Между деревьями замелькали их изодранные ватники.
Вот они достигли дороги и быстро нагнали ребят, которые от страха бросили свои хворостины.
- Опять этот Куликов комедию разыгрывает! - сердито пробасил Колесник. - Ему говорят - не пугать, а он, как зверь на ребят бросается!..
Он нагнулся над обрывом, чтобы получше разглядеть крестьянских парнишек, которые торопливо взбирались наверх впереди партизан. Было им лет по тринадцать-четырнадцать. Одетые в лохмотья, они чем-то неуловимо походили друг на друга, - может быть, их равняло общее несчастье, которое уничтожило их детство.
Довольные тем, что они успешно выполнили приказ, молодые партизаны привели мальчиков на полянку.
- Вот они, орлы, Антон Мироныч, - сказал Куликов. - А это их документы!..
- Документы? - удивился Колесник. - Давай-ка их сюда!..
- Как тебя зовут, мальчик? - обратился Геннадий Андреевич к тому, что стоял поближе.
Это был высокий, худощавый паренек с тем сосредоточенно-пытливым выражением светлых глаз, которое выдавало в нем природную сметку.
- Сема, - ответил он и при этом как-то покровительственно взглянул на другого мальчика, поменьше ростом, черноволосого, с темными глазами, на которых еще не высохли слезы.
- А куда же вы шли, Сема? - вступил в разговор Колесник. - Ты не бойся, мы тебе ничего не сделаем...
- Я знаю, что вы нам ничего не сделаете, - ответил Сема, - только корову отберете.
- А почему мы ее отберем?
- Вы партизаны... Вам есть нечего!..
- Вот ты и ошибся, - засмеялся Колесник. - Хочешь, я тебя салом угощу?
Он вынул из одного кармана кусок сала, весь в желтых табачных крошках, из другого - толстый ломоть хлеба, разрезал все это ножом, который протянул ему Куликов, на две равные части и протянул ребятам:
- Ешьте! У партизан добра много!..
Ребята смутились. Первым протянул руку Сема, а за ним и меньший.
- Вы что - братья? - спросил Геннадий Андреевич.
- Нет, они не братья, - Колесник тряхнул двумя бумажками. - Интересное дело получается, товарищи. Посмотрите-ка, что здесь написано!..
Он протянул Стремянному бумажки, изрядно потрепанные. Видно, они уже побывали во многих руках.
Геннадий Андреевич взял документы и несколько раз перечитал каждый. Один из них - накладная, подписанная старостой деревни Стрижевцы. В накладной значилось: "Одна корова, отпущенная на убой для нужд коменданта станции Синельничи"; другой - пропуск с печатью немецкой комендатуры; чьим-то корявым почерком в него были вписаны имена и фамилии обоих пареньков - Семена Бушуева и Василия Ломакина.
Смелый замысел, который возник у Геннадия Андреевича, как только он увидел на дороге корову и обоих маленьких пастухов, теперь приобрел реальные очертания.
Он отозвал Колесника в сторону, за кусты, так, чтобы никто не слышал, и рассказал, как думает осуществить операцию.
- Вот что, - выслушав его, предложил Колесник, - давайте-ка еще раз допросим ребят. Выясним, знают ли они, куда идут, и есть ли у них знакомые на станции.
Они вернулись на полянку, сдерживая охватившее их волнение. Ребята еще расправлялись с салом, а молодые партизаны, посмеиваясь, смотрели вниз, на дорогу.
- Что смеетесь? - спросил Колесник и вдруг заметил, что их всего двое. - А где Куликов?
Партизаны громко засмеялись.
- Он там за коровой гоняется! - сказал один из них. - Она норовит его на рога поддеть!
Колесник рассердился:
- Чем пустосмешничать, пошли бы лучше помогли.
- Он и сам справится!
Колесник подошел к пастушкам, которые смотрели на него без всякой боязни. Только у Семы как-то посерьезнели глаза.
- Если корову берете, дядя, - сказал он, - то дайте расписку, а то наш староста задерет он нас до смерти.
Колесник улыбнулся:
- Расписку вы, ребята, получите. Да не только расписку, мы вашему старосте даже письмо напишем.
Как его фамилия?
