К чести Холмогорова, он удержался не только от гомерического хохота, но даже и от легкой ироничной улыбки. Что ж, так ведут себя настоящие джентльмены. Реальный джентльмен позволяет себе усомниться в словах леди только в том случае, если она, с трудом шамкая челюстью, признается, что ей двадцать пять. «Бог с вами! – тут же возразит джентльмен. – Девятнадцать, и ни минутой больше!»
– Чудесно, – сказал Холмогоров. – Значит, мне следует обращаться с тобой особенно бережно.
Что он имеет в виду?
…На днях Андрей Вадимович опять пригласил в мэрию – на торжественное вручение материнских сертификатов.
– Приходи, воробей, увидимся. Заодно, если захочешь, напишешь бодренький материальчик для местной прессы. О радужных демографических перспективах России.
А они очень радужные.
Несомненно.
Сертификаты с огромной помпой вручали молодым женщинам – с января начал действовать закон о материнском капитале. Особого восторга на лицах дам не читалось, скорее – удивление: наверное, они предпочли бы получить обещанные государством 250 тысяч рублей наличкой и сразу (а не с отсрочкой в три года) и тут же буйно стали бы тратить на памперсы, молочную смесь, ползунки.
– Ну а через три года точно дадут? – округлив глаза, шепотом поинтересовалась у меня одна из мамаш. Она убрала с порозовевшей от волнения щеки выбившуюся из прически рыжую прядь. На носу у юной мадонны толпились трогательные веснушки, а под глазами чернели круги от недосыпания. Одежда (несмотря на попытку выглядеть нарядно) свидетельствовала о жестокой бедности.
И как она решилась на второго ребенка?
Или даже на третьего?
Ведь материнский капитал за первого младенца не дают. Мы же не в Эмиратах, где при рождении детеныша государство сразу же открывает счет в банке и перечисляет на него десять тысяч долларов (недавно в газете вычитала). Зато у нас теперь дают сертификат! Тоже хорошо. Жаль, сразу использовать нельзя. А через три года, когда использовать будет можно, тоже особо не разгуляешься: потратить материнский капитал разрешается только на три определенные цели. В общем, как всегда, облагодетельствовали народ, со слезами радости натужно раструбили об этом во всех СМИ, удивляясь собственной щедрости. А в результате – пшик.
Да, мы не в Эмиратах. Очевидно, у нас нефти поменьше. Мы не такие богатые, чтобы автоматически открывать банковские счета для каждого новорожденного.
– Как вы думаете, не обманут? – повторила рыжеволосая девушка. – Или как обычно? Ой, такие деньги огромные! – Она прерывисто вздохнула. – Я и не мечтала. Прямо в роддоме сказали: дадут, мол, когда родишь. Здорово! И знаете, так разволновалась! У меня срок рожать был в середине декабря. А деньги – только тем, кто в январе разродится. Ну, или позже. Короче, две недели лежала бревном на кровати, не вставала, вздохнуть боялась. Ребеночка уговаривала – ну, посиди еще, малыш, не торопись. А то хренушки нам с тобой, а не двести пятьдесят тысяч. Всей палатой мы так лежали. Опупели, если честно.
– А я рожала не за деньги, – презрительно скривила губки другая приглашенная в мэрию мамочка. Ее глаза сияли небесной синевой, их цвет подчеркивала яркая туника, расшитая по краям рукавов и подолу золотом и бисером (ах, Нонне бы очень понравилось!). – Даже неприятно думать, что в моем желании родить второго ребенка кто-то увидит меркантильный интерес.
– Какой-какой интерес? – не поняла рыжеволосая девушка.
