Он может сыграть лихо, а я, кажется, предаю Высоцкого — очень уж энергично помогаю Севе.
02.12.1968
Шеф:
— Беда Высоцкого даже не в том, что он пьет. На него противно смотреть, когда он играет трезвый: у него рвется мысль, нет голоса. Искусства бесформенного нет, и если вы чему-нибудь и научились за четыре года, то благодаря жесткой требовательности моей, жесткой форме, в которой я приучаю вас работать. Он обалдел от славы, не выдержали мозги. От чего обалдел? Подумаешь, сочинил пять хороших песен, ну и что? Солженицын ходит трезвый, спокойный; человек действительно испытывает трудности и, однако, работает. Пусть учится или что. Он а-ля Есенин, с чего он пьет? Затопчут под забор, пройдут мимо и забудут эти пять песен, вот и вся хитрость. Жизнь — жестокая штука. Вот я уйду, и вы поймете, что вы потеряли...
04.12.1968.
Высоцкого уложили в больницу. Врачи констатировали общее расстройство психики, перебойную работу сердца и т. д. Обещали ни под каким предлогом не выпускать его из больницы два месяца. На Володю надели халат и увели. Он попросил положить его в 5-е отделение, но главврач не допустила этого. В 5-м молодые врачи, поклонники его песен, очевидно, уступают его мольбам, просьбам, доверяют ему, и он окручивает их. 10 декабря начинаются у него съемки в Одессе. Я попросил Скирду передать Хилькевичу [48] : если он любит, уважает и жалеет Володю, если он хочет его сберечь, пусть поломает к черту его съемки, сошлется на запрет худсовета или еще чего. Либо пусть ждет два месяца, но вряд ли это возможно в условиях провинциальной студии у начинающего режиссера. Но поломать съемки необходимо.
У Андрея Вознесенского на квартире, перед банкетом «Тартюфа», состоялось заседание друзей Володи, с его присутствием. Друзья объясняли ему ситуацию и просили не пить, поберечь себя, театр... Володя обещал. Зоя [49] спрашивала меня на банкете: «Правду говорят, что он зазнался? Мы этого не заметили с Андрюшей...»
09.12.1968
Шеф ездил вчера к Высоцкому, уговаривал зашить бомбу, мину смертельного исхода от алкоголя. Володя не согласился: «Я здоровый человек».
Шеф:
— Когда идет турбина вразнос — это страшно... Разлетается к чертям собачьим на мелкие кусочки... Так дурак Высоцкий пускает себя вразнос. Врачи говорят, если он будет так продолжать, через три года — все.
11.12.1968
Вчера читал Полоке, Щеглову [50] , Кохановскому, Высоцкому свой окончательный вариант письма (об «Интервенции»), одобренный Шацкой. Принято без единой поправки и признано талантливым.
Убеждал Высоцкого, почему ему нельзя категорически уходить из театра и надо писать письмо коллективу. «Если сам не хочешь, давай я напишу». Высоцкий хочет заявить о себе кинозрителю. Он думает это сделать в фильме Хилькевича, в Одессе. Дай Бог, но у меня не лежит душа к этой затее.
Высоцкий (обо мне):
— Золотухин — человек щедрый на похвалу... Он не боится хвалить другого, потому что внутри себя уверен, что сам он все равно лучше.
Сегодня Володя беседует с шефом. Интересно, чем кончится эта аудиенция...
13.12.1968
Сегодня «Послушайте!» и худсовет, кажется, по поводу Высоцкого.
14.12.1968
Вчера восстанавливали Высоцкого в правах артиста Театра на Таганке. И смех и грех.
— Мы прощаем его, конечно, но если он еще над нами посмеется... да и тогда мы его простим.
Шеф:
— Есть принципиальная разница между Губенко и Высоцким. Губенко — гангстер, Высоцкий — несчастный человек, любящий, при всех отклонениях, театр и желающий в нем работать.
Дупак:
— Есть предложение: предложить ему поработать рабочим сцены.
— Холодно.
— Реклама.
Рабочие обижаются. Что за наказание — переводить наших алкоголиков к ним, а куда им своих алкоголиков переводить?