- Гордеев. А мы его зовем Костыль.
- Почему так?
- Он колченогий. На левую ногу хромает.
- Придет время, мы ему и другую перебьем. А чья это корова?
- Колхозная!
- Куда вы ее ведете, знаете?
- На станцию.
- А зачем?
- Солдат кормить! - вдруг тоненько сказал Вася.
И все рассмеялись, так неожиданно прозвучал его голос.
- А им что, есть нечего? - спросил Колесник.
- Не знаем, - сказал Сема. - Костылю какой-то офицер приказал.
- А часто вы на станцию коров водите?
- В первый раз.
- И вас там никто не знает?
- Нет, - сказал Сема.
- А вы не боитесь - вдруг вас арестуют?
- Костыль сказал, что раз мы идем с коровой, то нас пропустят. Да и пропуск комендант дал...
- Сколько времени вы уже идете?
- Утресь вышли.
- Когда должны вернуться?
- Как немцы отпустят.
Колесник улыбнулся.
- Мудро сказано!.. У вас есть родители?
- У меня - дедушка, - сказал Сема, - а у Васьки - мать.
- Как же они вас отпустили?
- Попробуй не отпусти! У Костыля палка - во! - И Сема помахал сжатым кулачком, показывая, какая у старосты большая палка.
- Доберемся мы еще до него! - зло прищурился Колесник. - Скоро вашему старосте каюк будет.
План Геннадия Андреевича был принят с небольшими поправками. Ребят пока задержали. Колесник написал своему заместителю приказ и вручил его Куликову, который привязал наконец корову к дереву.
- На, - сказал он, - на все дело тебе два часа. Обратно скачи на лошади. Помни, от тебя все зависит!..
Куликову не нужно было повторять дважды. Он засунул приказ в карман гимнастерки, тщательно застегнул карман и бросился бежать в лагерь.
Глава пятнадцатая
ВАЖНОЕ ЗАДАНИЕ
С того самого момента, как Никита и Клавдия Федоровна решили переправить ребят к Геннадию Андреевичу, в судьбе Коли наступил резкий перелом. За последние недели он так много пережил, столько раз чувствовал себя одиноким!
В новом товарище, Вите Нестеренко, Колю раздражали его вялость и нерешительность. По всякому поводу он бегал советоваться к Клавдии Федоровне. Мая невзлюбила его за оттопыренные уши и прозвала лопухом. Витя во всем старался подражать Коле, но у него ничего не получалось. Коля нарочно заманивал его на крышу сарая, а потом прыгал вниз. Витя долго собирался с духом, примериваясь, куда бы прыгнуть, чтобы не налететь на дерево, и где земля помягче, но так и не решался. Эти минуты доставляли Мае большое удовольствие; она стояла внизу и осыпала Витю насмешками.
Когда Коля узнал, что Клавдия Федоровна отправляет их всех троих к Геннадию Андреевичу, он очень обрадовался. Теперь он сможет передать ему то, о чем говорил Степан Лукич. Да и быть рядом с Геннадием Андреевичем! чего же можно желать лучшего! Он наверняка поможет отцу бежать. А как хорошо будет, когда они все вместе уйдут к партизанам!
Коля долго не мог привыкнуть к мысли о том, что дядя Никита не предатель. Ему мерещился автомат в его руках в тот самый вечер, когда гестаповцы пришли за матерью... Ну, а если дядя Никита свой, то кто же тогда Михаил?.. И вдруг Коля вспомнил, с каким презрением говорили о Михаиле старики партизаны. Но как же так: ведь на его глазах Михаил убежал от полицаев! Значит, он свой! А выдал его дядя Никита! И он тоже свой! Есть отчего закружиться голове. Во всяком случае, после того как старики отнеслись к Михаилу с презрением, у него уже не было к нему того беспредельного доверия, которое возникло после первой встречи.
Все эти мысли стали беспокоить Колю уже тогда, когда он оказался в партизанском лагере, и события недавнего прошлого как бы отодвинулись от него.
Только два дня прошло с тех пор, когда на рассвете дядя Никита вывел их закоулками на окраину города, предварительно рассказав, куда надо идти. С биржи труда им дали направление на работу в деревню Чернизовку.