– Меркантильный, – повторила туника. – Надо страну сделать пригодной для жизни, а не кидать народу подачки. Точно-точно, именно так это и выглядит: словно собаке кинули подачку и тут же стали отгонять беднягу палкой – не трогай, мол, подожди три года…
Я посмотрела на Андрея Вадимовича. Он маячил на заднем плане, пока мэр города одаривал сертификатом и букетом хризантем следующую даму и расточал обаятельные улыбки. Сегодня Холмогоров был отнюдь не в ватнике – его костюм, подозреваю, стоил половину материнского капитала. Чиновник мэрии выглядел блестяще. Он давно избавился от богемной щетины, украшавшей его симпатичную физиономию во время лесного пикника. Твердый подбородок с ложбинкой, как у римского патриция, и красиво очерченный рот просились на рекламу дорогих сигар.
Стоп.
Нельзя засматриваться на посторонних мужчин!
Вечером Холмогоров завез меня домой на сверкающем служебном джипе, предупредительно распахнул дверцу и проводил до самого подъезда.
Не понимаю, почему я ни разу ни словом не обмолвилась Никите о знакомстве с этим типом?
Глава 4
Страсть к чужим беби
Услышав от соседей ее имя – Ева Анджевска, – я вмиг нарисовала себе пленительный образ польской пани, кроткой и загадочной. Мне представлялось нежное лицо, тронутое изумительным румянцем, в обрамлении светлых волнистых волос.
Не знаю, откуда такие фантазии.
Как позже выяснилось, ничего общего с реальностью воображаемая картинка не имела. Ева оказалась девушкой отнюдь не кроткой, а пробивной и хваткой. К тому же она была брюнеткой…
– Ты видела? – спросил сосед Виктор.
Мы столкнулись в подъезде. На улице бушевала февральская метель, мои щеки пылали, обожженные морозом, на ресницах таяли снежинки, изо рта шел пар, пальцы на руках и ногах ныли от холода. А программист, напротив, был сух и горяч – он еще только собирался нырнуть в ледяные объятия пурги.
– Ты видела, какая красотка заселилась на шестой этаж?
От Витиного вопроса меня разбил кратковременный паралич. Минуты две я не могла дышать и говорить.
Красотка?!
Мое удивление понятно. За несколько лет знакомства с программистом Витей он впервые подал знак, что осведомлен о разделении людей на два пола – мужской и женский. Более того, он сумел не только распознать гендерную принадлежность новой соседки, но и оценил ее внешние данные!
Невероятно!
А ведь мы плотно общаемся с Витей. Он скармливает софт моему компьютеру, я скармливаю программисту пельмени. Виктор фанатично увлечен работой, в его квартире перманентный продовольственный кризис. Юноша не знает, где находится ближайший супермаркет. Правда, сейчас он научился ловко заказывать пиццу по телефону и более-менее решил проблему. А раньше постоянно с воем пожарной сирены ломился в мою дверь и требовал пищи.
И ни разу – НИ РАЗУ! – не заметил, что у меня грудь, попа, или новые джинсы, или изменился цвет волос.
А тут…
– Представь, столкнулся с ней на лестнице, и она сразу же меня припахала, – сообщил Виктор. – Глазищи вот такие!
Программист сделал кружки указательным и большим пальцами и приставил к своим глазам. Остальные оттопыренные пальцы изображали, очевидно, лохматые, густые ресницы незнакомки.
– Красивые-красивые! А губы вот такие!
Витя выпятил вперед губищи, словно окунь.
Так, все понятно.
У Вити поехала крыша. А девица, наверное, обколола себе губы специальным препаратом – как это делают многие поп-звезды и телеведущие, добиваясь восхитительного эффекта надувных резиновых вареников.
– И как же она тебя припахала?
– Я ей вещи таскал, как нанятый. Она переезжала. Забегался словно бобик – вверх-вниз.
– Она что же, грузчиков не наняла?
– Какие там грузчики! Я понял – все ее знакомые помогали с переездом. Как же не помочь такой девушке.
– Какой?
– О-о, тако-о-ой… У нее однокомнатная, как у тебя. Только на шестом. Потом я еще ей комп подключал. Установил пару программок.
– Ясно, – сквозь зубы злобно прошипела я, страдая от ревности.
Кажется, мой карманный программист мне изменил.
Я сняла шапку и помотала головой, восстанавливая прическу.
