Невозможно не содрогнуться при мысли об опасности, угрожавшей
правительству Его Величества. Однако очень скоро ужас уступит место
возмущению, и все еще раз увидят, чего можно ждать от людей, находившихся
на службе у узурпатора, а теперь прислуживающих его сыну, когда узнают,
что этот самый Сарранти, в течение нескольких дней скрывавшийся в столице,
покинул Париж семь лет назад, когда подозревался в краже и убийстве.
Те из вас, кто читали газеты тех лет, помнят, может быть, что в
небольшой деревушке Вири-сюр-Орж в 1820 году разыгралась ужасная драма.
Один из уважаемых жителей кантона, возвратившись однажды вечером домой,
увидел, что его сейф взломан, служанка убита, двое его племянников
похищены, а воспитатель детей исчез.
Этим воспитателем был не кто иной, как г-н Сарранти.
По настоящему делу уже возбуждено уголовное следствие".
Х
Родство душ
Выразительный взгляд, который г-н Сарранти бросил аббату Доминику, а
также несколько слов, которые он успел ему шепнуть в тот момент, когда его
брали под стражу, повелевали несчастному монаху не вмешиваться и ничем не
выдавать своего отношения к происходящему.
Когда толпа, разлучившая Доминика с отцом, схлынула, он бросился вверх
по улице Риволи. Там он заметил небольшую группу взволнованных, гомонящих
людей, торопливо шагавших в сторону Тюильри, и догадался, что в центре
этой группы находится г-н Сарранти. Тогда он пошел следом, но на
расстоянии; он старался действовать осмотрительно: ведь его ряса могла
привлечь внимание полицейских.
В самом деле, в те времена Доминик был, может быть, единственным
монахом-доминиканцем на весь Париж.
На углу улицы Сен-Никез группа остановилась, и с площади Пирамид, где,
в свою очередь, остановился Доминик, он разглядел того, кто, как казалось,
возглавлял отряд полицейских; этот человек кликнул фиакр, куда и посадили
г-на Сарранти.
Доминик последовал за фиакром, пересек площадь Карусели так скоро, как
позволяла ему ряса, и подошел к калитке Тюильрийской набережной в ту
минуту, как фиакр сворачивал на Новый мост.
Стало понятно, что г-на Сарранти везут в префектуру полиции.
Когда фиакр исчез на углу набережной Люнет, аббат Доминик почувствовал,
как кровь прилила к сердцу, а на ум стали приходить мысли одна ужаснее
другой.
Два дня и две ночи, проведенные в томительном ожидании, волнения,
пережитые в этот день, необъяснимый арест отца - всего этого было более
чем достаточно, чтобы сломить самого выносливого и мужественного человека.
Когда он вернулся к себе, уже стемнело. Он рухнул на кровать, позабыв о
еде, и попытался заснуть. Но тысячи тревожных мыслей роились в мозгу и не
давали ему покоя: четверть часа спустя он поднялся и в волнении зашагал по
комнате словно для того, чтобы уснуть: ему было необходимо израсходовать
остатки сил.
Снедавшее беспокойство выгнало его прочь из дому. С наступлением ночи
его ряса не так бросалась в глаза и не привлекала любопытных взглядов. Он
направил стопы к префектуре полиции, за дверью которой исчез его отец. Она
напомнила Доминику бездну, в которую бросается шиллеровский ныряльщик и
откуда его отцу, подобно этому ныряльщику, суждено выйти, испытав
неподдельный ужас от увиденных там чудищ.
Однако он не рискнул туда войти. Если узнают, что Сарранти - его отец,
он таким образом выдаст его настоящее имя.
Ведь г-н Сарранти был арестован под именем Дюбрея.
Она
напомнила Доминику бездну, в которую бросается шиллеровский ныряльщик и
откуда его отцу, подобно этому ныряльщику, суждено выйти, испытав
неподдельный ужас от увиденных там чудищ.
Однако он не рискнул туда войти. Если узнают, что Сарранти - его отец,
он таким образом выдаст его настоящее имя.
Ведь г-н Сарранти был арестован под именем Дюбрея. Не лучше ли было
оставить полицию в заблуждении, чтобы г-н Сарранти мог извлечь выгоду из
вымышленного имени, за которым скрывался настойчивый и опасный заговорщик?
Доминик пока не знал, с какой целью его отец вернулся во Францию,
однако догадывался, что речь идет о деле всей его жизни: отстаивании
интересов императора или, вернее, его наследника, герцога Рейхштадтского.
Два часа сын тенью бродил вокруг того места, где исчез его отец; он
вышагивал вдоль улицы Дофин, выходил на площадь Арлей, а от набережной
Люнет доходил до площади Дворца правосудия, не чая вновь увидеть того,
кого безуспешно искал: было бы настоящим чудом разыскать экипаж, в котором
Сарранти перевозили из Депо [Центральный дом для бродяг в Париже. (Примеч
пер )] в другую тюрьму; но Господь мог совершить такое чудо, и
простосердечный, добрый, великодушный Доминик верил в Божью помощь.
На сей раз надежды его оказались тщетны. В полночь он вернулся к себе,
лег, смежил веки и почувствовал такое изнеможение, что сейчас же заснул.
Но едва он задремал, как его стали одолевать кошмары один другого
ужаснее; всю ночь они витали над его головой, а с рассветом Доминик
почувствовал, что сон не освежил его, скорее, наоборот.
Он встал и попытался оживить в памяти видения ночи; ему почудилось, что
среди мрачных теней промелькнул светлый и непорочный ангел.
Молодой человек подошел к Доминику, лицо у него было открытое и
располагающее; он протянул Доминику руку и на незнакомом языке, который,
однако, монах понял, сказал: "Обопрись на меня, я тебя поддержу".
Лицо его Доминику было знакомо. Но где, когда, при каких
обстоятельствах он его видел? Да и существовал ли в действительности этот
пригрезившийся человек? Или это было всего лишь туманное воспоминание,
которое, кажется, сопутствует нам из предыдущей жизни и появляется только
во сне?
Не было ли этр видение воплощением надежды, этакой мечтой бодрствующего
человека?
Доминик изо всех сил пытался заглянуть в самые потаенные уголки своей
памяти; в задумчивости он присел у окна на тот самый стул, где сидел
накануне, разглядывая портрет св. Гиацинта, которого теперь не было с ним.
Он вспомнил о Кармелите и Коломбане, а потом мысленно представил себе и
Сальватора.
Вот кто был ангелом из его ночного кошмара; вот кто сидел в ночи у его
изголовья и старался победить отчаянье Доминика.
И юный монах снова ясно вспомнил обстоятельства, при которых он
познакомился с Сальватором. Он будто опять очутился в павильоне Коломбана
в Ба-Медоне, где неспешно читал заупокойные молитвы, а из его глаз,
поднятых к небу, катились слезы.
Вдруг в комнату, где лежал покойник, вошли двое молодых людей, обнажив
и преклонив головы; это были Жан Робер и Сальватор.
Заметив тогда монаха, Сальватор радостно вскрикнул, и Доминик ни за что
на свете не догадался бы, чем вызвана эта радость. Но Сальватор подошел к
нему и взволнованным голосом, но довольно твердо произнес: "Отец мой! Сами
того не подозревая, вы спасли жизнь стоящему перед вами человеку; и
человек этот, никогда вас до сих пор не видавший, бесконечно вам за это
признателен.