Отведя руку, он несколько секунд смотрел на кровь, потом медленно замахнулся на Дженни.
Теперь Дженни не могла отвести глаза. Она смотрела на него — не вызывающе, а жалобно — и прямо встречала готовящийся удар. Но удара так и не последовало. Вместо этого Кристиан опустил голову, схватил Дженни за ягодицы и перевернул на живот. Сейчас борьба была бесполезна. Она могла молотить кулаками по перьевой перине, но не по Кристиану. Он стянул с Дженни панталоны, шлепнув ее по руке, когда она попыталась защититься.
— Я не буду тебя бить, — прорычал он, отпустив ее ровно настолько, чтобы расстегнуть пуговицу на своих брюках. — У меня… — замолчав, он просунул руки ей под бедра и приподнял к себе, — другие намерения.
Кристиан пристроился сзади, и Дженни почувствовала, как его жаркая твердая плоть, настойчиво пульсируя, уперлась в ее обнаженные ягодицы. Она потянулась к железной спинке кровати, пытаясь распрямиться, но пальцы ее скользнули по холодным изогнутым перекладинам и уцепились за воздух. Кристиан выругался, выразив свое намерение грязными словами.
— Пожалуйста, — взмолилась Дженни, выворачиваясь на бок, пока он не успел в нее войти.
Глаза ее были сухими — все оставшиеся слезы застряли в горле. Она смотрела на него своими темно-карими глазами, пытаясь угадать, какими словами или действиями можно пронять этого человека.
— Простите меня, мистер Маршалл, простите!
Он прекратил свой натиск, но не потому, что принял ее извинение, и даже не потому, что в данный момент ее обращение по фамилии прозвучало нелепо и странно. Нет, на него подействовал голос Дженни — слабый, потерянный шепот. Этот голос напомнил ему о тех мучениях, которые она пережила раньше.
Кристиан шумно втянул ртом воздух и оттолкнул ее от себя, одновременно откатываясь в сторону. Он опустил голову на руки.
Дженни кое-как уселась, одернув юбку на ноги. Ее порванные панталоны валялись на полу у кровати. Она быстро отвела от них глаза и застыла в неподвижности, увидев, что Кристиан тоже сел, сбросил ноги с другого края кровати и поправил на себе одежду.
— Почему ты не убегаешь, Дженни Холланд? — резко спросил он, сидя к ней спиной и прижав пальцы к закрытым векам. — Почему не бежишь от меня со всех ног?
— А что, мне еще угрожает опасность? — тихо спросила она.
Кристиан повернулся к ней вполоборота и опустил руку. Лицо его было изможденным и осунувшимся. В плотной линии губ и в холодном аквамариновом свете глаз сквозил сдерживаемый гнев.
— А ты не понимаешь? — грубо спросил он, окинув ее прищуренным взглядом. — Неужто и вправду не понимаешь? До тех пор пока ты будешь жить под этой крышей, тебе всегда будет угрожать опасность — опасность, которая исходит от меня. Я не могу от тебя удержаться. Я все время хочу тебя. Просыпаюсь возбужденный и представляю, как ты лежишь подо мной, обвивая меня своими ногами. Представляю, как мягко пружинят твои груди в моих ладонях, в моих губах. Я хочу тебя мучительно, до боли. Только, пожалуйста, не путай это с объяснением в любви, — резко добавил он. — Мне было бы куда проще ненавидеть тебя, чем любить. Все, что я от тебя хочу, — это исключительно плотского наслаждения. Не пытайся мысленно приукрасить это мое желание. Уверяю тебя, в нем нет ничего красивого.
Неожиданно Кристиан быстро потянулся через кровать и, обхватив Дженни за шею, опять уложил ее на матрас, а сам навис сверху. Он касался ее только одной рукой, и Дженни казалось, что она остается в неподвижности благодаря одной лишь его силе воли.
— Видишь, Дженни? — спросил он. — Я все еще хочу тебя. И это не кончится, пока я не возьму тебя, а может, не кончится даже и после. Я буду хотеть тебя снова и снова… и снова. Ты стала моей постоянной потребностью.
