Тот сорвал ее, но не отбросил, а забрал с собой, тиская в руке.
– Пойти за ним? – тихо спросил Добробой, подойдя к Младу сзади.
Млад покачал головой.
– Ты б в ректорат сходил, Млад Мстиславич, – назидательно сказал Ширяй, как всегда поднимая голову от книги, – пока он по лесу бродит, ты как раз успеешь.
Вот сопля!
– Схожу, – проворчал Млад, и хотел добавить, что это не Ширяево дело, но подумал и промолчал.
– Млад Мстиславич, а правда, что ты сегодня в Городище грамоту про убийство князя Бориса не подписал? – спросил Добробой.
– Правда.
– А почему? Разве не татары князя убили? – поднял голову Ширяй. Млад всегда поражался его способности одновременно читать и слушать, о чем говорят вокруг.
– Я не знаю. Поэтому и не подписал, – Млад сжал губы, – а вы откуда знаете про татар?
– Так весь университет говорит. Некоторые даже в Городище ездили, чтоб все самим узнать. А я, например, так и знал, что это татары. Мне и гадания никакого не надо было.
– Ну-ну, – усмехнулся Млад, – и откуда, интересно, ты это знал?
– Да понятно же все! Кто еще нас так ненавидит?
– Не нас, а князя Бориса, – поправил Млад.
– А какая разница? Раз князя Бориса ненавидит, значит и нас тоже! – Ширяй посмотрел на Млада снисходительно.
– Нет, парень. Бояре тоже ненавидели князя Бориса, но к нам, наверное, ничего подобного они не испытывают. И мне кажется, догадки про татар ты повторяешь с чужого голоса.
– Ничего и не с чужого! А если у меня есть единомышленники, это еще не значит, что я говорю с чужого голоса.
– Единомышленники – это хорошо, – Млад натянул валенки, – только предположение твоих единомышленников нарушает первейшее правовое утверждение, которое незыблемо для Новгорода: не пойман – не вор.
– А… а гадание? Разве гадание сорока волхвов – это не доказательство?
– Тридцати девяти, – Млад подмигнул Ширяю, надевая треух.
– Так ты что, за татар, что ли? – умное лицо Ширяя вытянулось от детской обиды.
– Я – не за татар, я не против татар. Это разные вещи. И даже если бы я был против них, это ничего бы не изменило: Правда не зависит от того, за кого ты и против кого.
– Ой, Млад Мстиславич! – Добробой приоткрыл рот, – как ты это здорово сказал!
– Ага, – кивнул Млад, – пойду. Потом поговорим.
В ректорате еловыми дровами трещала печь, ректор с деканом естественного факультета сидели перед открытой дверцей на низких скамеечках и пили вино из серебряных кубков.
– Явился? – ректор кивнул на третью скамеечку возле печки, – садись.
Млад стащил с головы треух и расстегнул полушубок, продолжая топтаться у двери.
– Ну что застыл? Часа полтора тебя ждем, – обернулся к нему декан, – вино на столе, наливай.
Млад пожал плечами и повесил полушубок на крючок за дверью. Вина так вина… Он плеснул в кубок густой настойки и сел рядом со столпами университетской мысли.
– Я знал, что ты чудак, Млад Мстиславич, – начал декан, – и я прощал тебе любые чудачества за твой ум, и за твой опыт, и за любовь к тебе студентов…
Млад опустил голову.
– Ты хотя бы понимаешь, кому дорогу перешел? – вслед за деканом, подхватил ректор, – ты представляешь себе, что ты сегодня сделал?
– Я не понимаю. И не хочу понимать.
– Это, конечно, замечательно, – ректор посмотрел на него многозначительно, – можешь рассказать нам сказку о том, что городские власти не смеют совать нос в дела волхвов. Да, волхву Белояру нечего опасаться. Но профессора университета, даже если он волхв, достанут, и еще как! Ты с княжьей галереи не ушел, когда здесь были люди Свиблова.
– А… Черноты Свиблова? – решил уточнить Млад. Он ожидал подвоха от Осмолова.
