— Так это был ее выбор — стать вашей любовницей?
— Да, — откровенно признал Мэтью, — это… — В отчаянии он пробормотал невнятное ругательство по-французски. — Ну как вам это объяснить? — воскликнул он, теряя терпение.
Оглушительный удар грома заставил задрожать французские окна, и дождь забарабанил еще сильнее.
Мэтью пристально смотрел на сидевшую перед ним девушку. Традиция находить себе любовниц среди красоток смешанной расы существовала у креольских мужчин с незапамятных времен, но мог ли он поведать о ней этому невинному созданию? Он мог просто сказать, что так здесь поступали и поступают, но понимал, что Рэчел этого будет мало. Ей нужна вся правда.
Девушка казалась спокойной, но ее мысли и чувства были в полном беспорядке.
— Давным-давно, — начал Мэтью, — здесь, в Новом Орлеане, утвердился обычай, согласно которому молодые люди выбирают себе подружек в среде женщин, заранее к этому готовых. Женщин, должен я добавить, которых с самого детства приучают нравиться и угождать мужчинам. Это не значит, разумеется, что такие женщины готовы расточать свои ласки кому угодно. От мужчины, вступающего в подобную связь, требуется приличное происхождение и определенный уровень дохода. Он должен нести ответственность за женщину, дать ей уверенность в том, что готов защитить ее и обеспечить будущее — как ее самой, так и детей, которые могут родиться от их союза.
Раньше, когда мой отец был еще юношей, даже устраивались так называемые «Квартеронские балы», где молодые люди могли найти себе девушку. И как правило, этими р1асйеs [10] становились квартеронки [11] , которых их собственные матери воспитали и подготовили именно для такой жизни.
— Их собственные матери участвовали в подобных сделках?
Мэтью натянуто улыбнулся:
— Разумеется. Их самих вполне устраивала такая жизнь, так почему бы им не желать того же своим дочерям?
— А брак? Уважение?
Мэтью пожал плечами:
— Такого рода соглашения не подразумевают брака.
— И исключений не бывает?
— Я знал лишь одного мужчину, женившегося на своей femme de couleur [12] , — спокойно сказал Мэтью. — Здесь их не принимали в обществе и в конце концов они уехали, отправились во Францию и обосновались там.
При его словах лицо Рэчел просветлело.
— Он должен был очень любить ее, чтобы покинуть ради нее родину и весь свой мир.
— Так оно и было, — подтвердил Мэтью.
— Вы были знакомы с ним? — что-то в его тоне подстегнуло любопытство Рэчел.
— Это мой дядя Этьен, младший брат отца.
Его откровенность удивила и обрадовала Рэчел.
— А там они приняты в обществе?
— Да, и их дети удачно женились и вышли замуж, так что у дяди Этьена и тети Жанетт теперь множество замечательных внуков. Успокойтесь, Рэчел, — продолжал Мэтью. — В имении Бель-Шансон нет рабов.
— Правда? — спросила она с сомнением и голосе.
— Даю вам слово, слово Деверо, — заверил он.
— Когда папа взял меня о собой на вашу плантацию, я видела там множество чернокожих — как в доме, так и на полях.
— Это верно, — согласился он. — На нашей плантации много работников. Помимо сахарного тростника мы выращиваем кедры, орехи, фруктовые деревья, разводим лошадей. Все это требует рабочих рук, иначе плантация перестанет приносить доход.
— И они не рабы?
— Часть из них — бывшие рабы. Многих живущих у нас чернокожих мой отец купил на новоорлеанских аукционах.
Рэчел вздрогнула, пытаясь представить себе, как это, должно быть, больно и унизительно — чувствовать себя чужой собственностью, вещью, которую продают и покупают по чьей-то прихоти.
— Но теперь они свободны?
Мэтью кивнул.
— С того самого дня, когда отец женился на моей матери, — пояснил он. — Я говорил вам, что мама родом из Филадельфии, помните? Так вот, сама мысль о владении живой собственностью претила ей, и она согласилась принять предложение моего отца лишь при условии, что он освободит своих рабов.
