Но все равно дыхание весны чувствуется во всем: и в журчащих ручейках, и в потемневшем снеге, и в терпком" аромате воздуха, и в теплых лучах теперь уже незаходящего солнца. Весна! Чудесная пора, а я в госпитале... На исходе мая утром в моей палате появился сосед. Его, как и меня когда-то, внесли на носилках. Бледное, обескровленное лицо раненого тонкими чертами походило на девичье. Резко выделялся заострившийся нос. Впадинами темнели закрытые глаза, а на лбу, поверх бинта, торчали спутанные светло-русые волосы. Лицо раненого показалось знакомым, однако, как ни напрягал память, вспомнить, когда и где видел его, не мог.
На помощь пришел хирург нашего госпиталя Сергей Иванович Дерналов.
- Кто это? - тихо спросил я, показывая глазами на соседа,
- Летчик, - так же тихо промолвил он и добавил: - Армеец. Хлобыстов Алексей - знаешь такого?
- Капитан Хлобыстов? Да кто ж его не знает! А что с ним случилось?.. Серьезное?
- Для нас, врачей, серьезное, а для вас - пустяки. И, конечно, проснется, будет доказывать, как и все вы, что он здоров и в госпитале ему делать нечего, а "царапина", мол, еще лучше заживет в части.
- Да, но что же все-таки с ним? Сбили? - допытывался я.
- Таких не сбивают, - многозначительно произнес хирург. - Два тарана сделал...
Приподнявшись на локте, я поглядел на товарища. Уходя, Сергей Иванович предупредил:
- Только не вздумайте будить. Сейчас ему нужен покой. Сон лечит лучше, чем мы, доктора...
Наше знакомство с Алексеем произошло не на земле, а высоко в небе, близ Мурманска, пятнадцатого апреля 1942 года.
Под вечер, когда солнце опускалось к западу, маскируясь в лучах, на больших высотах летело несколько групп вражеских "юнкерсов" и "мессершмиттов". Они хотели нанести по Мурманску мощный бомбовый удар.
Посты наблюдения своевременно обнаружили фашистов. Морские истребители двумя полками и армейцы одним взлетели по тревоге со своих аэродромов.
Первый эшелон вражеских самолетов на дальних подступах к Мурманску встретил полк армейцев, одной эскадрильей которого командовал капитан Алексей Хлобыстов.
И мы, моряки, скоро включились в бой еще с тремя эшелонами бомбардировщиков и истребителей.
Западнее Мурманска, начиная с высоты шесть тысяч метров и до вершин сопок, завертелась сумасшедшая воздушная карусель. Дралось более ста самолетов.
Ревя моторами, распуская за хвостами смрадные дымы, самолеты виражили, кувыркались, падали в отвесное пике, часто уходили ввысь, мелькали черными крестами, красными звездами, исхлестывая гудящий воздух разноцветными и дымящимися трассами.
На сопках горело много черных костров, а с неба под большими, ослепительно белыми зонтами медленно опускались сбитые летчики.
В том бою мы уничтожили более двадцати вражеских самолетов, а остальных долго гнали на запад.
Тогда-то я и познакомился с Алексеем Хлобыстовым. Еще через несколько дней в офицерском клубе пожатием рук скрепили мы с ним настоящую дружбу.
И вот состоялась наша новая и на этот раз молчаливая встреча.
Он молчал потому, что спал, а я потому, что боялся его разбудить...
В глубокой тишине палаты, казалось, я слышал тихие, но сильные удары мужественного Алешиного сердца.
Прошел обед, настало время ужина, а Алеша не. просыпался. Он лишь изредка вздрагивал, бредил... На его лице уже не было прежней бледности, губы порозовели, и ввалившиеся щеки покрылись легким румянцем.
Отоспавшись за две госпитальные недели, я не сомкнул глаз в ту ночь, дожидаясь, когда проснется мой товарищ.
А проснулся он лишь на, рассвете следующего дня. Алексей старался понять, где он находится, повернул голову в мою сторону, и наши глаза встретились.
Вначале он не узнал меня, потому что моя голова была тоже забинтована, а глаза обведены большими, как очки, синяками.
- Что, не узнаешь?
- Да нет, кажется, узнаю, - как-то нерешительно произнес он и спросил: - А ты как сюда попал, к нам?