– Черноты, Черноты, – усмехнулся ректор, – впрочем, люди Осмолова были здесь всего на пару минут позже.
– И что они хотели?
– Люди Свиблова выясняли подробности похищения христианского мальчика. Люди Осмолова подозревают в тебе казанского лазутчика. Мне стоило большого труда представить им доказательства твоей невиновности. Университет защищает своих питомцев, и тем более – профессоров. Без моей грамоты никто тебя под стражу не возьмет. Но Млад, чем ты думал, когда это делал?
– Я не думал о боярах. Я думал о Правде.
– И это замечательно тоже… – ректор скривился, – иногда мне кажется, что наивным ты только притворяешься. Ты знаешь, что сейчас, вместо того, чтоб громить гостиный двор и кидать татар под лед Волхова, новгородцы дубасят друг друга? Завтра, конечно, соберут вече, но это будет завтра! Если, конечно, соберется одно вече, а не два и не три! А сегодня ватаги с трех концов пойдут вместо татарского посольства громить боярские терема! Татарам, конечно, тоже достанется, но для Новгорода одной искры хватит, дай только боярам хвост прищемить! Вместо единодушия – раскол и распри. Ты этого добивался?
– Складывается впечатление, что результат гадания заранее был известен всем, кроме меня, – пробормотал Млад.
– Да нет же, Млад, – декан положил руку ему на плечо, – гаданием хотели сплотить новгородцев, объединить против общего врага, кем бы он ни оказался. Подозревали болгар, подозревали литовское посольство и посольство ливонского ордена, и поляков подозревали. На татар думали меньше всего! Мы едва успели спрятать наших студентов из Казани!
– Я надеюсь, вы спрятали их надежно… – проворчал Млад.
– Да, они в профессорской слободе, в тереме выпускников. Об этом никто не знает, кроме трех-четырех профессоров и деканов их факультетов. Не беспокойся за них, лучше подумай о себе. Никто не мог предсказать результатов сегодняшнего гадания, никто не ждал такого исхода и таких беспорядков, иначе… иначе это сделали бы не так открыто, понимаешь? Но благодаря тебе к беспорядкам добавился раскол!
– Знаете что? – Млад приподнялся, – Мне совершенно все равно, чего хотели добиться бояре и кого они хотели объединить! Я – волхв, я отвечаю за то, что говорю людям, не перед боярами! Так мы дойдем до того, что и волхвы станут изрекать боярскую волю вместо Правды!
– Млад, не горячись, – вздохнул ректор, – ты, конечно, прав. Но иногда интересы государства требуют поступиться некоторыми максимами.
– Да вы что… Слышал бы вас Белояр… – пробормотал Млад, – это… этого делать нельзя! Боги…
– Млад, родные боги желают Руси добра и процветания. Неужели они не поймут лжи во спасение?
– Вы хотите от меня чего-то определенного?
– Да. Завтра на вече ты подпишешь грамоту и сообщишь новгородцам, что ошибался.
Млад встал. Он хотел сделать это с достоинством, но расплескал вино на рубаху – получилось, скорей, смешно.
– Я не сделаю этого, даже если меня попросит об этом Белояр. Я не сделаю этого даже… Вы не смеете требовать этого от меня. Никто не смеет.
– Млад, университет зависит от милостей людей с тугой мошной. Мне недвусмысленно дали понять, что их расположения можно лишиться в одночасье. К сожалению, не Белояр дает деньги на обучение студентов.
– Я проживу и без университета. Пока хлебу нужен дождь, я без дела не останусь. А вот проживет ли без меня университет? – Млад стиснул зубы и поставил кубок на стол.
– Нет, ты неправильно нас понял, – ректор поднялся вслед за ним, – мы не угрожаем тебе. Никто не собирается на тебя давить, никто из университета тебя не прогонит. Но пойми и наше положение. Да и свое обдумай хорошенько. Завтра тебя объявят татарским лазутчиком, не только убьют, но смешают с грязью твое имя и имя твоего отца. И университет пострадает ни за что. Если нас лишат денег, многим студентам придется уйти от нас недоучками.