* * *
Миновав очередной фонарь, Вдовин вновь увидел свою тень. Сначала она путалась под ногами, темная, плотная, потом вытянулась, побледнела, стала прозрачной и принялась вышагивать впереди по ночным асфальтам, долговязая, мелкоголовая, как в юности. За истекшие пятьдесят без малого лет ничуть не постарела и, казалось, принадлежит подростку.
Да и сам Никанор Матвеевич, если смотреть со спины, вполне мог сойти за представителя молодежи: живота не наел, в талии не раздался. Не исключено, что именно это обстоятельство и было причиной многочисленных недоразумений — уличные отморозки принимали его издалека за ровесника, да и начальство не слишком с ним церемонилось.
Маленькая собачка — до старости щенок.
Хотя справедливости ради следует заметить, что в молодости коротышкой Вдовин не считался — народ в те времена был помельче… Вот и плохо, что не считался! Ущемленное самолюбие коротышек — двигатель мощный: кого в олигархи выведет, кого в президенты, а кого и вовсе в императоры…
Никанор Матвеевич взглянул на табло браслета. Час ноль восемь. Пожалуй, пора возвращаться домой — Марьяна с Фёдором наверняка уже улеглись…
— Ай, часики… — гортанно восхитились неподалеку.
Обмер, взглянул. Дорогу Вдовину перекрывало лицо сильно экзотической национальности.
— Подари, да? — то ли пошутило, то ли не пошутило оно.
Пульс зашкалило.
* * *
Первым делом бросился к поверженному: дышит, нет? Вроде дышит… Ну и что теперь делать? Огляделся. Безлюдная ночная улица шевелила черными тучами акаций. Ах да, «Скорую» вызвать! Полез в карман за сотиком — нету. Надо полагать, опять дома забыл. К счастью, вспомнилось, что буквально в двух шагах располагается круглосуточное кафе — то самое, где пару дней назад его вербовали Александр с Виталием. Ринулся туда, потом спохватился, вернулся и почти уже заученным движением подобрал с асфальта стреляный стерженек. На всякий случай.
В кафе его узнали.
— Вы, наверное, к Александру Филипповичу?.. — догадалась официантка. — Пойдемте, я проведу…
За дверью кабинета похрипывал знакомый голос:
— То есть как это никого? Может, врачи?.. Ах, еще не приехали… Ну, значит, сам ушел… Как-как! Ногами…
Вдовин не без робости переступил порог и вновь очутился в служебном помещении, где с натяжного потолка свисал макет беспилотника. Сам Александр Филиппович сидел на свободном краешке письменного стола, поигрывая сотовым телефоном. Только что, видать, отключился.
— А вот и вы! — весело приветствовал он Вдовина, ничуть не удивившись его появлению. Хотя среди прочей оргтехники там на столе был раскрыт огромный, как фолиант, ноутбук, куда, надо полагать, поступала с беспилотника вся информация о перемещениях и контактах подопытного. — Чем порадуете, Никанор Матвеевич?
Тот сбивчиво объяснил, в чем дело.
— Все в порядке, — заверил Александр. — Никуда звонить не надо. Ни сейчас, ни потом. Сигнал принят, уже выехали…
— Кто?
— И полиция, и «Скорая»… Мы с ними вчера поделились, так что они в курсе…
В каком смысле поделились? Информацией или…
— Что было, тем и поделились, — угадав мысли посетителя, сказал Александр. — Даже аппаратурой… На кого нарвались-то?
Вдовин затосковал.
— Да вроде мигрант какой-то…
— А… мигрант… — несколько разочарованно отозвался Александр. — Что ж, меньше хлопот… Попытка ограбления?
— Не знаю… — горестно вымолвил Никанор Матвеевич. — Я вот думаю теперь… Может, он просто поговорить подошел, а я…
— Во втором часу ночи? Не самое удачное время для разговора. Да и место, согласитесь, тоже… Вы только из-за этого, или еще какие-то вопросы возникли?