— Он помолчал, ожидая, что она скажет, но Дженни молчала, и Кристиан слегка встряхнул ее за плечи:
— Черт возьми, скажи же что-нибудь! Скажи мне, что больше не будешь лезть в мою жизнь, в мои мысли! Обещай, что перестанешь преследовать меня этими своими обиженными глазами!
— Я… я не уверена, ч-что смогу, — проговорила она, запинаясь, — я… никогда не знала такого человека, как вы.
— Просто ты вообще никого до меня не знала, — сказал он тихо, трогая большим пальцем ее вспухшие губы.
Он помнил, как мягки они под его губами. И вся она такая нежная, такая невероятно хрупкая! Кристиан знал, что скорее сломает ее, чем позволит подвергнуть себя еще худшим пыткам.
— Будь моей любовницей, — сказал он.
На мгновение Дженни лишилась способности думать.
— Что? — одними губами переспросила она.
Большой палец Кристиана продолжал двигаться по чувствительной линии ее нижней губы.
— Я хочу, чтобы ты стала моей любовницей. Ты будешь приходить ко мне, когда я захочу, и я буду делать с тобой все, что захочу. Я дам тебе драгоценности, платья, меха… все, что ты пожелаешь. А взамен ты должна будешь ложиться ко мне в постель, открывать мне… свои объятия, свои губы…
Дженни не мигая уставилась в его глаза.
— Мне не нужны те вещи, о которых ты сказал, — прошептала она, — но есть кое-что…
Улыбка Кристиана была почти торжествующей. Он знал, что у нее есть цена! Знал, что ее можно купить!
— Что же?
— Мой портрет, — сказала она, — я хочу, чтобы ты меня нарисовал. Тогда я стану твоей любовницей.
Кристиан отпрянул:
— Нет!
— Нет, так нет.
— Что?
— Тогда мой ответ — нет. Утром я уйду.
Дженни села, но не ушла с кровати. Нарочито медленными движениями она начала расстегивать пуговицы лифа, затем подняла юбку, стянула платье через голову и бросила на пол. При этом бретелька сорочки соскользнула с плеча, а мягкие каштановые пряди рассыпались по ключице и вороту сорочки.
— Но ты, кажется, сказала… — начал Кристиан, со все большим замешательством наблюдая за ее действиями.
Его чресла уже разрывало от желания.
— Да, сказала, — произнесла она ровным голосом, — и это правда. Я не буду твоей любовницей и завтра уйду, но не только у тебя одного есть потребности. Сегодня ночью мы совершим равноценный обмен.
Глава 10
Кристиан опешил от столь откровенно бесстыдного предложения. Такого с ним еще никогда не бывало! И эту-то женщину он считал хрупкой и нежной? Ему только и оставалось, что смотреть на нее в полном недоумении.
Дженни развязала шнурки на ботинках и небрежным движением ног сбросила их на пол.
— Только, пожалуйста, не путай это с объяснением в любви, — спокойно заявила она, снимая чулки, и спрятала ноги под стеганым пуховым одеялом. — Мне нужно от тебя только… как ты сказал? Ах, да… плотское наслаждение.
На худых скулах Кристиана заиграли желваки. Ему в лицо с холодной бесстрастностью бросили его же собственные отвратительные слова. Дженни сидела, склонив голову набок, и смотрела на него сквозь длинную тяжелую бахрому ресниц. Губы ее приоткрылись во вздохе, а рука, спускавшая бретельку сорочки, замерла. Кристиан следил взглядом за ее большим пальцем, который легко скользил по ключице.
— Ты же сам так сказал, правда? — мягко спросила она. — Ничего не приукрашивать? Что ж, не буду.
Глаза Кристиана потемнели от желания, но в них еще сквозили остатки гнева — гнева, который теперь был направлен на самого себя. Ему следовало сказать Дженни, что, когда он был с ней, когда их тела сливались в одно и он сотрясался в любовных судорогах, это было так волнующе-прекрасно, что пугало его. Что же он сделал в жизни такого, чтобы заслужить это невероятное наслаждение? Но Кристиан не мог ей этого сказать. Он не мог обнажить свою душу перед Дженни Холланд. Она и так уже слишком много о нем знала.