Интересно, где сейчас другие жены моего отца? Может быть, их души витают здесь и слушают, как он вновь приносит те же обеты, клянется в том, в чем, уже клялся им? И почему, если он так всемогущ, так статен, так мудр, так добр, почему ни одна из них не оправдала его ожиданий?
Я опустила лицо на руки и от всего детского сердца воззвала к Богу, чтобы Он благословил этот брак ради моего отца.
Уже после церемонии в личных покоях короля на приеме для ближайших придворных и советников были поданы и цукаты, и леденцы, и желе, и айва, и персики, и пироги с голубятиной — все, что могла пожелать душа моего милого братика Эдуарда.
И еще. Удивительно, до какой степени взрослые не замечают ребенка, особенно — девочку. Я улизнула от гувернантки Кэт — они с леди Брайан оживленно обсуждали трудности воспитания монарших отпрысков — и бродила по зале. Визит ко двору, возможность видеть отца и великих людей — все было мне в новинку. Зачем же упускать время, цепляясь за юбку Кэт!
Я стояла у шпалеры в углу, рядом с несколькими вельможами. Собственно говоря, подошла я с намерением потянуть одного из них за рукав. И не потому, что это был епископ Кентерберийский, просто я знала: Томас Кранмер — добрейший человек при дворе и обязательно найдет для меня ласковое словечко.
С ним разговаривали двое членов Тайного совета — сэр Томас Ризли и сэр Вильям Паджет, секретарь.
Ризли был маленький, сердитый и напыщенный человечек, он постоянно переминался с ноги на ногу.
— Значит, король, наш повелитель, словно крестьянин, снова прогулялся на ярмарку! — неприятно рассмеялся он. — И привез оттуда не фландрскую клячу, не молоденькую горячую кобылку Говард, а добрую старую английскую корову.
— Отнюдь не такую старую, милорд, — вкрадчиво заметил Паджет, вертя в пальцах бокал с густым золотистым вином. — Наша королева видела лишь тридцать с небольшим зим.
— И с Божьей помощью увидит еще, — мягко добавил Кранмер.
— Да, и, поди, зим тридцать еще пройдет, покуда она произведет на свет то, что нам так нужно! — зло сказал Ризли. — Уверяю вас, земли и деньги она ему принесла еще от прошлых мужей, приданое, достойное королевы. Но вот что касается ребенка — ни разу не дала она всходов, хоть и дважды вспахана! Боюсь, король получит от своей коровы вдоволь молока, но только не телочка — золотого тельца, о котором мы все молимся, нашего языческого идола — второго принца, чтобы уже ни о чем не тревожиться!
— Господь уже благословил нас принцем, милорд, — сказал Кранмер, с нежностью глядя в другой конец приемного покоя, где Эдуард под присмотром своего дяди, графа Гертфорда, забавлялся с королевиными болонками.
Помню, граф выглядел грустным — еще бы ему не печалиться в такой день. Наверняка он вспоминал свадьбу своей сестры Джейн с королем семь лет тому назад и ее смерть при рождении Эдуарда спустя короткое время.
— Гертфорд повесил нос! — вставил ехидный Ризли. Он жадно допил вино и тут же подозвал проходившего мимо слугу — наполнить бокал. — И есть от чего — вдруг родственники новой королевы порасхватают должности, как в свое время они с братцем!
— Верно, граф не единственный Сеймур, которому этот брак — нож острый, — с легкой усмешкой заметил Паджет. — Слышал, что братец Том покорил сердце вдовушки и уже считал ее — и ее богатства — у себя в кармане, но тут король перешел ему дорогу. А теперь негодяй счел разумным отправиться за границу, покуда ее сердце не успокоится на своем законном месте — на груди нового супруга.
— И все же мадам Парр еще может нас удивить, — задумчиво сказал Кранмер, украдкой разглядывая статную фигуру королевы, проходившую в эту минуту по комнате. — Похоже, за ней дело не станет. Вспомните, до сих пор она делила подушку только со стариками, а это не лучший способ добиться приплода.
— А что, теперь иначе? — фыркнул Ризли.
Все трое посмотрели на короля — он сидел на троне, тяжело опираясь на золотой набалдашник жезла.
Жезл был черного дерева — придворный плотник сказал королю, что другому дереву не выдержать его веса. Даже тогда я поняла смысл воцарившегося между ними молчания.
Король стар… в его объятиях мадам, Парр не понесет.
Теперь они разглядывали Эдуарда с непонятной мне пристальностью.
— Бодритесь, милорды, — мягко возразил Кранмер. — Господь милостив. Наш принц достиг шести годов и, похоже, будет жить.
Все промолчали. Я отвлеклась. В другом конце покоя моя сестра Мария беседовала с несколькими духовными лицами, обступившими епископа. Тот еще не переменил богатый церемониальный наряд, в котором проводил венчание. Здесь же стояли герцог Норфолк, смуглолицый политик, — вот кого я всегда боялась, хотя и знала, что мы состоим в отдаленном родстве, — и его сын, юный воин намного выше меня ростом, граф Серрей.
— А что, если, мои добрые лорды, — пробормотал Ризли яростно, но тихо, словно едва осмеливался говорить, — что, если Господь захочет избавить принца от тягот земной жизни и до срока возвести его к венцу вечному?
Паджет резко отступил назад, зыркнул пронзительными серыми глазами.
— Опасные речи, Ризли!
Ризли зло сплюнул на свежесрезанный зеленый тростник под ногами.
— Разве только старые умирают?
— Все в руках Господних! — сурово оборвал его Кранмер. — И мы, и то, что нам предстоит. Да будет воля Его!
Словно услышав эти слова, Мария повернула худую шею и близоруко взглянула в нашу сторону.
— Сестра! — позвала она (меня она не видела, только различала мое новое алое платье). — Елизавета, иди сюда, познакомься — это милорд Гардинер, епископ Винчестерский.
Уходя, я поймала последнюю реплику Ризли:
— Если папистка Мария спелась с Гардинером, за ним стоит приглядеть…
Позади низкорослой худышки Марии высился дородный мужчина в епископской мантии и с большим наперсным крестом. За ним, молчаливо ожидая его приказаний, толпились клирики помельче.
— Эта девочка — леди Елизавета? Епископ Гардинер спесиво нахмурился, его глубоко посаженные глазки не соизволили заглянуть в мои. Лицо смуглое, нос хищно изогнут, грубое обхождение больше пристало бы завсегдатаю пивных, чем служителю Божию. Хмурые кустистые брови, изрытая оспинами кожа пугающе безобразны, зато красный рот под жесткими усами — мягкий и безвольный, как у женщины.
Он не может не знать, кто я! Зачем же это грубое притворство? Однако Мария глядела на него с таким обожанием, что не замечала ничего вокруг. С трудом она отвлеклась на меня.
— Его преосвященство наставлял меня, сестрица, во… во многом. — Снова восторженный взгляд, который гордый прелат принял как должное. — Познакомься с ним, Елизавета, молю тебя, ради спасения твоей души.
— Души, миледи? — рявкнул герцог Норфолк, сердито хватаясь за рукоять шпаги. — Все идет гладко, покуда заботиться о душах предоставляют его преосвященству и иже с ним. А вот наши дела — телесные! Если король намерен воевать во Франции, нам нужны люди — люди и деньги! И в Нидерландах тоже…
Я незаметно отошла. Свадьба отца, способность новой мачехи произвести потомство, любовь Марии к Богу — или к епископу? — всего этого для моего десятилетнего ума было более чем достаточно. Надо сознаться, многое я не стала тогда обдумывать, оставила на потом и забыла. Вскоре меня вновь отослали от двора, и мы с Кэт и фрейлинами вернулись к тихой жизни в Хэтфилде, Гертфордширском захолустье. И здесь Судьба, зная, что меня ждет, позволила мне проспать остаток детства тем сном невинности, от которого все мы пробуждаемся слишком рано.
Глава 2
Он приехал на Благовещенье, в марте лета Господня тысяча пятьсот пятьдесят шестого. В тот год весна была дружная, ее дыхание проникало в затхлые, завешанные на зиму покои, в холодные, заброшенные углы.