Да и какие "генерал-квартирмейстеры" любого происхождения клали тогда охулку на руку? Хуже всего была невозможность гарантировать армию от шпионских проделок и вечной готовности к измене со стороны этих пришельцев. Были, конечно, и исключения.
Но Петр явственно стремился по возможности отделаться от иностранцев в командном составе.
Характерен почти никогда почему-то не цитируемый историками указ Петра от 31 января 1721 г. Петр воспрещает вновь принимать на службу во флот тех иноземцев, которые уже там служили и были уволены, получив отставку. Как только явилась возможность, наконец, заменить их русскими, иноземцы были уволены. Самое интересное, что, дозволяя этим уволенным проживать "для прокормления своего в С.-Петербурге и на Котлине острове", царь ставит им тут же такую любопытную "кондицию", чтобы они, по возможности, не занимались шпионством: "...только на такой кондиции что им жить яко подданным ц. в. (царского величества. - Е. Т.) со всякой верностью и в сторону неприятеля... ни с кем корреспонденции никакой ни о чем не иметь". И даже если узнают о чужой измене, так чтобы извещали.
Однако то, что было возможно в 1721 г., еще было нелегко провести в первые 10-15 лет войны, когда подготовленных русских было еще не так много, как было нужно.
Военная деятельность Петра менее бросалась в глаза, чем, например, личное вмешательство в непосредственные боевые действия Карла XII. Тогда как Карл XII ничего не щадил для эффекта, для возможности лишний раз заявить о молодецком налете, о бегстве врага и т. д., даже если никакого полезного стратегического результата этот успех дать не мог, Петр не терпел подобных проявлений лихости без определенных целей.
Мы увидим в дальнейшем изложении, как проявились таланты Петра в выработке и, главное, в последовательном осуществлении стратегического плана, созданного им в Жолкиеве, в спасении русской армии и выводе ее из Гродно, в победе под Лесной, в победе под Полтавой. Здесь пока достаточно ограничиться этими общими замечаниями.
Обратимся теперь к уяснению целей, какие ставила со своей стороны Швеция, и постараемся дальше хоть в самом сжатом виде охарактеризовать человека, который ею самодержавно правил и который на попытке погубить Россию погубил могущество Швеции.
4
Скажем несколько слов прежде всего о социальных классах Швеции.
В шведском крестьянстве начала XVIII столетия должно отличать мелких землевладельцев, арендаторов-съемщиков и батрачество, кнехтов, которые работали у землевладельцев. Положение кнехтов было очень тяжелым и с каждым годом войны оно" становилось все хуже прежде всего потому, что самостоятельные хозяйства, где они работали, сокращались в числе и необрабатываемая земля во всем королевстве занимала к концу царствования Карла XII около 2/3 всей площади, которая обрабатывалась перед войной. Для них военная служба являлась часто единственным ресурсом, несмотря на всю ее тяжесть и опасность. Крестьяне-собственники были лично свободными людьми, но крестьяне-арендаторы на землях помещиков еще были местами под властью тех, у кого они арендовали, и, например, подвергались в известных случаях телесным наказаниям. Особенно эти "патриархальные" пережитки были заметны на севере и в Финляндии. При всей скудости источников по чисто бытовой истории шведской деревни в правление Карла XII (на что жалуются шведские исследователи) до потомства дошли все-таки известия о беззащитности крестьян, живших на помещичьих землях на правах съемщиков, и особенно батраков. А в Финляндии попадались и "Салтычихи" вроде жены большого "каролинца" генерала Крейца, которая развлекалась, гоняя своих крестьян сквозь строй, причем роль палачей, стегавших шпицрутенами, исполнялась ее дворовыми людьми.
Но в общем крепостные отношения в самой Швеции развивались в первые годы XVIII в. гораздо медленнее, чем в подчиненных Швеции плодородных провинциях вроде Ингрии или Ливонии. И зависело это, между прочим, от малой доходности земельных владений и от невозможности обеспечить за собой рабочую силу, так как рекрутские наборы при непрерывных войнах забирали почти всех здоровых мужчин, и государство поэтому не поддерживало закрепощение, а деятельно боролось против него в качестве "конкурента". Редкое, малочисленное, разбросанное по громадной территории население должно было давать (и давало) Карлу XII лучших солдат его армии, и он тут решительно никаких уступок помещикам не мог и не хотел делать.
Жаловались землевладельцы не только на малодоходность своих владений и на отсутствие рабочей силы, но и на полную юридическую необеспеченность своих прав на земельную собственность.
При Карле XII, как единогласно признают шведские юристы и историки, была введена такая юридическая практика, которая давала королю широчайшее право распоряжения земельной собственностью своих подданных. Уже при Карле XI, в 1682 г., было провозглашено право государства в известных случаях ограничивать права частных владельцев, но только при Карле XII вошли в силу такие порядки, что, например, кредиторы государства могли с дозволения короля забирать в обеспечение своих претензий к казне любую земельную собственность без разрешения хозяина в качестве ипотеки. Раздражение как землевладельцев, дворян, так и "полных крестьян" подобным практическим воскрешением феодального представления о верховных правах сюзерена над собственностью вассалов было весьма естественно. Но не только это обстоятельство заставляло землевладельцев меньше, чем прежде, дорожить своей собственностью и часто стараться от нее отделаться. Налоги на земельные владения быстро росли и сурово взыскивались, а добывать себе батраков для обработки земли становилось с каждым годом бесконечно затягивавшейся войны все труднее и труднее. Машина рекрутчины действовала так исправно, что в деревнях молодые мужчины уже в первые годы войны являлись редкостью. Ропот крестьянского сословия был очень предусмотрительно придушен, потому что Карл XII фактически свел к нулю собрание местных, по старине собиравшихся, совещаний делегатов всех сословий. А затем при нем крестьяне уже не приглашались, и в собраниях участвовали только представители духовенства, дворянства и горожан (бюргерства).
Бюргерство при Карле XII почувствовало себя более стесненным в своей экономической деятельности, чем в течение всего предшествовавшего периода, начиная от Густава Адольфа. Во-первых, король присвоил себе фактическую монополию на дарование права заниматься известными ремеслами и торговыми промыслами, в том числе такими, как железоделательные ремесла, выпечка и продажа хлеба, гонка спирта, пивоварение. Во-вторых, торговля внутренняя была обставлена рядом стеснений и подлежала разнообразным поборам. Все это оказывалось необходимым и проводилось в жизнь вовсе не потому, что правительство Карла XII не понимало всей вредоносности для экономического развития страны подобного рода искусственного воскрешения феодальных пережитков и торжества полного, ничем не сдерживаемого произвола в области экономики, подрывавшего всякое чувство уверенности в завтрашнем дне и правовой прочности коммерческих сделок.