Общевойсковая армия, а тем более ее тылы не угонятся за танками.
Я пробил плотину молчания. Выступают остальные. Речь об одном - об усилении тылов. Нужен армейский автомобильный полк, нужен батальон подвоза горючего.
Сталин подходит к каждому говорящему. Пристально, не моргая, смотрит в глаза.
- Какие еще нужды?
Катуков просит дать танковым армиям несколько артиллерийских дивизионов. Садится и, вспомнив, встает снова:
- Необходим дорожно-восстановительный батальон. Аппетит приходит во время еды. Кто-то из командующих вслух мечтает об увеличении количества единиц в бригаде до ста.
- Нельзя, - отвечает Сталин.- Наша промышленность делает все возможное. Пока придется довольствоваться прежним числом машин в бригаде. А что до остального, дадим. Артиллерию дадим, автомобили дадим, инженерные части дадим, госпитали дадим.
Мы облегченно улыбаемся.
- Идея ликвидации тылов в танковых армиях единодушно отвергается, - Сталин оглядывает членов ГКО. - Не ослаблять танковые тылы, а усиливать их - такова сегодняшняя задача.
Без паузы переходит к следующему вопросу. Танковые армии впервые действуют в наших вооруженных силах. Они приобрели первый опыт наступательных операций. На основании его надо разработать инструкцию об использовании танковых армий в наступлении.
- Этим, товарищи генералы, вы займетесь, не выезжая из Москвы. Задержитесь на несколько дней. Как только инструкция будет готова, товарищ Федоренко доложит ее ГКО. Все.
Прямо из Кремля ночью едем в ЦК. Здесь, за стаканом чая, в товарищеской обстановке мы выкладываем все наши просьбы, сомнения и жалобы.
Подняты плотные шторы. За окном хмурое октябрьское утро с навалившимися на землю тяжелыми тучами.
Цекисты показывают свежие иллюстрированные журналы, предназначенные для немецких войск, и на прощание дарят нам новые автоматы, которые стали изготовлять на московских заводах. Мы отправляемся в Главное управление БТМВ.
Почти все время я провожу в БТМВ, Главном управлении кадров и ПУРе.
Когда выдается свободный час, брожу по улицам. Однажды случайно попадаю на рынок.
Мы, конечно, слышали о дороговизне в тылу. Но - 80 рублей кило картошки, 30 - одно яйцо... Такое не умещалось в сознании, никак не вязалось со скромным заработком нашего хозяина на Сущевке.
Я медленно шел между деревянными столами. Мальчуган лет семи ползал по земле, собирая в сумку капустные листья. Старуха промокала тряпочкой капли молока на темных досках прилавка и отжимала эти капли в банку. Инвалид предложил мне пакетик с сахарином...
Армия одержала первые великие победы. Эти победы избавили народ от угрозы порабощения, позволили свободнее вздохнуть. Но жизнь в тылу еще не стала легче, голод не разжимал свою костлявую руку.
Как и всякий на фронте, я мечтал побывать в тылу. Теперь я шагал по московским улицам и хотел одного - скорее в Сумы, скорее на фронт.
Работа наша подходила к концу, задание ГКО было выполнено. Предстояло еще с кем-то поговорить, кого-то увидеть. Но прав был Катуков: всех дел не переделаешь.
Мы уже собирались в отъезд, как вдруг раздался телефонный звонок из Президиума Верховного Совета. Михаил Иванович Калинин просит Катукова и меня приехать к нему.
Кремль малолюден и днем. Та же тишина на лестницах, в коридорах.
Михаил Иванович по-стариковски ласково щурится сквозь две пары очков, жмет руки, за локоть подводит к креслам:
- Вам по два ордена на брата причитается. Вручив ордена, снова усадил нас.
- Хочу спросить о самом главном. Как бойцы живут? Он задавал въедливые вопросы и все время предупреждал:
- Только не лукавьте, отвечайте правду. Вши бывают? Над костром рубахи трясут? Палочкой выбивают? Мы рассказали о дезкамерах.
- Всех успевают обслужить? А в рейде? Интересовался, достаточно ли белья, как часто меняем его во время боев. Особенно подробно расспрашивал о питании.
