...
«Своими руками обработанная земля, выращенные из черенков розы, акация, развившаяся из тоненького стебелька в громадное дерево, — все это создавало свой особый мир, позволяло уходить от тягостей жизни в природу, заполняло пустоту и безнадёжность, которая с годами чувствовалась все сильнее».
Но и эта с трудом налаженная жизнь была вновь разрушена. Началась война. После оккупации фашистами Франции Осоргину грозил арест, была разгромлена и опечатана его квартира, похищены библиотека и архив, и снова, как в молодости, он вынужден был бежать. Осоргины обосновались в нейтральной зоне Франции, в городке Шабри. Здесь прошли два последних года жизни писателя, были созданы две публицистические книги «В тихом местечке Франции» (1946) и «Письма о незначительном» (1952), составленные из корреспонденции, которые он с риском для себя посылал друзьям в Америку, продолжалась работа над мемуарной книгой «времена» (1955). Осоргин умер 27 октября 1942 г., похоронен в Шабри.
Осоргин был красивым, умным, талантливым человеком, и все же, вспоминая о нем, мемуаристы прежде всего говорят о его нравственных качествах: «порядочный», «один из немногих джентльменов в Париже», «воспитанная душа», «последний рыцарь духовного ордена русской интеллигенции». Что ж, он прошел через многие испытания, и немало было в его жизни случаев для закалки характера, для воспитания души. С полным правом он мог сказать о себе:...
«Вспоминая свои тюрьмы, ссылки, высылки, допросы, суды, всю историю издевательств, каким можно подвергнуть человека мысли независимой, в сущности, довольно ленивого и не заслуживающего такого внимания, — я не думаю, чтобы погрешил слабостью или сдачей, или проявил малодушие, или пытался скрыть свои взгляды и смягчить участь сделкой с совестью. Этого не было».
* * *
Благодаря любезной помощи вдовы писателя Т. А. Бакуниной-Осоргиной, читателям этой книги впервые предоставляется возможность познакомиться с неизвестной страницей биографии Осоргина, связанной с масонством. Источником сведений в ней станут не легенды и домыслы, а достоверные архивные материалы — прежде всего речи самого Михаила Андреевича, а также неопубликованные, хранящиеся в Париже воспоминания известного промышленника, историка и мецената П. А. Бурышкина, который имел возможность в течение нескольких лет наблюдать за деятельностью Осоргина в масонской мастерской.
Осоргин был посвящён в масонство в 1914 г. в ложе Venu Settembre союза Великой ложи Италии. С российским дореволюционным политическим масонством он не был связан.
Ситуация в русском масонстве в послеоктябрьские годы была сложной, разрозненные собрания проводили в Советской России члены теософских, антропософских и мартинистских лож, но центром русского масонства, как ив 1815 г., а затем и в 1905-м, стал Париж. На берегах Сены наибольшим влиянием пользовались два масонских союза: Великого Востока Франции и Великой национальной ложи Шотландского устава. И хотя ложи, работавшие по Шотландскому уставу, численно преобладали, однако большая часть демократически настроенных вольных каменщиков объединилась вокруг Великого Востока.
Главной, самой многочисленной русской ложей, подчинённой Великому Востоку Франции, стала Северная звёзда. В числе членов этой масонской мастерской мы встречаем имена председателя ВЦИК крестьянских депутатов, Демократического совещания, Совета Республики и Предпарламента Н. Д. Авксентьева, художника И. Я. Билибина, профессора П. П. Тройского, главу Крымского правительства С. С. Крыма, художника и писателя П. А. Нилуса, министра юстиции временного правительства П. Н. Переверзева, журналиста С. Л. Полякова-Литовцева, писателей В. Л. Андреева, М. А. Алданова. Это лишь немногие из сотни имён членов Северной звёзды. 6 мая 1925 г. к ним присоединился и Осоргин.
П. А. Бурышкин вспоминал:...
«Брат Осоргин занимал место оратора в течение долгого времени и присутствовал на большом числе посвящений. Все его речи, как вообще все его выступления, записаны, и собранные вместе дают наглядную картину тех первоначальных наставлений, которые оратор ложи давал вновь вступившим в масонский орден братьям. Своим постоянным общением с молодыми братьями (…) брат Осоргин сделал чрезвычайно много для масонского воспитания и образования братьев».
Каковы же были взгляды Осоргина, в чем он видел предназначение масонства? Обратимся к одной из его речей, произнесённой на посвящении 4 июня 1931 в которой он изложил программные положения русских братьев Великого Востока:...
«Масонство вовсе не система нравственных положений, и не метод познания, и не наука о жизни, и даже, собственно, не учение. Идеальное каменщичество есть душевное состояние человека, деятельно стремящегося к истине и знающего, что истина недостижима. (…) Братство вольных каменщиков есть организация людей, искренне верящих в приход более совершенного человечества. Путь к совершенствованию человеческого рода лежит через самоусовершенствование при помощи братского общения с избранными и связанными обещанием такой же над собой работы. Значит — познай себя, работай над собой, помогай работе над собой другого, пользуйся его помощью, умножай ряды сторонников этой высокой цели. Иначе — союз нравственной взаимопомощи».
Основной идеей масонства для Осоргина было братство. Философ и социолог Г. Д. Гурвич писал об Осоргине; «Реальный человек и непосредственная людская соборность, согласно Осоргину, несоизмеримо богаче абстрактных идеалов и лозунгов. Нужно прежде всего любить не формулы и знамёна, а людей, сближение между которыми есть благо. И Осоргин умел, как никто, активно любить людей и активно общаться с ними, всеми теми людьми, которых считал „настоящими“ и, по крайней мере, способными быть таковыми». Об этом же писал в воспоминаниях об Осоргине и Бурышкин:
...
