" Эти слова доносились с далекой Родины к нам, оказавшимся в самом логове врага.
В опубликованных партийных документах, так же как и в мемуарной литературе, дана принципиальная оценка ситуации, сложившейся в канун Великой Отечественной войны. Партия видела нарастающую угрозу военного нападения фашистской Германии и стремилась всеми силами предотвратить войну, выиграть время для повышения обороноспособности страны. Однако целый ряд факторов, возникших к моменту вторжения нацистов, предопределил их временные преимущества. Сыграли свою роль и просчеты, допущенные в оценке возможного времени нападения на нас Германии, и упущения в подготовке к отражению первых ударов. В многотомной "Истории Коммунистической партии Советского Союза" указывается, что "И. В. Сталин, возглавлявший руководство партией и страной, стремясь оттянуть военное столкновение с гитлеровской Германией, чтобы использовать время для подготовки армии и страны к войне, не давал согласия на приведение войск пограничных округов в полную боевую готовность, считая, что этот шаг может быть использован фашистскими правителями как предлог для войны".
Такой видный военный авторитет, как генерал С. М. Штеменко, в своей работе "Генеральный штаб в годы войны" (книга вторая) называет неудачу с точным определением срока нападения Гитлера на СССР "горестным примером большого просчета Верховного командования и лично И. В. Сталина". Далее он пишет: "О том, что нападение произойдет, знали и целеустремленно готовили страну к отражению агрессии, принимая все возможные меры повышения обороноспособности страны. Об этом много написано и сказано, в том числе и в первой книге "Генеральный штаб в годы войны". Начала военных действий в июне, однако, не ждали. Считали, что Гитлер нападет на СССР гораздо позже этого времени. Срок нападения врага старались отдалить и принимали к тому самые разнообразные меры... Однако выполнить намерение не удалось, и нападение совершилось".
К этой оценке хотелось бы добавить некоторые соображения, связанные с дипломатическими аспектами, причем я, разумеется, вовсе не претендую на то, чтобы дать исчерпывающий ответ по этой проблеме, требующей дальнейшего изучения и анализа. Прежде всего тут надо выделить два момента. Во-первых, то обстоятельство, что Сталин очень не хотел войны и, по-видимому, это желание стало, как говорится, отцом мысли, то есть в какой-то мере повлияло на ход умозаключений при оценке создавшейся тогда внешнеполитической ситуации. Во-вторых, судя по всему, Сталин, считая Гитлера вероломным и авантюристичным игроком и предупреждая против недооценки этих его качеств, вместе с тем видел в нем хитрого буржуазного политика, умеющего ориентироваться в сложных дипломатических перипетиях и добиваться поставленных целей с наибольшими для себя выгодами. Конечно, в значительной мере успехи Гитлера в предвоенные годы были связаны с тем, что ему подыгрывали Англия и Франция, прощая фашистам все во имя осуществления провозглашенных ими планов войны против Советского Союза. Но вместе с тем нельзя было не видеть, что фашистский фюрер весьма умело использовал складывающуюся обстановку.
Еще в 1939 году И. В. Сталин хорошо понимал опасность военного конфликта с гитлеровской Германией, если наша страна станет первым объектом нацистской агрессии. Весьма знаменательно в этом отношении свидетельство бывшего посла Югославии в СССР Н. Гавриловича о его беседе с И. В. Сталиным. Об этой беседе посол рассказал 19 июня 1941 г. на обеде в американском посольстве в Анкаре. Запись высказываний Гавриловича была сделана первым секретарем посольства США в Турции Келли, и выдержка из нее содержится в первой части "Истории внешней политики СССР".
"Г-н Гаврилович сказал, - пишет Келли, - что во время его беседы со Сталиным последний сослался на переговоры с союзниками, предшествовавшие подписанию пакта о ненападении между Советским Союзом и Германией. Сталин заявил, что тот факт, что представители союзников на переговорах были второстепенными чиновниками, не облеченными полномочиями, позиция Польши, отказавшейся дать свое согласие на проход русских войск через Польшу и на перелет русских самолетов через нее, позиция французских военных, которая указывала на то, что Франция собирается остаться за линией Мажино и не предпринимать наступательных операций против Германий, ясно показали Советскому правительству, что всякое заключение пакта с союзниками привело бы к тому, что Советскому Союзу пришлось бы нести бремя германского нападения в момент, когда Советский Союз не мог бы справиться с германским нападением".
После молниеносных побед гитлеровской Германии в Европе и Африке Сталин, видимо, все больше стремился избежать военного столкновения с Германией или хотя бы оттянуть конфликт. В тот период Сталин, как известно, неоднократно подчеркивал, что надо готовиться к вооруженному конфликту с гитлеровской Германией, но вместе с тем он старался не допустить никаких действий, которые Берлин мог бы воспринять как "провокацию" и использовать в качестве повода для нападения на Советский Союз.
Весной 1941 года стало очевидным, что Германия не собирается совершать вторжение на Британские острова. Это, конечно, настораживало. Однако, с другой стороны, нельзя исключать, что, по мнению Сталина, прежде чем ввязаться в войну на Востоке, Гитлер должен был постараться понадежнее обеспечить свой тыл на Западе. Дальнейший ход событий показал, что отсутствие германо-английского политического сговора привело к тому, что правящие круги Лондона сочли более выгодным объединиться с Советским Союзом против "третьего рейха". Это сделало войну для Германии на два фронта реальностью. Однако, исходя из представления о Гитлере как о деятеле, умело планирующем свои дипломатические ходы, Сталин мог предположить, что он попытается оформить такой сговор за счет Советского Союза. На это, конечно, требовалось определенное время. Полет заместителя фюрера Рудольфа Гесса в Англию указывал именно на такое стремление берлинского руководства. Но миссия Гесса дала осечку, и можно было ожидать дальнейших попыток в том же направлении, причем подобного рода зондажи и переговоры могли бы тянуться многие месяцы, особенно учитывая внутриполитическую борьбу в самой Англии и сильные антигитлеровские настроения широких кругов британской общественности. Ее надо было как-то нейтрализовать, прежде чем реакционные силы Британии решились бы пойти на сделку с Гитлером.
Все это, возможно, подводило к выводу, что Гитлер не решится напасть на Советский Союз в ближайшее время, а скорее начнет войну лишь весной или летом 1942 года. Имело, по-видимому, значение и то, что ранее называвшиеся даты гитлеровского вторжения в нашу страну (в апреле и мае 1941 г.) проходили одна за другой, а нападения не состоялось. Миновала весна, наступило лето - гитлеровцы потеряли несколько благоприятных для них месяцев и вряд ли решатся начать военные действия, когда осень уже не за горами. На такого рода вывод накладывалось, как уже сказано, и страстное стремление Сталина избежать войны, побуждавшее все больше склоняться к данной версии. Именно исходя из всего этого Сталин, видимо, и утвердился во мнении, что в июне 1941 года, когда Англия еще твердо стояла на ногах и ее поддерживала мощь США, гитлеровского нападения на Советский Союз не будет. Об этом он сам впоследствии говорил Гопкинсу.