Распавшиеся на прямой пробор, они напоминают два черных крыла.
– Мой мальчик! – воскликнул сенсей, завидев Ронина. – Как я рад снова увидеть тебя!
Он широко улыбнулся, и в уголках его глаз появились маленькие морщинки.
Ронину стоило лишь раз взглянуть в эти глаза цвета оникса, и он моментально все понял. Он отлично знал, что скрывается за этими тяжелыми веками, оттененными длинными ресницами.
– Проходи, проходи. Садись вот тут, рядом, – Саламандра указал на пустой стул ленивым, немного тяжеловесным движением, приподняв унизанную перстнями руку. Ронин поднялся по широким ступенькам и сел.
Сенсей потянулся за графином и предложил гостю выпить, но тот отказался.
– Как тебе мой атриум? – спросил Саламандра.
– Это так называется? – вежливо осведомился Ронин, оглядываясь по сторонам.
Саламандра рассмеялся грудным низким смехом, который, казалось, переливается в горле. В уголках его глаз опять появились морщинки. Сверкнули белые ровные зубы. Однако глаза его не смеялись.
– Тому назад много веков, когда люди жили еще на поверхности планеты, они возводили дома – такие, знаешь ли, низкие, отдельные друг от друга постройки. И центральная комната в таком доме всегда оставалась открытой: в нее проникали и дождь, и солнечные лучи, а ночью оттуда были видны звезды. Люди обычно собирались там, чтобы расслабиться, отдохнуть, поговорить о приятных вещах, подышать свежим воздухом. Чудесный обычай, ты не находишь?
Его тон неожиданно изменился:
– Ронин, мой мальчик, я тебе тысячу раз говорил, что тебе надо больше читать.
– Но это, если позволите, совершенно невозможно. Не каждый может похвастать такой, как у вас, библиотекой. У нас внизу книги – большая редкость.
В этот момент в дверях показался розовощекий.
– Ты знаком с моим чондрином Воссом, – повернулся в ту сторону Саламандра, причем это был не вопрос, а скорее утверждение.
– Ему, кажется, очень нравятся двери, – заметил Ронин.
Сенсей легонько поерзал на стуле, но взгляд его черных глаз оставался спокойным.
– Мальчик мой, – начал он ровным невыразительным тоном, – в один прекрасный день ты отпустишь подобное замечание в адрес кого-нибудь, напрочь лишенного чувства юмора, но наделенного властью, и у тебя будут крупные неприятности. Восс, между прочим, способен на многое.
Саламандра взмахнул рукой, и чондрин присел в странной позе. Руки его взметнулись. Ронин не уловил движения, но услышал какой-то жужжащий звук. Что-то царапнуло кирпичную стену у него за спиной чуть слева. Ронин обернулся. На стене виднелись две глубокие насечки не далее чем в сантиметре друг от друга, а на каменном полу лежали те самые украшенные каменьями кинжалы, которые еще мгновение назад висели в ножнах на груди и на бедре Восса. Всего лишь доля секунды понадобилась ему для того, чтобы метнуть их через весь зал с потрясающей меткостью.
– У него действительно нет чувства юмора, – заметил Ронин, повернувшись обратно к Саламандре.
Сенсей рассмеялся.
– Меня всегда поражала твоя манера давать мне понять, какие люди тебе не нравятся. – Он почесал нос. – А не нравятся тебе почти все...
Щелкнув пальцами, он отпустил чондрина. Тот подобрал кинжалы и вышел, закрыв за собой дверь.
Саламандра сделал глубокий вдох:
– Ах... ты чувствуешь, какой воздух? Такой он, наверное, был на поверхности лет триста назад. Слышишь, как поют птицы? Узнал? О птицах ты должен знать.
Он взмахнул рукой, и жест – обычно небрежный – сейчас вышел резким.
– Не зря же ты столько всему учился, что-то должно у тебя остаться.
Ронин с трудом заставил себя промолчать.
Рука Саламандры, лежавшая на спинке стула, вдруг угрожающе напряглась.
– Я хочу тебе кое-что рассказать. Ты не был здесь столько лет... С той поры все изменилось.
