В этом человеке заключена большая жизненная сила, всемогущая... и все же я готова поклясться, что смерть скачет рядом с ним.
Катрин вздрогнула.
- Ты забываешь, что мы скачем вместе с ним на одной лошади.
- Нет, - медленно ответила Сара, - я этого не забываю. Может быть, ты и представляешь для него смерть.
Чтобы скрыть замешательство, Катрин поспешила войти в низкую дверь Божьего дома. В коридоре, усыпанном черной галькой, к ним подошел монах с факелом в руке.
- Что вам здесь надо? - спросил он, смущенный одеянием женщин. - Жилище для шотландских солдат находится в глубине двора и...
- Мы женщины, - поспешила ответить Катрин, - и путешествуем в таком виде, чтобы не привлекать внимания.
Брови монаха поползли вверх. Его лицо цвета старого пергамента было покрыто глубокими морщинами.
- Такой нескромный костюм не отвечает правилам Божьего храма. Церковь не одобряет женщин, которые носят подобное платье. Если хотите войти сюда, наденьте платье, соответствующее вашему полу! Иначе идите к своим компаньонам!
Катрин долго не колебалась. К тому же она неловко чувствовала себя в этом иностранном одеянии. Оно плохо защищало ее - может, быть, потому, что она не умела им пользоваться - как от непогоды, так и от взоров мужчин. Она сорвала берет с перьями и встряхнула своими золотистыми кудрями.
- Позвольте нам войти. Мы переоденемся в комнате в женское платье! Я - графиня Монсальви и прошу у вас пристанища на одну ночь!
Морщины на лбу служителя Божьего разгладились. Он поклонился с почтительностью.
- Я вас провожу. Добро пожаловать, дочь моя! Он провел их в комнату, предназначенную для высокопоставленных людей. Четыре стены, большая кровать с тонким матрацем, табурет, масляный светильник - вот и вся меблировка, но у стены возвышалось большое, грубо высеченное распятие; в камине - охапка дров. И теперь, по крайней мере, обе женщины остались в одиночестве.
Едва войдя в комнату, Сара зажгла огонь, в то время как Катрин с подозрительной торопливостью сбрасывала с себя одежду, полученную от Кеннеди.
- Куда спешишь? - спросила Сара. - Могла бы подождать, пока комната согреется.
- Спешу стать сама собой. Никто больше не вздумает без уважения относиться ко мне, когда надену свое обычное платье. А эта экзотическая одежда мне не нравится.
- Хм! - спокойно продолжила цыганка. - А мне кажется, что тебе хочется произвести большее впечатление! Заметь, что я поддерживаю это решение. Ты не любишь этот костюм, а я его терпеть не могу. В моем старом платье я все-таки не такая смешная.
Подтвердив слова делом, Сара тоже стала переодеваться.
Раннее утро застало Катрин вместе с Сарой на мессе в холодной церкви; стоя на коленях, они получили благословение старого монаха, а потом отправились к своим компаньонам.
Увидев на пороге паперти в красных лучах восходящего солнца даму в черном из Карлата, Мак-Ларен резко отступил назад. Он нахмурил брови, в глазах присутствующего при этом Готье мелькнула радость.
Целых два дня нормандец не открывал рта. Он скакал в стороне, отдельно от отряда с упрямым видом, несмотря на все усилия Катрин, предлагавшей ему ехать рядом. Ей пришлось отказаться от этой затеи. Вражда, возникшая между лесным человеком и шотландцем, была настолько ощутимой, что, кажется, ее можно было потрогать руками. Пока лейтенант стоял в растерянности, Готье подбежал к Катрин поздороваться.
- Рад вас снова видеть, госпожа Катрин, - сказал он, словно расстался с ней давным-давно, а не вчера вечером.
Пока лейтенант стоял в растерянности, Готье подбежал к Катрин поздороваться.
- Рад вас снова видеть, госпожа Катрин, - сказал он, словно расстался с ней давным-давно, а не вчера вечером.
Потом горделиво, как король, предложил ей свой сжатый кулак, чтобы она положила на него ладонь. Идя рядышком, Они прошествовали до отряда. Мак-Ларен смотрел на них, уперев руки в боки, с улыбкой, не предвещавшей ничего хорошего. Когда Катрин проходила мимо, он осмотрел ее с головы до ног.
- Вы надеетесь ехать в экипаже?
- А почему бы и нет? Разве женщины путешествуют иначе? Я попросила мужской костюм, потому что он мне казался удобным, но теперь я поняла свое заблуждение.
- Заблуждение-это ваша черная вуаль! Такое красивое лицо не прячут.
Непринужденным движением он уже поднимал муслиновую вуаль, когда рука Готье схватила его запястье.
- Оставьте это, мессир, - мирно произнес нормандец, - если не хотите, чтобы я сломал вам руку! Мак-Ларен не отступил и засмеялся.
- Ты становишься невыносимым, негодяй! Эй! Стража! Но пока солдаты не набросились на Готье, брат Этьен встал между ними. Одну руку он положил на кулак Готье, другую - на руку Мак-Ларена, державшего муслиновую вуаль.
- Разойдитесь! Ради Всевышнего и именем короля! Настолько высоким был его авторитет, что спорщики подчинились спокойному голосу.
- Спасибо, брат Этьен, - сказала Катрин с облегчением. - Поедем, мы и так потеряли много времени. Что касается вас, сир Мак-Ларен, я надеюсь, что в дальнейшем вы будете вести себя по отношению к даме как подобает рыцарю.
Вместо ответа шотландец поклонился и протянул даме сложенные в замок руки, чтобы она поставила на них ногу. Это был жест, признающий поражение, и одновременно рыцарский знак подчинения. Катрин улыбнулась и кокетливым движением отбросила вуаль на тамбурин, прикрывавший ее голову. Ее взгляд погрузился в светло-голубые глаза Мак-Ларена. То, что она там увидела, заставило ее слегка покраснеть, и, опершись ногой на сложенные руки, она взлетела на круп лошади. Мир был восстановлен. Все оседлали лошадей и покинули Морияк, и никто не заметил тени, пробежавшей по лицу Готье.
Впрочем, этот инцидент стал прелюдией к значительно, более серьезным событиям. К полудню конный отряд прибыл в Жалейрак. Густые леса закончились, и пошли хорошо обработанные поля, на которых вскоре взойдут рожь и гречиха; взору предстали большое аббатство и скромная деревенька. Все вместе взятое производило впечатление тихой и мирной жизни. Может быть, этому способствовало солнце, золотившее снега, но во всем скромном местечке, в деревенском монастыре было нечто необычное. Более того, здесь люди не прятались, как в других деревнях, а на главной и единственной улице было много людей, спешивших к приземистой церкви.
Когда подъехали поближе, Мак-Ларен придержал свою лошадь и поровнялся с братом Этьеном. Сидя сзади худого шотландца, маленький монах, кажется, бесконечно наслаждался путешествием.
- Что делают все эти люди? - спросил Мак-Ларен.
- Идут в церковь, - ответил брать Этьен. - В Жалейраке почитают мощи святого Меана, монаха, некогда прибывшего сюда из Галлии, из-за моря. Его бретонское аббатство было разгромлено и сожжено норманнами. Монахи были вынуждены бежать от них. А собралось много народу потому, что святой Меан считается покровителем всех прокаженных.
Слова вонзились в сердце Катрин. Она побледнела, и была вынуждена ухватиться за плечи Мак-Ларена, чтобы не упасть с лошади. "Прокаженные..." - произнесла она беззвучным голосом. На большее ее не хватило, слова застряли в горле.