Пламя вспыхивало, освещая на мгновение его славное саксонское лицо, с простодушным смелым взглядом и курчавой светлой бородкой. Это было мужественное твердое лицо, однако в очертаниях губ физиономист мог заметить намек на нерешительность и слабость, что никак не сочеталось с богатырским разворотом плеч да и вообще всей его атлетической, мускулистой фигурой. Эйб принадлежал к тем доверчивым, бесхитростным натурам, которые легко уговорить, но невозможно заставить; уступчивый характер делал его одновременно и предметом насмешек, и любимцем поселка. Остроумие местных старателей носило несколько тяжеловесный характер, но даже самое неумеренное зубоскальство не способно было согнать с его лица добродушную улыбку или омрачить мстительным побуждением его сердце. И лишь в тех случаях, когда ему казалось, что задето самолюбие его компаньона, зловеще сжатые губы и гневные искорки в голубых глазах побуждали самых неуемных шутников воздержаться от очередной, уже вот-вот готовой сорваться с языка остроты, торопливо переключившись на глубокомысленные рассуждения о погоде.
- Босс нынче опаздывает, - пробормотал он, вставая со стула, потянулся и сладко зевнул. - Это надо же, дождь так и хлещет, ветер жуткий, ничего себе погодка, Моргун? - Моргун был необщительный, склонный к раздумьям филин, чьи удобства и благоденствие являлись постоянным предметом забот хозяина. Филин сидел на балке и хмуро его созерцал. - Вот досада, что ты не умеешь разговаривать, Моргун, - продолжал Эйб, глядя на своего пернатого друга. - Лицо у тебя жутко умное. Малость с грустинкой. Небось, в молодости в любви не повезло. Кстати, о любви, - добавил он. - Я ведь еще не видал сегодня Сьюзен.
Он зажег свечу в стоявшей на столе черной бутылке, прошел в дальний конец хижины и устремил пылкий взгляд на одну из картинок, которые владельцы хижины вырезали из случайно попадавших к ним в руки иллюстрированных журналов и развешивали на стенах. Та иллюстрация, которая так привлекала нашего героя, изображала актрису в претенциозном, безвкусном наряде, прижимая к груди букет, она жеманно улыбалась воображаемой публике. В силу неких таинственных причин рисунок этот оставил глубокий след в чувствительном сердце старателя. Он облек эту юную даму чертами реальности, торжественно и без малейших оснований дав ей имя Сьюзен Бэнкс, вслед за чем объявил ее идеалом женской красоты.
- Вот увидите мою Сьюзен, - говорил он какому-нибудь новичку из Бакхерста, а то и Мельбурна, выслушав его рассказ о красоте оставшейся дома Цирцеи. - Нет на свете таких девушек, как моя Сью. Если окажетесь на Старой Родине, постарайтесь ее повидать. Сьюзен Бэнкс ее зовут, а портрет ее висит у меня в хижине.
Эйб все еще любовался своей очаровательницей, когда распахнулась тяжелая бревенчатая дверь и в комнату ворвалось облако дождя и снега, так что почти невозможно было различить молодого человека, который мигом перескочил порог и тут же начал закрывать за собой дверь - операция при таком ветре нелегкая.
- Ну, - сказал он довольно сварливо, - ужин у тебя хотя бы есть?
- Вот, готов, тебя лишь дожидается, - бодро отозвался компаньон, показывая на булькавший на огне котелок. - А ты вроде как малость промок.
- Черта лысого малость! Я вымок насквозь, хоть отжимай. В такую ночь я и собаку бы на улицу не выгнал, во всяком случае, собаку, которую я уважаю. Дай мне сухую куртку, вон на крючке висит.
Джон Морган, или Босс, как его обычно называли, принадлежал к тому типу людей, которые во время золотой лихорадки встречались на приисках чаще, чем можно подумать. Он происходил из хорошей семьи, получил солидное образование, даже окончил в Англии университет.
