В этот момент послышался петушиный клекот и топот сапог. Галик оглянулся. Сквозь листы и колючки он увидел, что за его любимым петухом по кличке Жан-наглец бежит здоровенный солдат. Петух мчался что было сил, но солдат его настигал. Вот он уже уцепился было за яркий хвост, но в этот момент Галик мгновенно протянул из-за куста руку, схватил петуха за шею и прижал к своей груди, второй рукой зажав ему клюв. Петух дернулся и затих. Солдат в недоумении остановился, не понимая, куда исчезла птица.
– Слушай, – прошептал Арик, помогая приятелю удерживать дрожащего петуха. – По-моему, этот прохвост зарывается. Они уже взяли положенное количество кур, мародеры чертовы.
В этот момент петух дернулся, на секунду освободил клюв и возмущенно кудахтнул.
Через мгновение кто-то заслонил свет.
Ребята подняли головы.
– А! – закричал нависший над ними солдат и выхватил у Галика петуха своими огромными ручищами. Тот, размахивая пышным сине-зеленым хвостом, отчаянно сопротивлялся. Полетели перья, петух надрывался «Ко-кхо-хе!».
Галик выпрямился.
– А ну брось птицу!
– Чего? – Солдат лениво смерил хрупкого юношу взглядом.
– Я сказал, оставь петуха в покое.
– Поди, малыш, прочь, – солдат прижал петуха к груди, – пока задницу не надрали.
– Смотри, не отпустишь нашего Петю, худо будет.
– Что? – Солдат грозно сдвинул брови и поднял волосатую ручищу.
Не дожидаясь удара, Галик легко толкнул его рукой, и огромный солдат, не успев ничего понять, полетел на землю. Дело в том, что Арик во время вышеописанного диалога незаметно на коленках подполз сзади, под самые ноги солдата. Неудивительно, что бедняга потерял равновесие и шумно грохнулся от малейшего тычка. Жан-наглец вырвался, встряхнул помятыми перьями, с достоинством покачал своим роскошным изумрудно-голубым хвостом и, гордо вышагивая, пошел на задний двор к своим уцелевшим невестам.
Смущенный солдат быстро вскочил, но, оценив неравенство сил – двое против одного, – хотел ретироваться. Двое друзей испытывали похожие чувства. Они тоже собрались бежать, но в другую сторону. И все бы ничего, но как раз в этот момент на улицу вступил конвой во главе с сержантом.
Сержант Подорога обычно, оглядывая новобранцев, любил иронически прищуривать правый глаз. Огромным карим зрачком левого глазом он при этом свирепо вращал. Со временем левый глаз сержанта стал казаться большим и страшным, в то время как правый сделался маленьким, полузакрытым, подернутым туманной пленкой непрошеной слезы. Если сержант впервые замечал новобранца широко открытым левым глазом, что случалось часто, он начинал относиться к нему со всей суровостью. Ничего хорошего на первых порах ждать бедному новичку не приходилось. «Лечь! Встать! Лечь! Встать! Бегом марш! Что за дохляк! Ну, ты у меня живо поймешь, где зимуют белые раки! Лечь! Встать! Кру-у-гом! Скатку на пле-е-чо! Фузею на другое плечо! Бегом марш!» Левый глаз сержанта бешено вращался, наблюдая за новобранцем, пока бедняга не падал без сил на одном из поворотов. Тогда глаз сержанта стекленел. Подорога поворачивался в поисках ближайших солдат и давал команду: «Отнести эту падаль в палатку!»
Если же Подорога впивался в новичка вдруг открывшимся ни с того ни с сего правым глазом, что случалось, как вы понимаете, нечасто, то к такому рекруту он начинал относиться с истинно отеческим теплом. Он трепал его по плечу и, меняя хриплый бас на нежный баритон, умильно говорил: «Ну что, малыш, послужить батюшке-королю надумал?» Если новобранец оказывался не дурак, если он вскидывал руку, выкатывал грудь колесом и бодро орал «Служу королевскому величеству!», то крупная слеза целиком закрывала правый глаз сержанта. И на долгое время такому новичку были обеспечены теплая палатка и место поближе к котлу.
Арику и Галику, судя по всему, ни место у котла с кашей, ни теплая палатка не грозили. А вот холодная палатка с протекающей крышей и жестким лежаком – это пожалуйста.
– Всем стоять! – рявкнул сержант.
Арик и Галик застыли. Солдат отдал честь.
– Ты что здесь делаешь? – Сержант сделал шаг к недавно поверженному солдату.
– Собираю провиант, господин сержант, – выпалил тот, незаметно отряхивая мундир от земли и листьев. – Согласно приказу.
– Кто приказал?
– Как кто? – Круглые глаза солдата изобразили крайнюю степень удивления. – Вы и приказали, господин сержант.
– Что-то я не припомню такого приказа, – буркнул сержант и перевел взор на двух друзей. – А это кто такие?
Один из парней был повыше и шире в плечах. Темно-русые волосы волною падали на лоб, однако не закрывали живых синих глаз. Второй паренек выглядел стройнее и тоньше, черные волосы были коротко подстрижены, а карие глаза смотрели словно бы с оттенком печали.
