, что принимают вещи такими, какие они есть. Просто для себя я хочу больше, чем роль послушной супруги, тогда как ваш сын воспитан традиционно. Его жизнь будет протекать гораздо спокойнее, если он женится на женщине, придерживающейся такого же образа мыслей, как и у него.
Герцогиня внимательно слушала, кивая, затем ровным голосом произнесла:
– Да, тут, пожалуй, вы правы.
Ах, если бы эта женщина не согласилась, сказала, что ее сын был бы счастлив, женившись на ней! Фиона незаметно вздохнула.
– Есть еще что-нибудь, что нам следовало бы обсудить, ваша светлость? – Подойдя к креслу, Фиона взяла лежащие на нем пачки денег.
– Думаю, это все.
Фиона подала деньги герцогине и наклонила голову в знак окончания разговора.
– Тогда прощайте, ваша светлость. Рада, что мы повидались.
– Прощайте. – Герцогиня повернулась и выплыла из комнаты так же величественно, как и вошла.
Фиона долго смотрела ей вслед, и на сердце у нее становилось все тяжелее. Эта женщина вовсе не была чудовищем, каким все ее считали. Да, она замкнута, холодна, чопорна, но если учесть тот мир, в котором она жила, сначала молодой женщиной, потом женой и матерью… Лед – это не всегда плохо, но как печально, что для матери Йена весна так и не наступила. Может быть, если бы им довелось какое-то время пройти по жизни вместе…
Фиона сделала глубокий вдох и выпрямилась. Нет смысла желать и надеяться, если надеждам не суждено осуществиться. К тому же предрассудки общества глубоко пронизывают жизнь, и со временем, несмотря на все ее усилия, она оказалась бы в плену у этих предрассудков и не смогла бы им противостоять. Выйдя замуж за Йена, она стала бы такой же одинокой, пустой и злобно-бессильной, как его мать, а Йен, погруженный в свои занятия, даже не заметил бы, что в ее крошечном мирке всегда царит зима. Смахнув слезы, Фиона вышла из гостиной, решив, что настала пора упаковывать присланные Йеном вещи и отсылать их обратно.
Голова Йена раскалывалась на части, и он поморщился. Определенно ему была нужна еще выпивка, но вот откуда ее взять?
– Гм…
Черт, он, кажется, не один. Кто-то явно считал, что он в состоянии открыть глаза и что-то сказать. Как гнусно с его стороны! Но возможно, это Гарри, а у Гарри может найтись бутылка виски.
Йен с трудом приоткрыл глаза, если бы не мешали ресницы… Нет, даже сквозь ресницы это был потолок его спальни, а когда шум в голове приутих, он почувствовал запах штукатурки. Значит, точно его спальня.
– Гм…
Ну что за назойливость! Впрочем, может быть, ему удастся собраться с силами, повернуть голову и взглянуть, нет ли где виски. Бог знает почему, Гарри никогда не покупает виски.
Йен просунул язык между зубами и верхней губой.
Это было трудно: казалось, кто-то связал маленькие свитеры для каждого из его зубов.
– Йен!
На этот раз его глаза окончательно открылись.
Солнечный свет заливал комнату, терзая те продолжающие работать клетки мозга, которые еще оставались в его голове. Прикрыв лицо рукой, он застонал.
И тут он услышал вздох матери – тяжелый, страдальчески-раздраженный вздох.
– Где Гарри? – спросил Йен, отчаянно надеясь, что близится избавление.
– Я приказала ему убираться. Представления не имею, куда он отправился.
Этого только не хватало!
– Тогда почему вы здесь?
– Чтобы убедиться, что ты жив и тебе очень плохо.
– Так и есть. Теперь вы можете уехать.
– Нет. Я не уеду, пока не выскажу свое мнение относительно положения дел.
Боже! Однажды, появившись у ворот ада, он непременно обнаружит, что и там командует его мать.
– Начинайте. Делайте свое дело.
– Йен, прежде чем я начну, мне нужно, чтобы ты хотя бы немного протрезвел. – Герцогиня встала, и ее юбки захрустели, как будто это было нашествие саранчи. – Камердинер готовит для тебя ванну и воду для бритья. Скоро подадут хлеб с сыром и черный кофе. Когда ты примешь подобающий вид и сможешь дойти до гостиной, не рискуя сломать себе шею, я буду ждать тебя там.
Саранча захрустела по направлению к двери, потом этот хруст постепенно стих. Может быть, если он не встанет, она устанет ждать и уедет? Скорее всего нет. Возможно, она снова придет в комнату и побьет его чем-нибудь. Йен икнул.
– Коннорз! – слабым голосом позвал он.
– Я здесь, ваша светлость.
Слава Богу! Если бы ему пришлось говорить громче, у него лопнули бы мозги.
– Перережьте мне горло.
– Ванна готова, ваша светлость. Вам помочь дойти?
– Нет.
Хотя, наверное, помощь бы ему не помешала.
Йен сполз с кровати, его ноги подгибались, а чтобы обрести равновесие, он схватился за столбик кровати у изголовья. Теперь надо дождаться, когда все вокруг перестанет бешено вращаться. Может быть, попросить Коннорза довести его до ванной и помочь раздеться? Нет, лучше он дойдет сам, сам заберется в ванну или умрет, пытаясь сделать это. Последнее очень вероятно, решил Йен, отпуская столбик, и сделал первый неверный шаг…
Должно быть, так подействовала горячая вода. Или время. Или еда. Вероятнее всего вернуться в реальный мир ему помог крепкий черный кофе, и теперь уже он был способен видеть очертания этого странного мира. Мир оказался не слишком привлекательным, но Йен полагал, что там, где он только что побывал, еще хуже.
– Коннорз!
– Да, ваша светлость?
– Как долго я пребываю в таком состоянии?
– Три дня.
Три? Господи! Он ничего не помнит, кроме того, что сперва появился Гарри и предложил пойти по клубам. Желудок Йена сжался.
– Я не приводил сюда каких-нибудь женщин?
– Вы – нет, ваша светлость.
Он – нет. В каком-то смысле хорошая новость, но не совсем то, что хотелось бы услышать.
– Кто-то другой приводил женщин?
– Лорд Беттлз… Он развлекался, пока вы были плохи.
Опять этот Гарри! Что, впрочем, неудивительно.
– И насколько я был плох?
– Очень плохи, ваша светлость. Миссис Питтман даже посылала прошлой ночью за доктором Мерсером, боялась, что вы можете умереть.
Йен кивнул. Даже отдать концы здесь невозможно без того, чтобы весь мир не пришел в движение.
– Доктор Мерсер велел убрать оставшееся виски, чтобы вы не могли добраться до него, – доложил Коннорз.
– Чтобы вернуть меня на стезю добродетели, так?
– Да, ваша светлость.
Было бы хорошо, если бы кто-нибудь позаботился оттащить его к краю этой стези и оставил там протрезвляться, а не бросил посередине, где его могла переехать любая повозка. Господи, он даже не знает, где ему пришлось побывать.