Венька — о гарантии прочности, т.е. замене надежной и достойной во всех спектаклях. Я молчал.
Письмо Высоцкого. «Сзади много черной краски, теперь нужно высветлять».
Галина Н.:
— Зазнался, стрижет купюры в кармане.
19.12.1968
Кабалевский на съезде композиторов обложил песню Высоцкого «Друг» и радио, при помощи которого она получила распространение.
22.12.1968
С. меня раздражает. Во время спектакля, по ходу, делает замечания почему-то и выбивает меня. Так и хочется его послать куда подальше. Высоцкий про него и меня сказал: «Этому-то чего надо?.. Валерка хоть играть может».
30.12.1968
Левина Э. П.:
— Очень ответственный человек звонил мне и сказал, что ты получишь премию за «Хозяина», за лучшее исполнение мужской роли... А может, и Государственную. Я, говорит, понял, что Золотухин, конечно, крупнее артист, чем Высоцкий... Он его начисто переиграл... Очень, очень ты ему понравился. Это, говорит, лучшая мужская роль за этот год. Так что жди премии...
Зайчик:
— А что же ты темнил все? Не люблю я в тебе, Зайчик, этого.
— Да ведь действительно ерунда. Ведь вот что обидно, настоящее не видит свет, а за халтуру хвалят.
Любимов:
— Как они ни портили, а Можаев [51] их вывез...
«ЛЮСЬКА ДАЕТ МНЕ РАЗВОД...»(1969)
25.01.1969
22 января — Дубна. После обеда — у Васильева [52] в номере сочиняли шуточное поздравление. Венька написал приветствие из словоблудия от «-ляр» и «-лям», Высоцкий — песенку, Васильев подобрал музыку.
Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь...
И в Дубне, и на Таганке что-то ставят, что-то строят;
Сходство явно, но различие кошмарно.
Элементы открывают, и никто их не закроет,
А спектакль закрыть весьма элементарно.
Всё в Дубне и на Таганке идентично, адекватно,
Даже общие банкеты, то есть пьянки.
Если б премиями, званьями делились вы с театром,
Нас бы звали филиалом на Таганке.
Если б премиями, званьями делились мы бы с вами,
Вас бы звали филиалом на Дубнянке.
Раз, два...
Пусть другие землю роют, знаем мы, что здесь откроют,
Сто четырнадцать тяжелых элементов,
И раз Флёров [53] академик, значит, будет больше денег
На обмытие его экспериментов.
И раз Флёров академик, значит, будет больше денег,
И мы будем ездить к вам, как можно чаще.
Нас не приняли сразу бурно, как мы ожидали, и мы зажались. Тем более сделали глупость, не отбили капустник от концерта, и зрители, казалось, были в недоумении. Я пел «Пьеро», кажется, хорошо, Вениамин читал Маяковского, Володя пел песни и все спас.
У Флерова дома. Пели с Володей «Баньку», я очень сильно кричал, какая-то неудобная тональность была. Целиковская [54] : «Володя, ты один лучше пел „Баньку“, а это получается пьяный ор, подголосок должен быть еле слышен...»
20.02.1969
Приходил Высоцкий: «Опять мне все напортили, обманули, сказали, что едем к друзьям, а увезли в больницу и закрыли железные ворота. Зачем это нужно было? Я уже сам справился. У меня бюллетень, я его закрою сегодня и завтра буду работать».
21.02.1969
Любимов:
— Высоцкий пришел ко мне вчера в полном здравии и сказал: «Ю. П., я могу играть». — «Но вы болели...» — «Да, у меня есть бюллетень». — Давайте на общих основаниях: закроете бюллетень, будете смотреть репертуар и придете по вызову играть...» Я его люблю за талант — и за поэтический, и за сценический. Даже ему не дано право позволять себе... Совершенно в мозгу не мелькнет мысль: а как же товарищ?..
Проблема действия сценического — «10 дней» прошли 300 раз, вчера шел спектакль из рук вон, противно смотреть, недобросовестно по профессии. Я говорю дамам: есть партитура, вспомните уроки лейтенанта... Отсебятина, дамы должны показать муштру — все делалось понарошку. Надо воспитать уровень... Я так ору, что сам себе противен. Спектакли гибнут от формализма.