При их помощи можно было вызвать дождь или бурю, разметать вражескую армию, навести или разрушить любовные чары, стать невидимкой, стать великаншей, вылечить тяжелую болезнь, приманить удачу в делах, можно было даже обернуться кошкой или птицей, но о том, как разрушить кувшин, в который тебя заточила неведомая сила, книга умалчивала.
Поначалу Маргарита ждала, что ее новоявленный родственник Михаил фон Ган, из-за неосторожности которого она оказалась в ловушке, сам примет меры к ее освобождению или хотя бы каким-либо образом выйдет с ней на связь… Но он так и не объявился.
Постепенно Маргарита пришла к выводу, что это не было ошибкой или роковой случайностью – Михаил реализовал заранее подготовленный план и оказался в роли того самого злодея из приключенческих романов, который от скуки готов творить изощренные гадости ближнему.
День проходил за днем, и ничего не менялось. Впрочем, Маргарита не была уверена, что и вправду пролетело много дней – если внутри кувшина искажалось пространство, то, скорее всего, искажалось и время; может статься, то, что казалось долгими днями, на самом деле было просто часами, а то и минутами… Можно было вырастить розовый куст под окном, или заказать себе корзину яблок, или заняться вышиванием по канве (дело, о котором лишь мечтают современные деловые женщины, совершенно лишенные, в отличие от своих прабабушек, возможностей заниматься столь изысканным рукоделием)… Можно было и то, и это… но чем дальше, тем меньше желаний оставалось у несчастной затворницы. Все мысли и мечты сконцентрировались на одном, весьма абстрактном предмете – свободе. Маргарите нужна была только свобода и ничего больше…
Удивительно, но совсем недавно признаком несвободы Маргарите казалась необходимость ежедневно ходить на работу. Казалось бы, сидя в магическом кувшине, можно только радоваться, что уже не нужно принимать участие в ежеутренних забегах по маршруту: «дом – рабочее место» под девизом «Кто скорее – ты или твоя начальница?», а потом пить утренний кофе с сотрудницами, омрачающими трапезу вздохами и стенаниями по поводу растущей дороговизны… Ан нет, теперь сама возможность покинуть стены своего дома и пообщаться с людьми воспринималась Маргошей как величайшее благо.
Как там говорили основоположники: «Свобода есть осознанная необходимость»… И насколько же осознанная необходимость ходить на работу приятнее, чем вынужденная необходимость сидеть в этом противном медном горшке! Тем более что с работой можно иногда и пофилонить…
Не только княжна Оболенская винила себя в исчезновении Маргариты. Яков Брюс был буквально безутешен.
– Ах я, старый дурень, – причитал он. – Явился в граде Петровом токмо с целью оберегать дивный цветок сердца моего, и вот на тебе – поддался искушению бражничать да по улицам городским шляться, вместо того чтобы госпожу Маргариту всюду сопровождать неотлучно. И чуял ведь, что опасность моей красавице угрожает, да гнал от себя эти мысли. Вот и дождался горюшка!
– Неужели твой брат и вправду столь сильно уязвлен стрелой амура? – шепотом спросила Валька у Романа. – Говорят, он всегда относился к любви легкомысленно, а из его бывших возлюбленных можно было бы составить приличный женский монастырь.
– Замыслу сему, сиречь основанию монастыря, не суждено сбыться. Прелестницы сии, кои к брату нежные чувства питали, в Христовы невесты не годились по причине резвости нрава, а ныне к тому ж пребывают они в тех местах, где рясы монашеские уже никому не потребны…
– Похитили, ироды! Похитили, – со слезой в голосе повторял Яков, летая из угла в угол.
– Так, разговорчики прекратить! – рявкнула Валька, которой волей-неволей пришлось взять командование операцией на себя.
