Ее имя с болью сорвалось с его губ: он не собирался заходить так далеко. Но не смог удержаться. И тем не менее он не опомнился, не прислушался к голосу рассудка — потому что рассудок в эту минуту не имел значения. Он желал ее, не мог оторваться, хотел заполучить ее целиком. Это желание возникло с мучительной остротой и отчаянием. Какой-то частью сознания он злился на себя: он человек, а не зверь, не способный мыслить и сдерживаться. Но гнев ничего не менял, как и боль, которую он, должно быть, причинил ей. Она вздрогнула, но он не отпускал ее. Внезапно она вскрикнула, крепко обняла его и прижалась лицом к его плечу. Ее пронзила боль; он не мог отстраниться, потому что она вдруг последовала за ним, прижимаясь все крепче. Ярость и вожделение свели его с ума, он задвигался с лихорадочной энергией, проникая, заполняя собой, спеша, наслаждаясь каждым движением и желая все большего. Дикое наслаждение стремительно нарастало в нем. Он смутно замечал, как собирается под ними в складки грубошерстное одеяло. Мир вокруг по-прежнему сладко пах свежескошенным сеном, но еще слаще был аромат цветов, женщины и влаги, пропитавшей их ложе.
Она не отрывала лица от его плеча. Он схватил ее за волосы и заставил взглянуть ему в лицо. Ее глаза блестели от непролитых слез. Он вновь нашел ее рот и прижался к нему, заставляя ее приоткрыть губы. Она подчинилась и ответила на его поцелуй, словно утоляя жажду, — сначала несмело, затем все более жадно, пока не закружилась голова. Нарастающее в нем наслаждение взорвалось пламенем, мышцы сжались и напряглись, он оставался в ней, пока напряжение покидало его — волна за волной, потрясая, заставляя излиться в нее. В этот момент он смутно понял, что и Шона никогда не собиралась заходить в своей игре так далеко. Он осторожно провел кончиками пальцев по ее лицу, уже готовый сказать, что ее условием сделки будет брак, но решил повременить. Она была еще слишком взволнована, а ему не терпелось с гордостью поведать ей, что она только что возбудила его, как не удавалось ни одной другой женщине. Такие признания девушке, подобной Шоне, могли дорого обойтись мужчине в его положении. Она по-прежнему оставалась Шоной Мак-Гиннис, главой рода Мак-Гиннисов из Крэг-Рока, и могла представлять угрозу.
Она не открывала глаз. Ее прекрасное тело блестело в красноватом свете лампы. Потрясенный, встревоженный, удовлетворенный и вместе с тем желающий большего, он открыл рот, чтобы заговорить. Но не успел произнести ни слова. Помешала боль, страшная боль в голове. Его обступила кровавая пустота…
Он коснулся пальцами своего виска, отдернул их и увидел, что по пальцам струится кровь. Кровавая пустота вокруг становилась черной. Красные пятна кружились все быстрее и уплывали, сменяясь мраком. Во мраке вспыхивали желтые, золотые, оранжевые, голубые языки…
Огонь.
Это огонь. Дэвид не знал, почувствовал он боль в голове и жар одновременно или между этими событиями прошло какое-то время. Задыхаясь от невыносимого жара, он пытался прояснить мысли…
Снова чернота. Ни проблеска. Пустота…
Смерть?
Да, смерть. Как и было задумано кем-то. И в некотором смысле той ночью он и вправду умер.
Смерть подкрадывалась не спеша. Он беспорядочно метался из стороны в сторону. Боль то вспыхивала, то исчезала. Леденящий холод сменялся опаляющим жаром. Мрак…
Вдруг снова яркие пятна — синие, как утреннее небо. Солнце било ему в глаза, вновь заставляя голову раскалываться от боли.
Он услышал плеск воды. Значит, он в лодке. Может, на озере?
— Поставь на ноги вот этого и пошевеливайся, парень! Пойдем под парусами.
Он подскочил от резкого пинка в бок. Несмотря на то что боль продолжала терзать его голову, он ухитрился сесть.
Солнце ударило ему в глаза, чуть не ослепив. Он увидел, что одет в лохмотья и покрыт грязью. Он оказался на большом корабле. Вокруг суетились матросы, выполняя приказы человека с деревянной ногой, который с презрением уставился на Дэвида.
— Поднимите-ка этого грязного ублюдка! — выкрикнул одноногий. У него оказался странный, непривычный выговор.
Дэвид попытался встать, пошатнулся и чуть не упал. Только теперь он заметил, что лежал на соломенном матрасе. Он с трудом удержал равновесие, готовый вцепиться в горло одноногому.
— А ты знаешь, с кем говоришь? — гневно спросил он.
— Наглец! Тебе повезло, ублюдок. Ты будешь жить, но по мне лучше бы тебя отдали палачу в Глазго.
— Палачу?
— За убийство той девчонки.
— Убийство?!
Он рванулся к одноногому, тот сдавленно закричал. Не прошло и секунды, как на Дэвида навалилась дюжина крепких матросов. Он отбивался, но понимал, что ему не хватит сил. Наконец он упал на колени, и волна тошноты вновь подхватила его. Одноногий, ловко передвигаясь по качающейся палубе, подошел поближе и ударил Дэвида своей деревянной конечностью, опрокинув на доски. Но Дэвид почти не ощутил боли. О чем они говорят? Что случилось после того, как его чуть не убили в конюшне? Он не помнил ничего, кроме запаха гари. Неужели кто-то вошел и убил Шону?
— Убийцы! — выкрикнул он, рывком поднимаясь на колени. — Если она мертва…
— Да, девчонка уже на том свете — по пьянке ты перерезал ей горло в холодную ночь в Глазго, и будь я проклят, если ты не поплатишься за это!
— В Глазго!
— Напился и не помнит, что натворил! — с отвращением пробормотал одноногий. — Мистер Фиппс! — обратился он к одному из своих людей. — Уведите-ка этого ублюдка и подержите под замком еще несколько дней — он пробыл в лихорадке слишком долго, и пользы от него не будет. Но попомни мое слово, Мак-Дональд, я с тобой еще посчитаюсь!
— Мак-Дональд? — взревел Дэвид. — Я не Мак-Дональд! Я — Дэвид Даглас из Касл-Рока, наследник лорда!
Его последние слова заглушил гогот моряков, собравшихся вокруг.
— Сбросьте ублюдка вниз! — с презрением крикнул одноногий капитан.
— Попробуй только прикоснуться ко мне, грязная свинья, и, клянусь, я убью тебя! — пообещал Дэвид.
Очевидно, одноногий воспринял эту угрозу всерьез.
— В цепи его! — скомандовал он.
Первого же противника, который шагнул ближе, Дэвид сумел опрокинуть сокрушительным ударом в челюсть. Он повернулся как раз вовремя, чтобы оттолкнуть локтем матроса, напавшего справа. Еще одного он оттолкнул ногой, а четвертого опрокинул на спину двумя ударами кулака.
Но тут подоспели еще четверо. Дэвида заковали в кандалы, а удар увесистым грузилом по голове вновь лишил его сознания.
Когда он пришел в себя, то обнаружил, что лежит на грязной, слипшейся соломе. Он задыхался от вони. Кто-то накрыл его рваным одеялом. Низкорослый человечек в лохмотьях, с угловатыми чертами лица и глазами навыкате пытался протолкнуть между губ Дэвида ложку безвкусного месива. Дэвид закашлялся, сплюнул и сумел поднять руку, чтобы оттолкнуть ложку.
— Воды, — прохрипел он.
Незнакомец принес воды, тревожно поглядывая на подопечного. Дэвид напился, стараясь не делать большие глотки. Но голос его по-прежнему остался хриплым, когда он спросил:
— Что это за корабль? В какую преисподнюю я попал?
— Это и вправду преисподняя, — отозвался низкорослый незнакомец. — Ты, приятель, на судне для каторжников «Месть», которое плывет в Австралию.
— Ну кто-то дорого поплатится за это! Я — наследник лорда Дагласа из Касл-Рока!
Незнакомец не шевельнулся. В бешенстве Дэвид выбил миску каши из рук человека, который пытался помочь ему.
— Почему мне никто не верит?
— Наследник Дагласа погиб при страшном пожаре две недели назад.
— Что? Значит, две недели назад случился пожар…
— А сын лорда погиб и похоронен, Мак-Дональд, и здешние ребята считают, что ты, убийца женщины, кощунствуешь, дерзая назваться его именем.
— Что за женщина была убита? Шона из Крэг-Рока? Незнакомец в замешательстве покачал головой:
— Нет, Мак-Дональд! Девчонка, с которой ты познакомился в таверне Ормсби!
— Я не знаком ни с какой девчонкой из таверны, я не бывал в Глазго много лет! Если нам удастся повернуть корабль к берегу, я сумею доказать…
— Тсс! — зашикал его собеседник, похожий на мартышку. — Кое-кто здесь считает, что ты рехнулся от лихорадки, другие верят, что ты лорд и разберешься во всем, когда придешь в себя. Но капитан — а он не знает жалости — сказал, что впредь каждый раз, когда ты назовешь себя Дагласом, ты будешь получать по двадцать ударов плеткой-девяти-хвосткой.
— Я Дэвид Даглас! — повысил голос Дэвид. Скрипучая дверь с грохотом распахнулась. Одноногий спускался по лестнице, морщась от вони. За ним следовало несколько матросов, и среди них — гнусного вида парень, которого Дэвид первым ударил в челюсть.
Его щека до сих пор была перекошена. Вероятно, от удара он лишился нескольких зубов.
— Мак-Дональд, больше я не намерен терпеть твои выходки на своем корабле! — заорал одноногий. — Держите его, ребята!
Дэвид не сдался и на этот раз, но был слишком слаб, а противники — слишком многочисленны. В конце концов на него насели со всех сторон и привязали к столбу, подпирающему потолок в середине тесной камеры.
Угрозу двадцати ударов плеткой-девятихвосткой привели в исполнение. Наказание взялся выполнить парень с перекошенным лицом, но даже он помедлил, нерешительно взглянув на одноногого:
— Он едва живой, кэп. Двадцать плетей его прикончат.
— Он высок, как дуб, и мускулы у него, как у воина. Эту силу он обратил против невинной жертвы. Господь осудил его. Если он умрет, так тому и быть, но лучше бы он выжил — он пригодится для работы в Сиднее. Мертвец ни на что не годен. Начинай.
Каждая плеть безжалостно впивалась в тело Дэвида. От слабости боль казалась ему невыносимой. Он потерял сознание прежде, чем наказание успело завершиться.
Очнувшись, он вновь увидел рядом маленького человечка, скорбно качающего головой.
— Тебя зовут Коллум Мак-Дональд, — предупредил незнакомец. — Да, да! Будь даже твоя история про лорда правдой, лучше бы тебе о ней забыть. Капитан Варне забьет тебя до смерти, так что не раздражай его! Работай с парусами, мой палубу, делай все, что он велит. Выживи, чтобы рассказать свою историю тем, кто согласится выслушать ее!
— Я — Дэвид Даглас, старший сын и наследник лорда из Касл-Рока, с севера Шотландии! — настаивал Дэвид.
— Замечательно, дружище, я тебе верю. Но если хочешь жить, отзывайся на имя Мак-Дональд. И попробуй поесть — суп подкрепит твои силы. Скоро тебя потащат на работу.
Дэвид уставился на незнакомца и нахмурился.
— Кто ты такой, черт возьми, и какое тебе дело до меня? Безобразное лицо расплылось в улыбке.
— Некогда я был лекарем Джеймсом Мак-Грегором с Хай-стрит, из Глазго. А потом любовница знатного господина решила избавиться от его ребенка и обратилась ко мне за помощью. Она умерла, когда я пытался остановить кровь из ее чрева. Ее покровитель подал на меня в суд, но милосердные судьи отправили меня на этот корабль вместо того, чтобы сразу отослать к палачу. Да, они не поверили мне и не поверят тебе.
— Лекарь! — удивленно пробормотал Дэвид.
— А теперь меня называют убийцей.
Дэвид уставился на незнакомца и наконец понял мудрость его совета.
— Стало быть, я Мак-Дональд.
— Да, так будет лучше. Дэвид пожал плечами.
— Мак-Дональды — не самый плохой из кланов. Даже в порядочных семьях попадается паршивая овца, верно?
— Мак-Дональд — хорошее имя, с ним можно выжить, пока ты не вернешь собственное.
Дэвид согласился. Добиться справедливости и отомстить можно было только одним путем — выжить. Бессильный гнев, злоба на Шону и ее сообщников сейчас ничем не могли помочь. Неужели его считают мертвым? Но ведь он не умер. И вместе с тем вряд ли такое существование можно назвать жизнью. Он попал в земной ад. Но он непременно выживет. Останется в живых хотя бы потому, что должен вернуться, выяснить, кто стремился убить его и кого похоронили вместо него. Разузнать, какие злые замыслы и заговоры ввергли его в эту бездну вечного горнила.
Он вновь появится в ее жизни.
И тогда, да поможет ему Господь, он обрушит на Шону всю свою ярость, заставит ее поплатиться — не только ее, но и всех, кто причастен к нападению на него. И позаботится, чтобы они получили по заслугам!
Дэвид проснулся внезапно и вспомнил, что он уже не на борту корабля, не узник и не убийца. Он обрел свободу и вернулся к себе домой, в Касл-Рок.
Дэвид быстро повернул голову. Шона спала. Все эти годы он с нетерпением ждал, когда вернется сюда, мысли об отмщении преследовали его во сне и наяву, но хотя он жаждал мести, то и дело оказывалось, что он просто желает ее саму. Ее аромат преследовал Дэвида по ночам. Воспоминания об атласном прикосновении ее кожи приходили к нему в темноте, он вновь чувствовал, как скользят под его ладонями пряди ее волос. А теперь…
Ему хотелось и нежно обнять, и с силой встряхнуть ее. Когда она была моложе, он заботился о ней как о неуправляемом, упрямом, прекрасном ребенке. Когда она выросла и расцвела, он стал испытывать к ней влечение. Все это время он желал ее, потакая своей слабости и вместе с тем — жажде мести.
Но Шона вновь завладела его сердцем, лишила рассудка. Он поднялся с постели и подошел туда, где она спала на холодных плитах пола. Осторожно подняв на руки, он отнес ее в постель. Не в силах сдержаться, он нежно прижался губами к ее губам, впитывая сладость поцелуя.
Глупец! Опомнившись в последнюю минуту, он покинул комнату тем же путем, которым пришел сюда.
Глава 8
Шона сидела у себя в кабинете, дотошно проверяя каждую цифру в конторских книгах, которые велись в обоих поместьях. Насколько она могла судить, ни единого шиллинга не было потрачено зря с того дня, как похоронили Дэвида Дагласа — или обугленный труп, который приняли за тело Дэвида Дагласа.
Вздохнув, она отложила книги, поднялась, потянулась и выглянула из большого окна, так похожего на окно в ее спальне. К окну вели ступени, за ним проходил каменный балкон. Балконы служили частью оборонных укреплений замка, но, насколько было известно Шоне, ими никогда не пользовались по назначению, ибо во времена феодальных войн, некогда терзавших север Шотландии, наружные стены замка выдерживали любую осаду.
Она нахмурилась, глядя в окно и надеясь, что оно подскажет, каким образом Дэвид появлялся в ее комнате и исчезал.
С тех пор как она проснулась на второе утро после возвращения Дэвида и обнаружила, что лежит в постели, прошло три дня. Эти дни она провела в непрестанной тревоге, ожидая появления Дэвида в любую секунду.
Но его не было.
Однако Шона знала, что он приходит в замок по ночам. Она находила следы его визитов. В первое утро на подушке лежал букет цветов. На второе оказалось, что подушка рядом с ее головой примята. Шона поняла, что прошедшей ночью Дэвид спал рядом: он оставил маленький, искусно сделанный кельтский крест на тонкой цепочке — фамильное наследие Дагласов. На третье утро она нашла тонкий шелковый платок и стакан с остатками бренди на старом сундуке в изножье кровати. Она подолгу размышляла о подарках, борясь с искушением бросить их в огонь. Должно быть, Дэвид оставил их для нее в насмешку. Тем не менее Шона стала носить крестик, спрятала цветы под подушку и положила платок в карман. Ее возмущало, что она испытывает беспокойство днем, долгие часы проводит без сна по ночам, но вместе с тем крепко спит во время визитов Дэвида.
Днями он скрывался где-то в окрестностях. Шона не сомневалась, что он способен проникнуть как в ее кабинет, так и на конюшню, и в шахты. Вероятно, даже бывает в замке Мак-Гиннисов, хотя она никогда не слышала о существовании потайных ходов в доме ее предков.
Но чем он занимается? Что ищет? Шона понимала: несмотря на то что незаметные появления и исчезновения Дэвида раздражают ее, заставляют опасаться последствий и обвинений против своих родных, ей не терпится вновь увидеть Дэвида.
Она боролась с желанием снова встретиться с ним, но ничего не могла поделать. Она изводилась от ожидания, мысли о Дэвиде преследовали ее.