«Почти всегда, во всяком своём выступлении, будь то доклад или официальная речь оратора, он говорил хотя бы несколько слов о том, что братство является основным принципом, на котором масонство держится, и не случайно, говоря про масонское послушание, он называл его обычно не „Орден“, а „Братство“ вольных каменщиков. Он выдвигал как основную цель масонов искание истины, проникновение в великие тайны природы, признание тайн бытия, а осуществление этого искательства он видел только в братском единении вольных каменщиков».
Осоргин считал необходимым условием нравственных поисков отсутствие каких-либо догм, ибо на пути познания не должно быть ничего, стесняющего свободу. Важной для него была мысль о том, что вольные каменщики «принимают в свою среду только тех, кто им кажется наиболее подходящим? Людей общительных, умственно развитых, нравственно незапятнанных, способных к высоким душевным устремлениям. При этом Они не ставят или, во всяком случае, не должны ставить ограничений ни расовых, ни национальных, ни социальных, ни религиозных, ни кастовых, ни политических. Основной принцип братства — величайшая терпимость к чужим взглядам и убеждениям, только бы эти взгляды и убеждения были искренними. А чтобы неизбежные различия взглядов не мешали основной работе братьев, — наш орден принципиально не сочувствует обсуждению в братской среде вопросов религиозных и политических, чаще всего вызывающих разлад».
В начале 1930-х гг. в ложе Северной звёзды стали усиливаться разногласия. Некоторые из вольных каменщиков во главе с М. С. Маргулиесом, связанные с традицией политического, «думского», масонства, видели свою задачу не в «посвятительной» работе, а в антисоветской пропаганде.
Маргулиес указывал, что «масонство, помимо „вечных и незыблемых задач“, имеет и задачи „частные“». Сторонники решения «русской проблемы» в октябре 1931 г. выделились в особую ложу Свободная Россия, и хотя все они продолжали одновременно состоять в Северной звёзде, однако, вопреки масонским установлениям, стали обсуждать политические вопросы на своих заседаниях. Все это вызвало решительный отпор со стороны Осоргина.
После прочтения в Свободной России доклада с неприкрытым политическим содержанием разразился настоящий скандал, около сорока, человек в знак протеста против привнесения политики в русское масонство покинули заседание ложи. Осоргин делает заявление на имя досточтимого мастера:...
«Устав Великого Востока запрещает ставить на обсуждение в ложах трёх степеней вопросы, могущие обострить между братьями политическую рознь и вызвать на этой почве споры и столкновения. Я не настаиваю на этом запрещёнии, так как самое понятие „запрещёние“ считаю неприемлемым для лож свободных и автономных в направлении и характере своих работ. Но выше буквы устава — обычаи нашего братства, также решительно осуждающие политический и религиозный уклон в работах мастерских.
Если наконец и ссылки на обычаи недостаточны, так как в ложах французских эти обычаи резко нарушаются, то остается несомненным, что вся идеология Братства вольных каменщиков, стремящаяся объединить людей разнообразных политических взглядов на служение задачам высоконравственного порядка и целям не временным и случайным, а вечным и взаимнодоговоренным, — такая идеология отрицает не только политические споры и пререкания, но и выбор для беседы тем, которые могли бы также споры вызвать.
Как брат, избранный вами на пост блюстителя устава, обычаев и чистоты идеологии в нашей ложе, я обращаю ваше внимание на происшедшее печальное событие как на наглядное и яркое доказательство мудрости масонских обычаев и разумности узаконений устава и постановлений конвентов по этому вопросу. Малейшее их нарушение грозит нашим ложам если не развалом, то идеологическим вырождением».
Тогда же Осоргин обращается с письмом к М. С. Маргулиесу:...
«Если бы мы жили в России, я бы с Вами согласился: борьба за свободу и братство у себя — одна из настоящих задач Братства вольных каменщиков. Не впутывая в политическую борьбу наши ложи, мы бы насаждали в них семена высокой человечности и прав личности — уже для борьбы вне масонских лож. Там было бы за нами знание, полная уверенность, подлинность и близость целей. Здесь этого нет и быть не может. Здесь налицо только злоба обиженных судьбой неудачников, полнейшее невежество в делах и настроениях России. Потеря почвы и скудость мысли, утомлённой и утратившей ясность. Допустим, что Вы прекрасно справитесь с докладом, (…) использовав два одинаково пристрастных источника: советский и эмигрантский; но за Вами пойдут „возрожденцы“ с докладами о необходимости ориентации на Японию, за ними; экс-генералы, мечтающие об интервенции и губернаторских постах в „освобождённой России“. Все это в качестве первосортного продукта, „здоровой русской мысли“ будет преподнесено французским лавочникам и торгующим совестью депутатам на предмет дальнейшей обработки уже в их рядах, их средствами и в их целях. Это ли называется „борьбой за свободу и братство“? Полноте! Это только вызовет резкий раскол в наших рядах, потому что ведь не все же могут принимать за подлинную „борьбу“ эмигрантскую мышью суету в пределах недосягаемости. Там иное дело, там, даже и неправая, она была бы благородной в своей искренности; здесь она более чем бесплодна, противна и низка. И не я один так думаю».
Итоги этой дискуссии подведены в докладе Осоргина «Путь русского вольного каменщика» и в отчёте П. Н. Переверзева. Осоргин высказал мнение, что точка зрения Маргулиеса, в соответствии с которой русские могут выполнить в эмиграции «какую-то особую миссию, чем-то служить интересам своей страны», есть «не более как сладкий самообман, одна из последних, уже давно потускневших иллюзий». Переверзев в своём отчёте заявил: