Вот танки-то и самолеты-то и вышли на бумаге только... Знаешь, как он летом пер? Ох, как пер! Я ж с самого запада драпал. Меня ж в тридцать девятом из запаса взяли, да так и не отпустили... Понимаешь, только мы кой-какую оборону организуем, а он, сука, обтекает нас с флангов и в кольцо...
- Как сейчас-то живешь? - прервал Володька его разглагольствования.
- Как живу? - усмехнулся инвалид. - Моя жизнь теперича, можно сказать, пречудная... Пенсии мне положили по третьей группе триста двадцать рубликов, выдали карточку рабочую и к спецмагазину прикрепили - к инвалидному. Там и продукты получше, и сразу за месяц можно все отоварить... Ну, пенсия эта, сам понимаешь - только паек выкупить. А пайка этого, сам увидишь, на месяц, тяни не тяни, никак не растянешь. Его в три дня улопать можно, за исключением хлеба, конечно... Вот так... Значит, если хочешь жить, - соображай. Вот и соображаешь. Бутылку одну я, конечно, употребляю, а вторую - на базар, как те бабоньки, что в очереди стояли. За пятьсот, может, и не продам, долго стоять надо, а за четыреста верняком... Вот на них-то тебе и килограмм картошечки, вот тебе немного маслица или сальца... Вот так, браток. Понял?
- Понял, - кивнул Володька, добавив еще несколько словечек из своих любимых.
- Гадство - верно. А что делать? Водку без талонов, поди, каждый день где-нибудь, да дают. Я вот сейчас до Колхозной пешочком пройду, авось еще где дают, может, еще пару бутылок приобрету. Вот так, брат, пока и кручусь. Жрать-то надо...
- В общем, в рот пароход, якорь... - процедил Володька хмуро, без усмешки.
- Ха-ха, - грохнул инвалид. - В самую точку! Ты откуда понабрался такого, лейтенант? Не из блатных или флотских будешь?
- С Рощи я. С Марьиной...
- Тогда понятно, - досмеивался инвалид.
- Не противно базарить-то? - спросил Володька после паузы.
- Противно! Первый раз с этой водкой на рынке стоял, аж покраснел весь - и стыдно, и гадостно, и себя жалко, чуть ли не слезы на глазах. Обидно уж очень. А потом привык. Все сейчас так. Хочешь жить - умей вертеться. Угости еще папиросочкой.
- Держи. Может, в запас дать?
- Нет, спасибо. Махорочки куплю на базаре... Ты пивка небось давно не пивал?
- Давно.
- С пивом в Москве порядок, и по довоенной цене - два двадцать кружечка, почитай даром. Ну, очередя, разумеется, но нас, инвалидов, как везде - через пять гавриков. Но все равно постоять надо. Зато дорвешься и сиди себе, попивай всласть... Иной раз кружечек десять в себя вольешь - и сыт, и пьян...
Они помолчали немного, попыхивая папиросками. Переваривал Володька услышанное. А инвалид тем временем поднялся, спеша, видно, к следующему магазину, где вдруг удастся отхватить еще пару бутылочек.
- Ну, бывай, браток. Желаю погулять как следует, пока вне строя. Второй раз можешь и не попасть в Москву, да и вообще... никуда... - Инвалид протянул левую руку, Володька правую. Пожали крепко и разошлись.
* * *
Проходя на обратном пути мимо своего дома, повстречался Володька с двумя пареньками со своего двора Витькой-Бульдогом и Шуркой-Профессором. Когда уезжал в армию, были они еще совсем пацанятами, а сейчас один вымахал ростом выше Володьки, а второй стал хоть не высоким, но крепким, складным парнем.
- Володь... - жали они ему руку, глядя с восхищением на его медаль и на перевязанную руку.
- Ну как, мелочь пузатая, живете? - небрежно спросил он, прекрасно понимая, что он для них сейчас представляет.
- Призываемся мы, Володь. Вот Шурка выпускные экзамены сдаст и сразу в армию.
- Витьке бронь могут дать, но он не хочет, - сказал Шурка.
- Какую борнь? Ты работаешь? - удивился Володька.
- Конечно. Разряд у меня... Ну ее, эту бронь... Про Любу-то знаешь?
- Знаю, - кивнул Володька.
- Мы зимой ее последний раз видели. Приходила во двор. В полушубке белом, а сама такая веселая.
Она с Зоей Космодемьянской вроде пошла. - Витька-Бульдог шмыгнул носом и потер глаза.
И Володька понял - влюблен, видать, был Витька в Любу первой мальчишеской любовью, какая тут может быть бронь...
- И Абрама убило, Петьку Егорова тоже... А Вовка-Кукарача Героя получил, выпалил Шурка. - Он трех фрицев из разведки приволок. Один. Понимаешь?
Володька кивнул головой, задумался...
- Да, ребятки, не очень веселое вы рассказали. - Вытащил папиросы, угостил ребят, а сам подумал, что разметала война весь их двор и никогда, никогда не увидит он тех ребят, с которыми толкался в подворотне, играл в "казаки-разбойники", перекидывался мячом на волейбольной площадке... Да, никогда! И ткнуло тупой болью в сердце.
Восемнадцатый, девятнадцатый, двадцатый... вот и двадцать четвертый год уходит - и сразу на войну... Володька смотрел на ребят - мальчишки же совсем, но уже знают, что можно и не вернуться, так война прошлась по их дому, смела старших товарищей; но по мальчишеству, конечно, всерьез не могут вникнуть, а потому и сверкают в их глазах огоньки восхищения от блеска Володькиной медали...
- Куда собрались такие приодетые? - спросил он.
- В "Эрмитаж".
- В "Эрмитаж"? - удивился Володька. - Неужели он открыт?
- Открыт... Пойдем с нами, Володь, погуляем...
- Нет, ребятки. Встреча у меня. Идите, гуляйте...
- Последние денечки... - сказал Витька, вздохнув.
* * *
Встреча с Сергеем была назначена в центре, на Кузнецком мосту, и Володька пришел точно к двум. Сергей уже ждал его. Он был одет в полувоенное, на груди "Звездочка". Они молча потискали друг друга в объятиях, но не поцеловались нежности у них были не приняты.
- Ну, пойдем, - сказал Сергей. - Спрашивать я тебя пока ни о чем не буду, придем в одно местечко - посидим, выпьем, поговорим.
- Неужели есть в Москве такие местечки?
- Только одно - коктейль-холл. Он открылся уже после твоего отъезда в армию.
- Может, там и пожрать можно? - заинтересовался Володька.
- Увы. Ты голоден?
- Пожрал бы...
Сергей взглянул на Володьку и покачал головой.
- Вижу по твоей физике - досталось. Да?
- Досталось, - безразлично ответил Володька.
Дальше они шли молча, и Володька с интересом поглядывал по сторонам, ища изменений в знакомой улице, но их не было. Кузнецкий мост, Петровка выглядели, как и раньше, до войны, только народу поменьше, но все равно по сравнению с обезлюденной передовой много, очень много.
Так вышли они к улице Горького.
- Нам сюда, - сказал Сергей, показав на вывеску - "Коктейль-холл" и на дверь, около которой стояла очередь.
Сергей, бесцеремонно отодвигая стоящих в очереди, пробился к двери и постучал. Дверь приоткрылась, и бородатый швейцар заулыбался.
- Милости просим, Сергей Иванович. Здравствуйте. Проходите.
- Этот товарищ со мной, - сказал Сергей и взял Володькину руку в свою.
- Извините, Сергей Иванович... Разве вы забыли... В военной форме не положено. Не могу-с, - сладким голосом заизвинялся швейцар.
- Ах ты, черт! Совсем забыл. Придется тебе, Володька, съездить переодеться...
У Володьки задрожали губы, сузились глаза.
- А в какой положено, борода? - процедил он, наступая на швейцара.
- Ну-с, в обычной гражданской одежде. - Все еще улыбался тот.
Но на Володьку уже накатило - такой обиды он не ожидал, и глаза начали наливаться кровью.
- Это моя Москва, борода! Я ее защищал! Понял? И в сторону! - Володька оттолкнул плечом швейцара, и тот уже не улыбался, а начал бормотать:
- Уж так и быть... Как исключение... Я бы сам с радостью. Приказ такой... - но Володька уже прошел...
Сергей с любопытствм глядел на эту сцену и, когда они вошли в зал, сказал:
- Пойдем наверх, там уютней.
Но Володька остановился посреди зала и оглядывал ресторанное великолепие этого "коктейль-холла", которого еще не было в Москве, когда он уезжал в армию.