— Возникли, — сказал внезапно осмелевший Вдовин. — Почему вы в кафе сидите?
— А где я должен сидеть?
— Н-ну… — Вдовин опешил.
Александр рассмеялся, спрятал телефон.
— А поддержим-ка традицию, Никанор Матвеевич, — предложил он. — Что, если по кофейку, а?
И они переместились за стеклянный журнальный столик.
— Значит, интересуетесь, почему в кафе… — задумчиво молвил Александр, пододвигая Вдовину одну из чашек, принесенных все той же снулой девицей. — Как я уже говорил, муниципалитет наш куплен с потрохами, но при этом хочет остаться чистеньким. А кафе принадлежит моему родственнику… Как видите, все просто.
— И полиция, вы говорите, в курсе… А участковый?
— И участковый предупрежден.
— Не проболтается?
— Да хоть бы и проболтался!.. Что вас еще беспокоит?
Никанор Матвеевич осунулся, помолчал.
— Скажите… Вы именно меня выбрали, потому что…
— Нет, — решительно прервал его Александр. — Вы нисколько не трусливее других. Вы даже, если хотите, храбрее. Все хорохорятся, строят из себя смельчаков, а вот честно признать себя трусом… На это, знаете, отвага нужна!
— Как же храбрее… В обморок-то вон…
— Между прочим, в той ситуации — единственно верный поступок. Букашек в детстве ловили? Видели, как они в случае опасности мертвыми прикидываются? Инстинкты — великое дело, Никанор Матвеевич…
— И все-таки — почему?
Александр вздохнул, покосился насмешливо.
— Законопослушный вы, Никанор Матвеевич, — то ли похвалил, то ли посетовал он. — На таких, как вы, мир держится. Вы пустую улицу на красный свет не перейдете…
Вдовин оскорбился.
— Ну почему же… — возразил он. — Переходил, и не раз…
— Два раза, — согласился Александр. — А теперь представьте на секунду, что под охрану взяли… ну, скажем, эту вашу Калерию… как ее?..
Никанор Матвеевич представил — и содрогнулся.
— Геноцид, — подтвердил Александр. — Все бы неотложки с колес послетали… Оно нам надо?
Вдовин ссутулился над чашкой, шевельнул ложечку.
— С ним все благополучно? — глуховато спросил он.
— С кем?
— С мигрантом…
— Вас это так заботит?
— Да.
— Очнулся до приезда «воронка» и скорее всего дал деру, — сообщил Александр. — Видимо, придется усилить заряд…
— Заряд? — всполошился Вдовин.
— Ну да, заряд. Скажем, стрелять дуплетом, двумя стерженьками сразу. А то полиция обижается: приехали, а забирать некого…
— Да, но… ведь это, наверное, может повредить здоровью…
— А нарушение закона вообще вредит здоровью… В ряде случаев.
Никанор Матвеевич помолчал, решаясь.
— Может, другого найдете? — выдавил он наконец.
Изумленно глядя на подопытного, Александр медленно вернул чашку на блюдце.
— Не понял… — с искренним любопытством выговорил он. — Вы хотите разорвать контракт?
— Понимаете, — беспомощно сказал Вдовин. — Мне все время кажется, что это я сам их… своими руками…
— Да-а… — с уважением протянул Александр, откидываясь на спинку стула. — Вас в Красную Книгу заносить надо, Никанор Матвеевич! Я думал, таких уже не осталось…
* * *
Одно из двух: либо избегать людей, что невозможно, либо…
Либо перестать их бояться, что тоже невозможно. По телевизору вон передали: девяностые возвращаются, опять стрельба, опять разгул преступности… Буржуи пируют, народ злобствует…
— Матвеич… — нежно позвали из мрака (лампочка над подъездом почему-то опять не горела). Остановился, озабоченно прислушался к собственным ощущениям. Сердцебиение, понятно, слегка участилось, но не более того. Все-таки незримое присутствие беспилотника над головой вселяло какую-никакую, а уверенность.
Тем временем из темноты выступили четыре смущенных орясины с одинаковыми клубными шарфами на склоненных шеях. Не решаясь приблизиться к Вдовину, стояли и кривовато улыбались ему издали.
— Матвеич… — умильно повторил тот, что постарше и по-кряжистей. — Ты на нас, говорят, обижаешься… Мы ж не со зла, Матвеич! Вот извиниться пришли, если что не так…
А участковый-то и впрямь болтун.
* * *
Слухи о том, что с Никанором Матвеевичем лучше не связываться, вскоре достигли и домочадцев. В Фёдоре внезапно пробудилась сыновья почтительность, да и Марьяна засуетилась, не знала уже, чем угодить. Подарила майку с девичьей мордашкой на груди и английской надписью на пузе. Избранника своего расхваливала как могла.
— Ты не думай… — щебетала она. — Он не по бакланке, он на себя чужую вину принял — за авторитета срок отбывал… Его теперь знаешь как уважают!..
Любопытная личность был этот Фёдор. Ни за что не подумаешь, что человек явился прямиком из мест не столь отдаленных: ни татуировки, ни мата, ни жаргонных словечек… Завязалась привычка посидеть вечерком на кухне за рюмочкой «Хеннесси». Беседовали на равных.
— Значит, говоришь, батя, — задумчиво гудел кандидат в зятья, — двумя теперь стерженьками отстреливать будут?
— Двумя…
Никакой государственной тайны Вдовин не разглашал. Причастность городских властей к проекту — вот единственное, о чем Александр с Виталием категорически запретили упоминать.
А то бы сам никто не догадался!
— Ну, вот испытают… — мыслил вслух Фёдор. — А в продажу когда?
— Что в продажу? — оторопело переспросил Вдовин.
— Ну… это… — И будущий зять указал сперва на браслет, затем на потолок кухни.
У Никанора Матвеевича остановились глаза — он представил себе небо, черное от роящихся беспилотников. Пришлось даже тряхнуть головой, чтобы видение распалось.
— Да никогда, наверное… — с запинкой предположил он. — Мы ж не для себя, мы для заграницы испытываем…
Нахмурился Фёдор, посопел.
— Ну, ясно… — сказал он. — А вот, скажем, дача у тебя… Он что, за тобой и на дачу полетит?
— Смотря где дача… Если недалеко от города, может, и полетит…
— Слушай, батя! А возьми завтра отгул. На природу съездим, с хорошими людьми познакомлю…
Произнесено это было спроста, добродушно, и все же внезапное предложение показалось Никанору Матвеевичу крайне подозрительным. Ох, что-то затевает зятек… Не дай бог завезет подальше, куда беспилотник не достанет… да и пришибет, глядишь…
Надо бы с Александром посоветоваться.
* * *
— Езжайте, — сказал Александр. — Вообще расширяйте территорию присутствия. Не ограничивайтесь своим районом. Во дворе вас теперь наверняка либо за версту обходят, либо в друганы набиваются. Да и шеф ворчит: вон уже сколько времени прошло, а всего два выстрела! Один по домохозяйке, другой по мигранту. Смехота…
— А если далеко заедем…
— Не заедете. Увидим, что удаляетесь от города, — оповестим гаишников: тормознут, вернут… Еще и оштрафуют.
— А вдруг не за что?
— Ну как это не за что! Найдется…
Вдовин взял отгул, принарядился. Подаренная Марьяной маечка пришлась впору.
Хорошие люди прибыли на двух джипах: крупные ребята с суровыми упитанными лицами. Неговорливые, обходительные, дорого и скромно одетые. И опять-таки ни татуировочки ни на ком. Вот ведь времена пошли! Криминалитету особые приметы ни к чему, зато чертова прорва добропорядочных граждан щеголяет в татушках. Скоро встретишь этак кого без наколки и подумаешь: да уж не с зоны ли?
Лагерной фени в их речи также не слышалось. Пока ехали по городу, один лишь раз проскользнуло раздумчиво, с ленцой: