– Тут нет коврика, ушастый! – не смог удержаться тролль.
– И на тебя тоже, Грым!
– Действительно, народ, – Ива прижала к себе слезшего уже с балок и стен шуша. – Нам только поругаться не хватало, – чувствуя себя противно от этих сверхправильных слов, она добавила: – Все равно драку в комнатах я вам устраивать не дам, а на улице сейчас заниматься этим некомфортно.
Все дружно глянули в окошко. За ним по-прежнему снег несся куда-то с сумасшедшей скоростью. Да и прекращаться явно не собирался. Друзьям вдруг показалось, будто весь маленький постоялый двор, а возможно, лишь эта комната – все, что осталось в мире, а вокруг только одно снежное царство, и скоро и их тоже погребет эта нескончаемая белая пустыня. Если, конечно, не заставит сойти с ума и покончить с собой какое-то неведомое создание, что один за другим отправляет постояльцев туда, откуда, как говорится, не возвращаются. И как-то сразу все, кто сидел в этом маленьком уголке живого мира, почувствовали друг к другу необъяснимую симпатию. Будто не было и не будет больше никого роднее и ближе.
А может, эльф все-таки колданул…
Уже после обеда вся великолепная пятерка сидела в общем зале. Народу там в это время не очень много. Одни сгрудились в кучу в дальней части зала. Другие сидели по своим комнатам. Хозяин с обслугой и вовсе не показывались.
Настроение у большинства постояльцев было паршивое-препаршивое. Пусть у многих и не было подозрений каких-то особых, как у лучшей пятерки факультета Земли, но все равно череда смертей выглядела чрезвычайно подозрительно. Да и не внушала оптимизма. Некоторые даже недоверчиво, а порой и злобно поглядывали на юных магов. Правда, задираться пока никто не спешил, но мысли людей легко читались на лицах: колдунам не доверяли. Хотя присутствие Бэррина, Светлого эльфа и совершенно безобидной на вид знахарки всех немного смущало.
С другой стороны, многие только в них и видели спасение.
Златко, положив ноги на соседний стул, закинул голову и смотрел в потолок. Не надо быть телепатом, чтобы понять, о чем парень думает: Синекрылый продолжал прокручивать в голове проблему, пытаясь все-таки найти решение, обнаружить то, что они не учли. Тролль приводил в порядок меч. Причем вид у него был счастливый, будто у ребенка, что играет с любимой игрушкой. Гаргулья в своем человеческом обличье спокойненько попивала чай. О чем думал эльф, знают только звезды. А знахарка, с интересом уставившись в кружку, разглядывала плавающие там травинки, пытаясь распознать, что еще, кроме чая, туда добавили. Нет, не было сомнений, что это что-то неопасное и ни в коем случае не галлюциногенное, но мягкий привкус какого-то незнакомого растения уже который день не давал ей покоя. Хозяин отказывался раскрыть секрет столь вкусного напитка, утверждая, что это семейная тайна его жены и она дорога его благоверной больше, чем трактир, постояльцы и он сам, уж точно. Найти подход к строгой трактирщице тоже не удалось.
А у стойки на некотором расстоянии от дружной компании сидел Гамельн. Сегодня он был в особо неразговорчивом настроении. Все быстро понимали это, сникая под колючим, злым взглядом, и не беспокоили его больше. Поэтому сейчас менестрель сидел в относительном одиночестве на высоком табурете, опираясь то ли спиной, то ли боком о стойку, и меланхолично перебирал струны лютни. И тоскливая лирическая мелодия лилась из-под его пальцев.
Ива краем уха слушала оную, стараясь не поддаваться ее настрою. Иногда менестрель начинал тихонько напевать. А порой музыка становилась чуточку веселее, но лишь чтобы потом вновь вернуться к прежней грусти.
– М-да, что-то у Гамельна сегодня совсем невеселое настроение, – усмехнулась Дэй.
– Да уж, песня странновата… – согласился Калли, ради такого случая даже оторвавшийся от разглядывания снега за окном.
В этот момент Златко тоже вполне осмысленно посмотрел на друзей и необычайно серьезным тоном выдал:
– А про кого песня?
Ива внезапно сообразила, что действительно смысл ей непонятен, если это не одна из многочисленных и нежно любимых менестрелем элегий. Хотя… как можно назвать глаза прекрасной женщины могилой? Ужас какой, брр! Это как – провалы что ли вместо глаз? «Не поймешь этих бардов, как придумают чего…»
– Эй, Гамельн, а про что песня? – ни капельки не считаясь со странным настроением менестреля, заорал Грым.
Певец поднял голову, с каким-то блаженным видом осмотрел зал, нашел посмевшего его потревожить и равнодушно смерил взглядом. Вообще для здоровья очень полезно не спорить с троллями и желательно также не выводить их из себя. Но когда это барды отличались благоразумием? Поэтому после долгого и в чем-то неуловимо оскорбительного осмотра Грыму предложили следующий ответ:
– Про любовь.
Тролль, разумеется, оскорбился таким к себе неуважением и начал вставать. Гамельн не мог насладиться всем грозным величием этой картины, зато им могли полюбоваться все остальные, а Ива тут же поняла, какая беда ожидает ее неосторожного друга.
– Нет, Грым! – вскрикнула она и повисла на его лапе. – Грым, ты не так понял!!!
– Что я не так понял?! – взревел тролль, без каких-либо усилий поднимая девушку, болтающую у него на руке, до уровня своих глаз.
– Э-э-э… это была аллегория!!!
– Еще и ругается он!!! Да я его сейчас!..
– Нет, нет, Грым! Это не ругательство!!! – Знахарка оглянулась в поисках поддержки друзей. (Дэй покатывалась со смеху, Златко и Калли явно не спешили на помощь.) – Ну… это… как бы… он же менестрель! А они, барды, все немного… того…
– Блажные, – подсказала гаргулья.
– Неправда, никакие не блажные! – возмутилась Ива. – Просто… немного не от мира сего!
– Ну вот, я и говорю: блажные, – хихикала Дэй.
– Да нет же!!! Грым, ты куда?! Ну Грым!!!
Троллю надоела эта перепалка, и он решительно двинул к первоначальной цели. Травница уперлась ногами в пол, из-за чего Грыму пришлось некоторое расстояние ее протащить, что, впрочем, нимало не замедлило его движения.
– Ну Грым! Прекрати!!! Ну прошу тебя! Грым!!! Кормить перестану! – видя, что ее больше не слушают, пригрозила она самым страшным.
Тролль остановился, вновь поднял ее на уровень глаз.
– Ты мне угрожаешь? – удивился он.
– Нет! – тут же сорвалось у травницы с языка при виде этой зверской рожи. Оглянулась на заинтересованные лица друзей. – Предупреждаю, – выдала она стандартную формулировку, но тут же ее сменила на более мягкую: – То есть прошу.
Грым какое-то время рассматривал это чудо природы, потом вздохнул и опустил ее на пол.
– Вот всегда ты, Ива, всем развлекуху испортишь, – даже расстроился он.
– Ну, Грымушка, ну не серчай, мы как приедем, я твой любимый пирог с печенкой испеку, хочешь? – заюлила та, видя, что надо ковать железо, пока горячо.
– Нет, ну какая же ты лиса, – расплылся в довольной улыбке тролль. – Конечно же согласен! Ни один хмырь не стоит твоего пирога с печенкой! – Парень притянул ее к себе, обняв локтем за шею и потрепав другой лапой по макушке.
Калли, Златко и Дэй рассмеялись.
– Ребята, а у Грыма оказывается есть слабое место, – хихикнул Златко нарочно громко, чтобы тролль его услышал.
Эльф и гаргулья посмотрели на Синекрылого заинтересованно, Грым – настороженно, а Бэррин, торжествующе всех оглядев, выдал:
– Это Ива!
Калли и Дэй гнусно заухмылялись. А тролль тут же возразил:
– Неправда!!!
Вот тут уже обиженно на него уставилась знахарка, уперев руки в боки, – а у нее это была самая опасная для окружающих поза. Грым опасливо глянул на девушку.
– Это еда, – неожиданно по-доброму улыбнулся он, и травница расплылась в ответной улыбке.
– А я знаю, про кого эта песня, – вдруг раздалось откуда-то со стороны. – О да, знаю, – через некоторое время повторил странный тип в чалме, какие носили только на юге.
В этом трактире, расположенном далеко на севере, это казалось более чем странным. Да и весь вид мужчины не внушал доверия. От него хорошо несло спиртным, а одежда давно нуждалась даже не в чистке и руке швеи, а в смене на другую. Лицо было то ли смуглым, то ли грязным, а скорее всего и то и другое вместе. Вообще южное происхождение так и сквозило в его облике: некоторые элементы одежды, акцент, характерные жесты, а самое главное – черные глаза и быстрый нервный взгляд.
– Это переделка одной ста-арой песни шакнейских пустынь. Мелодия другая, слова кое-какие переделаны, но в целом смысл остался прежним, – закивал говорящий. – Так странно слушать ее здесь! В этом варварском зимнем крае.
– Эй, ты поосторожнее! – возмутился Златко. – Это моя родина!
– О, прошу прощения, достопочтимый юноша, – тут же стал кланяться мужчина. – Прошу прощения за свой глупый язык, славные волшебники, да продлятся ваши года, да прославятся деяния ваши в летописи веков, пусть впишут их мудрые боги золотыми чернилами в свитки истории сего славного великого и сурового края, известного своими доблестными героями и мудрыми мужами, а также прекрасными девами, краше которых нет в целом свете, чьи прекрасные очи сияют подобно звездам на южном темном небе, а губы прелестнее распустившихся бутонов чайных роз, что увивают белые дома шакнейских владык, да продлятся их годы, да прославятся деяния их…