Он склонил голову набок, как будто прислушиваясь к чему-то неимоверно важному.
– Как здесь тихо, – продолжил сенсей, помолчав. Впечатление было такое, что он просто думает вслух. – Уютно и спокойно. Я потратил немало времени, чтобы все это устроить. Вот эта комната, например. Ее начали сооружать еще в твою бытность здесь. Собрать все, что нужно, доставить, отделать – столько усилий затрачено. С освещением были проблемы, но, как видишь, мы их успешно решили. Но птицы... птицы, мой мальчик! Я уже даже отчаялся. Думал, что с этой затеей вообще ничего не выйдет.
Он опять склонил голову. Сладкозвучное птичье пение заглушало журчание воды.
– Нет, ты только послушай! Не зря я вложил столько сил. Это место дарит мне сказочное наслаждение.
Саламандра умолк. Ронин тоже молчал. Казалось, на них снизошло какое-то мечтательное успокоение.
– А ты изменился, мой мальчик, – проговорил наконец сенсей, как будто очнувшись. – Ты больше не мой ученик. Ты теперь меченосец. Что само по себе уже кое что значит.
– Да? – выдохнул Ронин.
– Это значит, что ты пока еще не напоролся на какого-нибудь саардина, напрочь лишенного чувства юмора.
Саламандра опять рассмеялся. Ему, наверное, нравится слышать свой собственный смех, решил про себя Ронин.
Но внезапно смех оборвался:
– Или все-таки напоролся? До меня тут дошли кое-какие не очень приятные слухи. Похоже, ты оказался не в самой веселенькой ситуации.
Саламандра приподнял бровь, и что-то хищное промелькнуло в его лице.
– Что еще за слухи? – насторожился Ронин.
Сенсей поерзал на стуле.
– Да всякие разные слухи... но мне их хватило, чтобы понять, что ты кое-что подзабыл из того, чему мы тебя тут учили. Фрейдал не доверяет тебе, а это не есть хорошо. – Он принялся изучать свои руки, потом снова поднял глаза. – Он может... гм... немного расстроиться...
Ронин внутренне весь напрягся.
– Я не поэтому к вам пришел.
– Правда? Однако, осмелюсь заметить, тебе все же придется смириться с тем фактом, что ты очень здорово прокололся. Он взял тебя на заметку. Возможно, они за тобой следят. Мне достаточно только...
– Нет.
– Я так и думал, что нет. Я не совсем понимаю, но ладно... – Он пожал плечами. – Может быть, скажешь тогда, зачем ты пришел.
Ронин кивнул.
– Это касается одного колдуна.
Когда Ронин закончил рассказ, Саламандра еще долго молчал. Запах гвоздики, разлитый в воздухе, стал, казалось, еще насыщенней. «Птицы» по-прежнему пели. На стенах влажно поблескивал зеленоватый мох, который здесь выращивали специально. Ронину было немного не по себе. Ему даже не верилось, что все это происходит на глубине в несколько километров под землей. Это странное ощущение оторванности от всего, к чему он привык у себя на нижних этажах, обернулось вдруг пониманием: Саламандра не случайно принял его именно в этой комнате – он хочет сделать ему какое-то предложение.
– Как ты думаешь, – неожиданно спросил сенсей, – почему я могу себе это позволить? – Он развел руками, словно развернул в воздухе огромный веер.
Нет, наверное, я ошибся. Не стоило мне приходить, решил Ронин и встал.
Саламандра уставился на него, широко распахнув глаза.
– Что случилось?
– Было время, когда это было действительно необходимо, – сердито проговорил Ронин. – А теперь...
– Прости.
– Вы сами сказали, что все изменилось.
– Разве я не учил тебя, что всему свое время?
– Я больше не ваш ученик.
– Да, ты мне ясно дал это понять.
Взгляды их встретились. Зрачки Саламандры расширились, черные и сверкающие. В воздухе, казалось, накапливается электрический заряд.
– Хорошо, – произнес наконец сенсей. – Хорошо. Ты сядь. У меня есть для тебя ответ. Только, пожалуйста, не торопи меня.
Как по сигналу, открылась дверь, и на пороге возник Восс.