Сложись его жизнь обычным путем, Босс мог бы стать деятельным сельским священником или сделать карьеру в какой-нибудь другой сфере, но не тут-то было: в характере его прорезались скрытые до этого черты, унаследованные, возможно, от сэра Генри Моргана, наделившего своих потомков толикой испанской крови - результат галантных похождений и побед славного пирата. И вот эта-то шальная кровь, несомненно, толкнула его к тому, что он выпрыгнул из окна спальни отцовского дома, уютного, увитого плющом дома сельского священника, и отправился, покинув Англию, родных и друзей, искать счастья на приисках Австралии. Невзирая на изящные манеры Босса и его нежную, девичью красоту, грубияны из поселка Гарвей вскоре убедились, что при этом хрупкий юноша наделен холодной смелостью и непреклонной решимостью, высоко ценимыми в обществе, где храбрость почитается величайшим человеческим достоинством. Никто не знал, каким образом он и Эйб стали компаньонами; однако они стали компаньонами, и тот, кто был физически сильней, благоговейно почитал ясный ум и твердость духа своего товарища.
- Так-то оно лучше, - сказал Босс, опускаясь на единственный свободный стул перед огнем и глядя, как Эйб раскладывает на столе две металлические миски, ножи с костяными ручками и вилки с неимоверно длинными зубьями. - Ты бы снял все же сапоги; совсем незачем усыпать пол красной глиной. Пойди сюда и сядь.
Великан кротко приблизился и сел на бочку.
- Что стряслось? - спросил он.
- Биржа ходуном ходит, - ответил компаньон. - Вот что стряслось. Погляди-ка. - Из кармана мокрой куртки, над которой поднимался парок, он вытащил измятую газету - "Бакхерстский страж". Прочти эту заметку... Вот, о новой жиле на прииске Коннемара. Этих акций у нас, милый мой, хоть отбавляй. Мы могли бы все продать сегодня и получить кое-какую прибыль... Но я думаю, что мы не будем продавать.
Тем временем Эйб Дэртон старательно штудировал статью, водя по строчкам огромным указательным пальцем и бормоча что-то в светлые усы.
- Двести долларов за фунт, - сказал он, подняв взгляд на Босса. Слушай, так ведь там у нас на каждого по сотне фунтов. Мы двадцать тысяч долларов огребем! С такими деньгами можно вернуться домой.
- Чушь! - ответил компаньон. - Не за жалкой парой тысяч фунтов мы сюда явились. Деньги нам сейчас прямо в руки плывут. Синклер-химик говорит, что жила богатейшая, каких он никогда в жизни не видел. Остановка лишь за тем, чтобы доставить сюда машину. К слову, много ты сегодня набрал?
Эйб извлек из кармана маленькую деревянную коробочку и протянул приятелю. В ней находилась примерно чайная ложка чего-то похожего на песок и два металлических зернышка величиной с горошину. Босс Морган засмеялся и протянул коробочку назад.
- Такими темпами, Заморыш, не разбогатеешь, - заметил он. Тут разговор прервался, и оба компаньона сидели, слушая, как ветер воет и свистит, налетая на их маленькую хижину.
- Есть какие новости из Бакхерста? - спросил Эйб и начал раскладывать по тарелкам ужин.
- Ничего особенного, - отозвался компаньон. - Билл Рейд застрелил Косого Джо в лавке у Мак-Фарлейна.
- Хм, - без особого интереса отозвался Эйб.
- В Рочдейле появились беглые каторжники. Говорят, собираются в наши края.
Эйб присвистнул, наливая в кружку виски.
- Еще что-нибудь? - спросил он.
- Особенного ничего, если не считать, что темнокожие пошаливают на дороге у Нью-Стерлинга и что Синклер купил фортепьяно и собирается привезти из Мельбурна дочь; она поселится в его новом доме по ту сторону дороги. Как видишь, милый мой, нам теперь будет на кого посмотреть, - добавил он и энергично принялся за ужин. - Говорят, она красавица.
- Все равно ей не сравниться с моей Сью, - решительно возразил Эйб.
Его приятель улыбнулся, взглянув на вопиюще яркую картинку. Вдруг он опустил нож и прислушался.