- Вы тогда ночью и о снарядах говорили, и о горючем, и об артиллерии. Но ни слова о питании солдат. Потому и досаждаю вопросами. Как бы ни было тяжело в стране, армия должна получать все необходимое. Это не двадцатые годы.
Михаил Иванович откинул голову, что-то припоминая.
- Да, в двадцатом году было... Приехал я на курсы краскомов в Николаеве. Гляжу - что за чудеса. Курсанты в белых брюках и в рубашках, будто в нижнем белье. У иных - красное обмундирование, у иных - синее. Спрашиваю, что сие означает. Дежурный докладывает: исподнее носим. Больше ничего не имеем. А цветное - это кто как покрасить сумел.
- Так и вы, Михаил Иванович, тогда в латаных клетчатых брюках щеголяли и в таких штиблетах, что не дай бог! - сказал я.
Калинин поверх очков уставился на меня:
- Я? Откуда вам известно?
- В тот день помощником дежурного по курсам краскомов был курсант Попель.
- Не может быть! - весело изумился Михаил Иванович. - Подождите, подождите, а во что все обуты были?
- В лапти, "бульдо на 42 очка". Бульдо - это тогда самые модные ботинки так назывались: широконосые, как бульдоги. А в лыковых лаптях 42 клетки. Вот и получалось "бульдо на 42 очка". Зато пилотки были суконные. Носились на правую бровь под углом 39 градусов. Лихой вид!
- Кормили вас тогда неважнецки, - вздохнул Калинин,- Меня, правда, раками угощали.
- Сами ловили... А так - три четверти фунта хлеба в день на брата. Из них одна четверть отчислялась в помощь голодающим. Утром чай с сахарином, вечером чай с сахарином. В обед - бачок супа. Поставят его на стол. Вокруг десять человек. Старший командует: "Поднять ложки", потом - "Кушай воду". Это - чтобы до времени картошку не вылавливали.
- И ни один не пожаловался,- одобрительно покачал головой Михаил Иванович, - ни один... Подождите, подождите, тогда я распорядился, чтобы вам прислали обмундирование. Получили?
- Как же, недели через две пришло. Гусарская амуниция.
- Гусарская? - поднял брови Калинин.
- Кивера, мундиры.
- Носили?
- Кивера единодушным голосованием отвергли. А мундиры взяли; только чего-то спарывали с них. А потом получили английские ботинки, вроде танков. Но прочные, износа не было.
- В какой нищете жили! - качал головой Калинин. - Даже вспомнить страшно. И уж если тогда в лаптях да исподнем господ империалистов разбили, то теперь-то справимся с фашистами. Но тяжелой ценой...
Я рассказал о том, что видел на рынке. Михаил Иванович слушал внимательно. Изредка делал замечания:
- Горе народное, а люди все те же, что и в гражданскую войну - не жалуются, не паникуют. Это их терпение на нас, руководителей, двойной ответственностью ложится. Так?..
Потом опять начинал расспросы:
- А какой процент смертности в ваших госпиталях? Не знаете? Плохо. Должны знать, обязаны... А как с бельем в госпиталях? Тоже не знаете? Непохвально. Иной раз командиры наши словно по картам шагают, а не по земле:
бойцов не замечают, а видят только высоты, лесные массивы да водные рубежи. Хочу надеяться, что вы к таким не принадлежите.
Беседа шла легко, свободно, касаясь самых различных мелочей солдатского быта. Но не один быт интересовал Михаила Ивановича.
- Как у вас с просвещением бойцов? Не полагает это кое-кто за пустяки?
Я вспомнил его слова, сказанные еще вначале, "просите, чем в силах, помогу". Решил пожаловаться на нехватку газет. Калинин погрозил пальцем:
- В этом на мою поддержку не рассчитывайте - газет у вас достаточно. Вполне достаточно! Центральные, фронтовые, армейские, корпусные, - считал он по пальцам. - Но с газетами работать надо. С каждым экземпляром! А вы, как видно, не умеете. У нашей партии богатые традиции работы с печатным словом.