Тогдa студент важно покашлял в кулак и прошелся по бараку с задумчивым видом, чуть волоча ноги.
- Ну, ладно, арифметику пока отставим, - решил он, - давай начнем чтение, затем писать буквы. У меня вот завелись тут кой-какие книжки. - И "учитель" открыл свой чемоданчик, к крышке которого была пришпилена фотография.
На фотографии Илька увидел не то курятник огромный, из которого хлестала вода, не то заплот. Словом, чудное что-то. Дерикруп заметил, что Илька уставился на фотографию, щелкнул по ней пальцем:
- Днепрогэс! Слыхал, что это за сооружение и что оно в нашей жизни значит?
- Не-е. Откуда вода бьет пуще, чем на перекате...
- На перекате! - фыркнул Дерикруп. - Дикарь ты. Скажи, нет?
Илька оскорбленно выпрямился и засопел. А Дерикруп стал с жаром рассказывать о Днепрогэсе и об Украине, особенно о своей деревне Погорыбци, лучше которой не было на свете и едва ли будет когда. Илька диву давался, что на земле есть такие места, где яблок растет - лопай их от пуза, и никто ничего не скажет. Илька только раз в жизни пробовал яблоко, да и то половинку, когда был с бабушкой в гостях у какой-то золотозубой городской тетеньки. А Дерикруп вон говорит, яблоки - это чепуха, есть еще груши, виноград, сливы, кукуруза, бараболя, абрикосы, черешня.
И каких только фруктов не произрастает на этой самой Украине! Там, стало быть, и находится тот самый рай, о котором бабушка все время поминает в своих молитвах.
Илька с неподдельным изумлением произнес:
- Так почему же ты из этого рая смотался?
Дерикруп с минуту молчал, подыскивая подходящий ответ, но так ничего нужного и не нашел, а сказал, пожав плечами:
- Судьба. Батьку петлюровцы изрубили, мать в двадцать первом от тифа умерла, и я побрел по свету. До Сибири добрел. Учти: добровольно!
Лицо Дерикрупа сразу осунулось и посерело еще больше. Но вот он резко тряхнул головой и грохнул три книжки на стол:
- Во, Илья, тебе циркуляр науки. Одна книга под названием "Джек Восьмеркин - американец", другая "Рыжик" - это почти про нас с тобой, и, третья, третья... ну, эту мы пока повременим читать, тут господин Золя описал, как парижская дамочка Нана с мальчиками дружила. Книга эта на холостых мужчин действует раздражительно. И хотя ты тоже мужчина, но в силу того, что в анкете твоей записал я - одиннадцатый год, пока что читать эту завлекательную книжицу воздержимся... - Дерикруп поднял палец, - из педагогических соображений!
Илька принялся списывать с книг слова. А Дерикруп снова прохаживался по бараку с заложенными за спину руками. Он играл учителя.
"Джек, - старательно вывел Илька и, уже исходя из собственной инициативы и сообразительности, дописал: "Сыобака". Прочитавши это, Дерикруп захохотал было, но Илька сердито глядел на него и готов был кинуться в драку.
- Слухай, хлопец, - сказал Дерикруп нахохлившемуся мальчишке, - Джек это человек, понял? Илька вышел из себя.
- Если взялся учить, так учи, а нечего!.. Что думаешь, уж вовсе ничего соображать не умею и собачьего имени от человечьего не отличу?..
Дерикруп захлопал белесыми ресницами.
- Га! Занятно! Вот так предмет! Как же я тебя, хлопец, учить буду? Ведь ты никакой методике не поддаешься?.. Никакой!
- Такая методика годна кобыле под хвост. По мне, взялся учить - учи взаправду, а надуть не надейся. Особенно насчет собак! Уж что-что, а собак я знаю. Вон у нас Осман...
- Так и тут неувязка, хлопчина, - почесал за ухом Дерикруп. - Османом тоже человека звали, турецкого султана, кажется...
- Чего-о-о?
- Султана, говорю, царя турецкого так звали.
- Айда-ко с худого-то места, - презрительно сощурился Илька.
И пришлось Дерикрупу весь вечер рассказывать Ильке про разные страны, и выходило так, будто есть на свете страны, где не только снега, но и зимы не бывает, и обезьяны по деревьям сигают хлеще белок, и разные звери бродят, А фрукты с голову величиной растут. Илька чему верил, чему нет. Однако слушать Дерикрупа было интересно, это нравилось мальчишке больше, чем считать. Больно уж надсадная наука - арифметика!
И на другой вечер "по методике" заниматься не удалось. Илька, весь вечер думавший про чудесную страну Украину, первым делом спросил:
- А Робинзон-то Крузо не у вас там жил?
И Дерикруп понял, что хватил лишку. Тогда студент принялся говорить об Украине по порядку, с доброй, от сердца идущей печалью.
Богатая, широкая земля. Вольные люди - казаки с вислыми усами. Синие вечера. Сады в белом цвету. Тарас Бульба с сыновьями. Черти, ворующие месяц с небес, чтобы пьяный кум в собственном селе заплутался. Все, все помнил Дерикруп, не утративший своего "хохлацкого" задора, не забывший голосистой песни.
Не удержался Дерикруп и затянул на радость Ильке;
Он на гори
Тай жинци жнугь...
Дальше петь Дерикрупу не пришлось, хотя песня была и по сердцу Ильке. Дверь распахнулась, и в барак ворвался бригадир Трифон Летяга.
- Не можешь без фокусов-то? Не можешь?
- А что такое? Мы это... историей занимаемся.
- Историей! Показал бы я тебе историю, если б бригадиром не был, гаркнул Трифон Летяга и указал на дверь. - Выметайся вон из барака, пока я еще в горсти себя держу.
Сконфуженный "учитель", обиженно издохнув, покинул барак. Бригадир напустился на Ильку:
- Тоже певчая птица! Надо к школе готовиться, стараться, чтоб балбесом не стоять перед учителем, а он, видали, сказочки слушает, небось дважды пять не знаешь сколько, а туда же, за сказочками...
- Дважды пять будет десять, - обрадованно сообразил Илька, быстро перебравши пальцы под столом.
Трифон Летяга бросил кепку на стол и устремил взгляд мимо мальчишки.
- Ну, раз угадал, а дальше что? Дальше-то что? Допустим, дали тебе кило лапши на всю нашу артель и надо разделить это кило поровну. По скольку лапши на рыло надо кинуть?
Сколько лапши на рыло кинуть - Ильке оказалось определить непосильно, и потому он лишился всяческого покоя, потому что с самого того вечера Трифон Летяга буквально извел его арифметикой.
Идет, допустим, с работы бригадир и еще издали, как приветствие, кричит:
- Илюха! У нас было семь багров. Один багор ротозей Исусик утопил да два Гаврила поломал, поскольку для него всякий человеческий инструмент хрупкий. Так сколько багров к вечеру осталось?
Вот это был метод так метод! Все мужики включились в работу. Илька ходил все время начеку, готовый отражать неожиданные, заковыристые вопросы. Они задавались ему по мере того, как возникали в головах сплавщиков. Принес, к примеру, Илька охапку дров, затопил печку, и вот уже ему вопросик: "Сколько было в охапке поленьев? Сколько в печь сложил? Сколько осталось?" Задачи касались не только предметов - они в зависимости от настроения сплавщиков бывали и с ехидцей, и с политикой, и с сольцой.
Вот одна из них:
- На голове у дяди Романа осталось шестнадцать волосьев, а было тридцать четыре, половину из них девки шалые выдергали, остальные со страху упали, когда он партизанил...
- Ду-урень, ястри тебя, - добродушно отругивался дядя Роман. - Если хочешь знать, у меня шевелюра была во! - И старик приподнимал руку над лысиной чуть ли не на пол-аршина. - Помню, здесь же вот, у Ознобихинского перевала, мясорубка была, ох, и мясорубка! Меня тогда камнями чуть было не завалило...