– Юль, – завороженно уставился на меня Витя. – Ты это…
– Что?
Ну, ясно. Наконец-то дождусь хоть какого-то комплимента. Новая соседка пробудила нашего спящего красавца ото сна. Теперь он посмотрит вокруг и сообразит – рядом много симпатичных девчонок.
– Юль, ты косу, что ли, отрезала? – озадаченно спросил Витя.
Елки-палки.
– Пошел ты к черту! – рявкнула я.
– Я помню, у тебя была коса, – заупрямился Витя.
Угу, конечно.
А еще – жабры и копыта.
– Ты идиот. Дай пройти.
– Ну, иди, Юль, давай топай. Знаешь, у нее еще имя такое интересное… Ева.
– Я знаю. Мне уже соседи сообщили.
Ева Анджевска.
…– Эй, подождите, не захлопывайте! – проорала она мне в спину однажды в феврале. Вскоре после моего разговора с Витей.
Я придержала тяжелую железную дверь подъезда и оглянулась. Ева прыгала через ступеньки – одним локтем она прижимала к себе коробку, из которой торчали книги и настольная лампа, другим – карапуза в объемном голубом комбинезоне.
Осторожнее!
А если поскользнется и упадет? У нее же на руках ребенок! Интересно, как она вообще собиралась открыть дверь? И чем бы давила на кнопку вызова лифта?
Впрочем, не сомневаюсь – если б в этот момент у Евы еще стоял на голове тазик с бельем, она все равно бы справилась с ситуацией. Обязательно что-нибудь придумала бы.
– Вам помочь? – сочувственно поинтересовалась я, разглядывая малыша. Он болтался лицом вниз, не выказывая признаков раздражения или недовольства.
А его мама действительно красотка.
– О, спасибо! – воскликнула Ева. И тут же вручила мне и ребенка, и коробку.
Я думала, она ограничится одним предметом!
– Ой, вы тогда подождите, сейчас еще из машины продукты заберу.
Я осталась стоять с дитем и коробкой в руках, подпирая спиной железную дверь – не дай бог, захлопнется. Ева вернулась с двумя сотнями пакетов.
– Надеюсь, лифт работает, – сказала она. – Три недели, как переехала, а уже два раза пришлось таскаться пешком. А вы с какого этажа? Давно здесь живете? У меня однокомнатная, а у вас?..
Через неделю, поднимаясь к себе, я услышала надрывное завывание младенца. Забаррикадировавшись в квартире, я принялась за работу, но вопли ребенка проникали сквозь стены и мучили сердце. Пришлось оставить ноутбук, выйти на лестницу и, ориентируясь по звуку, достичь эпицентра пупсиковой трагедии. Конечно, вой доносился из квартиры новой обитательницы нашего дома – Евы.
– О, приветик, – сказала она, распахивая дверь. Ее тяжелые темные волосы с каштановым отливом были живописно взлохмачены, шелковый халат надет наизнанку, взгляд – ополоумевший. – Слышишь, как верещит? И это продолжается уже четвертый час. Не знаю, что с ним делать…
Пацан попался своенравный. Когда через пару часов я вернулась домой, Никита меня не узнал.
– Привет, ты где была? Что за вид? Сдавала два километра брассом по асфальту? А что у тебя на футболке? Ты где-то нашла верблюда и вынудила его на тебя плюнуть? Запах ужасный.
– Возилась с чужим ребенком. Пыталась запихнуть в него бутылочку с молоком. Это у Евы на шестом этаже.
– А-а… Понятно. Ну а сейчас я не обижусь, если ты попытаешься запихнуть в меня ужин.
– Одну минутку!
– Юля, послушай.
– А?
– Главное – не приноси этого монстра к нам домой…
Как в воду глядел!
Через пару дней Ева нарисовалась на пороге в восемь утра, и на руке у нее сидел и весело пялился на меня Мишутка.
– Умоляю! Только до обеда! И я вернусь! Нянька, падла, не пришла! А мне на работу! Юля! Пожалуйста!