— О, как замечательно! — воскликнула Рэчел. — Значит, он очень любил ее, раз совершил ради нее подобный поступок, а ваша мама не побоялась рискнуть собственным счастьем, отстаивая свои принципы.
— Oui [13] , отец действительно любил маму очень сильно. И за это, — подчеркнул Мэтью, — его весьма порицали друзья, которые просто не могли понять, как он может так поддаваться ее влиянию. Это шло вразрез с устоями общества, воспитавшего его.
— Тогда я вдвойне восхищаюсь вашим отцом — за его мужество, — улыбнулась Рэчел. — Я хорошо знаю, какой смелости порой требует любовь. Мои родители многое принесли в жертву, чтобы быть вместе и даже покинули родину, не желая больше жить среди людей, взирающих на них с осуждением.
— Стало быть, у нас с вами много общего, — сказал Мэтью, протянув руку и накрывая широкой ладонью ее маленькую ручку. Белоснежная кожа Рэчел сильнее оттенила его бронзовый загар.
Раздался новый удар грома и, выдернув руку, Рэчел поднялась и снова подошла к французскому окну. Повернув медную ручку, она открыла его и вдохнула влажный воздух, глядя, как струи дождя колотят по камням внутреннего дворика.
Мэтью поднялся вслед за ней и встал у нее за спиной. Несмотря на ее широкий кринолин, он почти что прижимался к ней, так, что Рэчел ощущала тепло его тела. Это тепло, казалось, обволакивает ее.
Осторожно, слегка касаясь шелка ее блузки, пальцы Мэтью скользнули по плечу Рэчел, по ее локтю и, наконец, достигли ее руки. Он поднес эту трепещущую ручку ко рту и нежно коснулся ее губами.
Рэчел вздрогнула, по ее телу побежали мурашки. Никогда еще никто не прикасался к ней так интимно-ласково. А это прикосновение было легким и нежным, словно перышко скользнуло по ее коже.
— Рэчел, — прошептал он ей на ухо, поворачивая ее лицом к себе.
Он наклонил голову и захватил ее рот своими губами, сначала нежно, словно не желая пугать ее. Не встретив сопротивления, он пошел дальше, раздвигая ее губы и углубляя поцелуй, в то время, как его руки обвились вокруг нее, все теснее прижимая девушку к его возбужденному телу.
Рэчел почувствовала, что в ней разгорается какое-то бурное пламя и заставляет ее голову кружиться от наслаждения. Глаза ее закрылись, и она полностью отдалась переполняющим ее и доселе незнакомым ощущениям. Ничего подобного она еще не испытывала, и губы Мэтью творили с ней странные вещи: окружающий ее реальный мир куда-то отодвинулся, и она парила в бесконечном пространстве.
В стремлении прижать его еще ближе ее руки двигались по его широкой спине, пальцы перебирали материю его сюртука. Затем она обхватила одной рукой его затылок, запустив пальцы в блестящие черные волосы. Они оказались густыми и шелковистыми.
Мэтью оторвался от губ Рэчел и принялся покрывать нежными поцелуями ее шею, которую расстегнутые пуговицы блузки оставили открытой. Одной рукой он обвил ее талию, второй поддерживал ее затылок, так что его ладонь исчезла в волнах ее длинных пышных локонов.
— Oh, ma belle [14] , — выдохнул он ей на ухо, его хриплый шепот напоминал удовлетворенное мурлыканье сытого кота.
— Tu es charmante, ravissante [15] , — продолжал он нашептывать, перейдя на язык своих предков. — Je te dйsire, ma bien-aimйe [16] .
Вдруг Рэчел вынырнула из тумана, в который погрузили ее ласки Мэтью. При звуке французских слов, произнесенных этим низким, завораживающим голосом, ее сердце словно сжала ледяная рука. Не эти ли самые слова он нашептывал по ночам своей любовнице, Доминике?
Взволнованная, она уперлась руками в его мощную грудь, стремясь высвободиться из его объятий и одновременно негодуя на самое себя. Что с ней приключилось? И что он теперь о ней думает?
Почувствовав ее внезапное сопротивление, Мэтью выпустил ее из своих объятий.