Ну, долго ли, коротко ли колесил по свету парень, а только, значит, напал на ту лекарку и в ноги ей бух: "Спаси, - грит, - баушка, век за тебя Богу молиться стану. Всех докторов, фершалов объездил - никакого результату". Старушка эта любезно и спрашивает его: "А скажи, милый сокол, куришь ли ты табачок?" "Нет, - говорит, - не курю, милая бабуся, где уж мне, и без табаку впору на карачках ползать". - "А спал ли ты на покосе или на пашне один?" - снова спрашивает старушка. "Спал, баушка, спал, а зачем тебе это знать?" - "Тогда все ясно-понятно", - сказала лекарка и велела жарко баню натопить.
Натопили баню. Завалила старуха этого парня на полок - и ну парить, ну парить. Попарит, попарит да ковш ледяного квасу поднесет. И до того она парня искуделила, что он из сознанья вышел. А когда в себя пришел - лежит на постельке, и так-то ему легко дышится, и совсем-то он здоровый. Давай он эту старушку благодарить, и в пояс ей кланяться, и спрашивать, что это за хворь у него была. Бабушка и говорит: "Сидела у тебя в брюхе змея. А залезла она тебе в рот, когда ты спал. Если бы ты табак курил, она бы не залезла - табаку змея не переносит. А так вот заползла и сосала из тебя кровушку, тварь гремучая. Ну теперь я ее выгнала оттудова и земле предала..."
- Фу-у ты! - тряхнул головою дядя Роман. - Видал хлопуш, слыхал хлопуш, сам хлопуша, но такого, как Исусик, встречать не приходилось. Брешет, ястри его, ну просто, как пишет!
- Тебе чо, тебе все не так, - протянул Исусик, - все осмеешь, все сомнению предашь. А это истинная правда!
- Ну, если правда, тогда почему тебе змея в рот не заползает? Ты ведь тоже не куришь?
- Хэ, сказал! Я его, рот-то, трижды закрещу, прежде чем уснуть, а через крест не только змея, даже сам черт не перелезет.
Дядя Роман плюнул, со злом пнул головни. Упав в воду, они зашипели и поплыли, чадя последним дымком.
- Спать пора, - проговорил дядя Роман. - Этого остолопа не переслушаешь и не переспоришь.
Илька, у которого мураши по спине от страха ползали во время рассказа Исусика, помялся и ушел в барак, так и не поняв, правду рассказал Исусик или нет.
В бараке было душно, и братаны, а за ними и Исусик, с постели отправились спать на берег.
Когда все затихло, Илька шепотом спросил у дяди Романа:
- Дядя Роман, а ну как залезет Исусику змея в рот, что делать будем? Из одного котла едим. Может, крест-то не всегда действует?..
- Да-а, это верно, - рассудил вслух дядя Роман, и мальчишке показалось, что Дерикруп заколыхался от смеха. - А мы вот сейчас проверим, паренек, надеется на крестное знамение Исусик или нет. Посмотрим...
Приговаривая так, дядя Роман осторожно спустил с нар босые ноги, нащупал на стене легость, которую забрасывают с плота на берег во время учалки, и пошел из барака. Илька двинулся за ним, поднялся и Дерикруп любитель занимательных сцен и острых ощущений. Сковородник уже пускал носом свист с переливами.
Осторожно приблизившись к кусту, за которым спал Исусик, дядя Роман отошел, размотал легость и кинул ее через Исусика на поляну. Потом медленно потянул и стал сматывать бечевку легости на руку.
Илька уже понял, какую проделку хочет учинить дядя Роман, и зажимал рот ладонями. Бечевка шуршала в траве, ползла по одеялу Исусика, потом скользнула по его лицу, холодная, гладкая. Послышался вопль, Исусик выскочил из-за куста и начал истово креститься.
Дядя Роман, Илька и Дерикруп, давясь смехом, вернулись в барак.
- И когда вы угомонитесь? - поднял голову Трифон Летяга. - Ты-то, дядя Роман, старый человек, а вроде дитя!
Через несколько минут появился Исусик с одеялом. Дядя Роман, позевывая, скучным голосом вяло полюбопытствовал:
- Чего вернулся?
- Да чтой-то прохладно стало, - отозвался Исусик и тут же притих.
- Змеи небось испугался?
- Чего мне змея? Мне стоит перекреститься...
Илька прыснул первый, за ним покатились Дерикруп и дядя Роман.
Дерикруп даже кулаками по нарам колотил. Он всегда так самозабвенно смеялся.
Исусик слушал, слушал, видимо, догадался в чем дело, выругался и с головой завернулся в одеяло.
Трифон, подавив смех, двинул Дерикрупа в бок и приказал:
- Да спите вы!
Уха
Шелковые нитки нашлись. В сундучке Дерикрупа отыскалось фасонистое шелковое кашне с красными полосками. От него отрезали две кисточки. Илька распорол угол подушки и вынул несколько рыженьких перышек. После этого он сел за стол и принялся делать обманки, или, как их еще называют, мушки. Сплавщики с любопытством наблюдали за его работой, дивились. Перышко, подрезанное и очищенное на концах, Илька продел в ушко крючка, обернул вокруг него и кончики прихватил ниткой. Эта нитка плотными рядками легла до изгиба крючка и пошла вверх, снова к ушку. Петельки постепенно образовали брюшко искусственной козявки, а растопыренное перо было крыльями.
Илька не без форса бросил на стол самодельную мушку, и она пошла по рукам.
- Этот парень, братцы, не пропадет! - заверил сплавщиков Сковородник. Он хотел добавить еще что-то, подумал и брякнул: - Одно слово, сирота!
- Фокусник! Скажете, нет? - приставал ко всем восхищенный Дерикруп.
- Ловкач! - хвалили по-своему сплавщики.
Один Исусик засомневался:
- Как на деле покажет себя эта штука...
- Покажет, покажет!
- И язва же ты, Исусик, - вполголоса сказал ему дядя Роман. Мальчишка мастерит своими руками - пусть забава, а ему радость...
- Не забава... Не забава! - услышав это, вскипел Илька и выбежал из барака. - Вот увидите! Сами увидите!.. Сами!..
Продукты вовсе на исходе, а баркас так и не появлялся. Илька все еще чувствовал себя нахлебником в артели, лишним ртом и хотел чем-нибудь пополнить артельные харчи, внести свою долю.
Илька рыбачил прямо с плота. Мушка подпрыгивала и вертелась возле бревна. Илька слегка потряхивал удилище, будто мушка беспомощно билась, попав в воду. В узлом закрученной струе раздался шлепок, и мушка исчезла. Илька снял с крючка крупного хариуса и ловко бросил его в ведро.
- Вот те и забава!
Мальчишка потчевал сплавщиков ухой очень торжественно. Он принес котел, вынул ложки, объеденные, треснутые. Перед каждым мужиком положил кусочек бересты и вывалил по разваренному хариусу, а если попадались рыбины меньше - по полторы. Потом выловил уголек из котла, плеснул через плечо и важно пригласил:
- Давайте, мужики, подвигайтесь!
Подвязанный мешком вместо передника, с мазком сажи на лбу, потный и довольный, он похаживал вокруг стола. Сплавщики наперебой запускали ложки в котел, обсасывая рыбьи косточки и хвалили Ильку.
- Постой, а сам-то ты чего не садишься? - спохватился Трифон Летяга, освобождая место на шаткой скамье.
- Ешьте, ешьте, я потом, - замахал руками Илька.
Так уж заведено в сибирских семьях: сперва накормить хозяина-работника, а хозяйке что достанется. Бригадир спросил у Ильки:
- Большая семья у бабушки была?
- Тринадцать дитёв, - сказал Илька и так внушительно, что всем стало понятно: "Тринадцать дитёв" - это не шутейное дело!
- Да-а, жизнь у твоей бабушки незряшная была, - Протянул Трифон Летяга, - но подражать бабушке во всем не след. - Бригадир велел Ильке сесть за стол, разделил пополам свою рыбину.
Вечером, перед закатом солнца, Трифон Летяга с Илькой удили хариусов и снова разговаривали про дедушку и бабушку.
- Моя бабушка щуку ни за что есть не станет, - рассказывал Илька. Хоть какую рыбу ест, а щуку ни в какую, ни Боже мой.
- Брезгует, что ли?
- Не-е, по леригиозным соображениям.
- Это как понять?
- Обыкновенно. У щуки в голове есть крест, из хряща крест, и бабушка считает, что есть рыбу с крестом нельзя, грех...
Илька замолк с таким видом, словно это бабушкино чудачество он снисходительно прощал.