- К вам? Так ведь не я у вас, а ты у нас в гостях. У нас, в военно-морском госпитале. Понятно?
- Понятно, да не совсем, - произнес Хлобыстов слабым голосом. - Тогда как же меня угораздило к вам?
- А очень просто. Тебе в этом помогла морская пехота.
- Ну, коль моряки - молчу. Поживем - увидим, какая она, ваша служба морская. А что с тобой? - спросил он меня.
- Со мной? Так... Тоже неполадил с "мессерами"... А ты, я слышал, опять не по правилам дрался вчера - фашисты жалуются.
- Что, телеграмму прислали? Кстати, когда у вас здесь завтрак дают?
- По распорядку в девять.
- В девять? - переспросил он. - А который сейчас час? Мои почему-то стоят.
Посмотрев на свои, я сказал:
- Семь.
- Выходит, ждать недолго. Всего каких-нибудь сто двадцать минут. Раньше не накормят.
- Как гостя - могут...
- Это исключение ни к чему. Потерплю! Я знал, что Алеша не ел больше суток. Взяв с тумбочки плитку шоколада "Золотой ярлык", протянул ему.
Он презрительно сморщил лицо.
- Шоколад? Благодарю! Эта дамская пища мне так надоела, что буду голодать, а в рот не возьму. Угощай тех, кто его любит.
В это время дверь открылась и вошла в сверкающем белизной халате и такой же косынке, кокетливо повязанной на голове, сестра Машенька.
- Вы уже проснулись? - прозвенел ее голосок. - Очень хорошо! С добрым утром. Как вы себя чувствуете, товарищ капитан? Как спали?
Машенька подошла к кровати Хлобыстова.
- Чувствую себя прекрасно, сестричка! Спал без сновидений! - озорно отчеканил Алексей. - А за внимание примите вот...
И, взяв у меня из рук шоколад, он протянул плитку сестре.
- Товарищ капитан! - строго сказала Маша. - В мои обязанности не входит принимать подарки от раненых.
- Да разве это подарок, товарищ сестра? Это шоколад!
- Все равно.
- Виноват! Простите! Я не хотел вас обидеть... Маша стряхнула термометры, передала мне и Хлобыстову, затем повернулась и поспешно вышла из палаты. Алексей произнес нараспев:
- Сестричка-то строга...
В палату вошла санитарка Аня, держа в руках таз и кувшин с водой.
- А, "Аннушка! Здравствуйте! - приветствовал я вошедшую.
- Здравствуйте, товарищ капитан!
- Аннушка, познакомьтесь, это мой товарищ, тоже летчик, капитан.
- Здравствуйте, товарищ капитан!
- Здравствуйте! Здравствуйте, товарищ Аня! - ответил ей Алексей и удивленно спросил: - Да никак, вы собираетесь нас умывать?
- А как же, вы тяжелобольные, двигаться нельзя, вот я и умою...
- Кто такую ерунду придумал? Умываться я буду сам! - и Алеша резко приподнялся, пытаясь встать с кровати.
Аннушка быстро поставила на стул таз с кувшином и вмиг оказалась возле Хлобыстова.
- Нельзя! Нельзя, товарищ капитан! Пожалуйста, ложитесь, а то доктор увидит, и вам и мне сильно попадет... Ложитесь, товарищ капитан!
Решительность Аннушки подействовала на Алексея. Он повиновался.
Хлобыстову был прописан строгий постельный режим, что вызвало у него бурю протестов. Но врачи - безжалостный народ: пришлось подчиниться.
- Ну как, Алеша, понравилась наша служба морская?
- Понравилась" - буркнул он и добавил: - Все равно убегу!
- Не убежишь. Поймают, и положенное отлежать - отлежишь.
Алексей собирался еще что-то сказать, когда дверь в палату распахнулась, и к нам буквально ввалилось несколько армейских летчиков в небрежно наброшенных на плечи халатах. За летчиками вошли врачи, сестры, санитары, почти все ходячие больные, многие - на костылях.
Летчики, окружив Хлобыстова плотной стеной, наперебой поздравляли и целовали его. За невиданный в истории авиации подвиг Алексею Хлобыстову было присвоено звание Героя Советского Союза.