– Распустились совсем, раскисли, не мужики, а квашня! Делом пора заняться! Под подозрением в похищении Маргариты оказался фон Ган, родственничек нашей княжны. Будем отрабатывать эту версию. Господа офицеры! Слушай мою команду! Яша, ты занимаешь пост у дома фон Гана – и гляди там во все глаза. А потребуется, так переходи к активным действиям. Короче, действуй по обстановке. Ты, Роман, проследи за передвижениями фон Гана по городу и его контактами…
Два духа, вопреки собственным многовековым убеждениям в том, что женщин следует держать на вторых ролях, давно признали право Вальки командовать. Роман лишь робко попросил объяснений:
– Изволь, голубка, прослежу, только скажи яснее – за чем следить-то? Что за невидаль такая – контакты эти?
– Ископаемые вы мои! – вздохнула Валька. – Проследишь, где наш красавец бывает, с кем встречается, с кем дружбу водит, ясно?
– Вот теперь, матушка, все ясно. А то – контакты…
– Что ж, выполняйте. А я попытаюсь каким-нибудь путем, логическим, дедуктивным, пусть даже магическим, установить, куда фон Ган повез Маргариту, когда заманил ее в свою машину…
– А ежели его сразу того… по обстановке? На дыбе подвесить, и вся недолга. Денек повисит – и без всяких дедуктивных путей выложит, куда красавицу нашу девал. Как пить дать выложит, – предложил Яков.
– Да оно бы и недурно, – задумчиво ответила Валька, – но несвоевременно. И вообще, друзья мои, нравы за прошедшие века настолько смягчились, что дыба нынче совершенно вышла из употребления.
– И сие весьма и весьма прискорбно! – подытожил Яков Брюс. – Дедовские обычаи забыли, вот порядка-то и нет!
Люди, спешившие по своим делам, редко поднимали головы, чтобы вглядеться в питерское небо. И никто не заметил, как от старого, полуразрушенного дома на Моховой взмыли вверх три смутные тени и растаяли в сиреневой дымке белой ночи…
Княжна Оболенская по-прежнему мрачнела и старела на глазах, и верный Алексис стал тревожиться – состояние хозяйки ухудшалось час от часу. А для дамы, давно перешагнувшей столетний юбилей и разменявшей уже вторую сотню, любой стресс или недомогание может оказаться роковым. И когда под утро дворецкий вдруг увидел, что княжна приободрилась, что у нее заблестели глаза и заиграли яркие краски на щеках, он вздохнул с облегчением.
– Я знаю, что нам следует предпринять! – объявила княжна. – Я думала всю ночь и решилась на радикальные меры…
Других слушателей, кроме дворецкого, рядом не было, но это оказалось к лучшему – по крайней мере, княжна могла отказаться от сдержанности и высказываться об отсутствующих с полной откровенностью. Что она тут же и сделала:
– Я не хотела бы говорить дурно об этой особе, с которой Маргарита дружит, как бишь ее там…
– Фрейлейн Хёкк, – подсказал Алексис. – Валькирия, с вашего позволения.
– Да-да, валькирия. Так вот ее методы поиска, может быть, и имеют право на существование, но я бы сказала, что они неэффективны и требуют слишком много времени. Она что-то говорила о детективах… Кажется, так теперь называют старые добрые криминальные романы? Я, в отличие от этой особы, уверена, что подобное чтиво не может служить школой жизни! Развлечение для гимназистов. Мы пойдем другим путем!
– Так говорил один из видных социалистов, – напомнил дворецкий.
– О чем говорил – о криминальных романах?
– Нет, сударыня, о другом пути. Мы, говорил, пойдем другим путем. Некий Ульянов…
– Раз говорил, стало быть, умный человек! – перебила его княжна.
– Как сказать… Брат того самого террориста Ульянова, что был арестован по делу о подготовке покушения на императора Александра Третьего и его семью, – напомнил дворецкий. – Взрыв готовили в Петропавловском соборе в годовщину гибели Александра Второго.
– Тьфу ты, пакость какая! У нас в России шагу не ступишь, чтобы в революционные дела не впутаться.