Сержант поначалу экономил силы, и на его лице играло лишь подобие приближающейся грозной улыбки. Левый глаз при этом был, разумеется, открыт, маленький же правый старательно сощурен.
– Я спрашиваю, кто такие? – повторил сержант набирающим силу хриплым басом.
Арик и Галик растерянно молчали. Тогда вперед вновь выдвинулся солдат.
– Не могу знать, господин сержант, – бодро отрапортовал он, – Думаю, местные мальчишки. Пытались помешать мне исполнить ваш приказ.
– Мальчишки? – Сержант изобразил недоверие, тогда как зрачок его левого глаза потихоньку пришел в движение. – Вздор! Это не мальчишки!
– А кто же? – глупо улыбаясь, спросил солдат.
– Это доблестные защитники родины и его величества короля. Или я не прав? – И вот тут карий зрачок начал описывать страшные круги.
Солдат притих. Оба паренька – и темно-русый, и черноволосый – по-прежнему безмолвствовали.
– Вы, безусловно, правы, дорогой сержант! – Из-за поворота показался невысокий военный с тщательно подстриженными усами. – Правы, как никогда.
– О да, господин капрал, конечно же, я прав. Тогда почему, черт их дери, – сержант гневно оглянулся на каптенармуса, который, как обычно, шествовал за ним следом, – они в каком-то штатском рванье, а не в наших славных мундирах? Где их шпаги? Фузеи? И где их жалованье?
В руках у каптенармуса, худого малого в мешковатом мундире и с печалью во взоре, как по волшебству оказались два маленьких кожаных мешочка. Он ловко кинул их обеими руками, так, словно швырнул гранаты. От неожиданности Арик схватил один мешочек, а Галик поймал второй.
– Вы поняли, парни, что произошло? – Сержант наконец позволил себе широкую грозную улыбку. – Вы зачислены в мою роту. Это ваше жалованье за три месяца вперед. Завтра примете присягу и все такое прочее.
Тяжелые мешочки жгли руки молодым людям, но бросить их на землю они не решились.
– Понятно? – закричал сержант страшным голосом.
– Вполне, – тихо сказал Арик.
– Куда уж понятней, – пробормотал Галик.
– Не по форме отвечают, – криво улыбнулся капрал.
– Научим, господин капрал. – Сержант не отводил цепкого взора от двух переминавшихся с ноги на ногу крестьянских парней – один был в лаптях, а другой в латаных-перелатаных башмаках, сшитых еще по моде прошлого века.
– Надеюсь, – сказал капрал и удалился, изящно переставляя ноги в начищенных сапогах на высоких каблуках и с маленькими серебряными шпорами.
– Да, кстати, а из-за чего у вас вышла баталия? – Сержант устремил грозный взгляд на слегка помятого солдата.
Тот пожал плечами, пожирая честными глазами своего сержанта.
– Так чем ты, говоришь, здесь занимался?
– Заготовлял провиант для ротной кухни. – Солдат вытянулся во фрунт.
– Допустим. А драка из-за чего? – Сержант повернулся к парням.
– Да из-за Жана-наглеца, – простодушно ответил Арик.
– Что?! Кто этот Жан?
– Это наш петух, – пояснил Галик.
– Ха! Ну и имечко! Отчего такое?
– Когда в саду накрывают стол для обеда, – охотно пояснил Галик, – петух непременно вскочит на стол, гуляет среди тарелок и вовсю поет-заливается, пока ему поклевать не дадут – семечек или изюма.
– Ну и ну! – удивился сержант.
– Изюм он очень уважает, – добавил осмелевший Арик. – А вообще он у нас всеобщий любимец. Поет – ну что твой соловей! Так что он у нас для супа не предназначен.
– Охранную грамоту, стало быть, петуху выдали? Забавно! Ловкачи! Ладно, умники. Про петуха забыть! И про суп тоже. Вы теперь солдаты его величества короля. Захочет ваш командир – будете есть и петушатину, и свинину. И даже баранину. Не заслужите – посадит на овес и перловку. Ясно?
Сержант продолжал вращать своим страшным левым глазом, который грозно сверкал и не обещал ничего хорошего. Он делал это так долго, что даже устал.
– Вот Валик молодец, спрятался, – тихо пробормотал Арик. – А то бы и его загребли.
– Уметь надо, – прошептал в ответ Галик.
А солдат, которому так и не удалось завладеть петухом по кличке Жан-наглец, посмотрел на двух новобранцев долгим мрачным взором и загадочно ухмыльнулся.
* * *
Повернувшись к своему сопровождению, сержант негромко отдал какой-то приказ, и все двинулись в сторону площади, на которой рядом с опустевшими бочками работал пункт приема добровольцев. Только вот добровольцев в Залесье не нашлось. Или же, точнее, добровольцами считались те, кого удавалось поймать солдатам. За пойманными, которых вели на площадь, в некотором отдалении шли их жены или невесты и выли в голос. Но никто не обращал внимания на этот вой.