Крапаем и мучаемся, так как задачку мы себе поставили непростую — надо нам в этом коротком посте выложить: и что мы толкаем, и сколько у нас его есть, и почём мы за него просим. И при этом надо ещё своё инкогнито не раскрыть, чтобы на нас те же граберы не вышли, которые простачков у барахолки с хабаром ловят. Это если туда. А если оттуда, то уже с товаром и деньгами. А если прямо там, то с хабаром, с товаром и деньгами одновременно. Сразу, то есть. Кому как повезёт. Хорошо ещё, что у нас не все деньги налом ходят. Основную массу народ на счетах держит. А со счёта увести трудно, я даже не знаю как. Ну, может, если добыть пароль и ник…
Потому-то инкогнито здесь и очень важно. В смысле, жизненно необходимо. Собственной скрытностью тут прямо все озабочены. Все как есть шифруются на раз и на два. Никто своим настоящим именем не пользуется, у каждого кличка-ник, а на эту кличку ещё своя кличка, чтобы никому не понятно было, кто какой под каким ником скрывается.
Например, Валетчика Валетчиком только я зову. А официально он числится как Валентный Читер. Потому как по латыни это значит «сильный взломщик». Х-хе. Типа, он мне так объяснил. Но обычно, его называют просто — Чит. А я вот привык больше Валетчиком. А он меня Мэтом зовёт. Или — Мэтью, иногда. Когда как. Потому, что я себе кличку выбрал — Хэви Мэталл.
Я, как на Остров пришёл, долго мучился, как назваться. А потом вспомнил, что у матери в столе, диски древние, лазерные ещё, валяются. На них чёрные рожи размалёванные, не-пойми-кого, и это самое «хеви мэталл» написано. Ну, я и выбрал. А что? Не суть, тут всякие встречаются. Ещё и похлеще моего есть. Ну да, не о том же, в смысле, речь.
Сидим это мы, значит, за монитором древним, элсидишным, в таверне, и пишем это наше объявление. А на улице уже далеко за Островной полдень, в зале пусто — весь народ в поле, пропитание себе добывает. В поте с лица своего. Со всех сторон отдалённых доносятся выстрелы, взрывы, свисты и шипения — это военная Островная механика всех времён и народов от нашего брата дроннера отбивается, жизнь свою бесполезную отдавать за просто так не желает. А вот уже ближе к вечеру, начнёт народ к таверне подтягиваться: хабар сбывать, бартеры устраивать, байки травить про приключения свои, новостями обмениваться. Общаться, в смысле. Короче, шумно станет, тесно и неудобно. Вот мы слегка и торопимся дописать и на доску объяву отправить, чтобы нам никто не мешал.
И тут подваливает к нам неожиданно из дальнего угла зала, этакий видный франт. Машинка у него ничего, вполне крутая — средний боец с неплохими наворотами. Походка уверенная, мягкая, не дёрганая. Чувствуется сразу — опытный товарищ, не лох какой, отвислым задом не виляет. Подошёл, посмотрел на нас с лёгкой улыбкой и спрашивает мягким таким, вкрадчивым голосом:
— «Что, добрые господа, у вас за трудности? Давно я на вас смотрю, и никак не пойму — то ли вы письмо любовное сочиняете, то ли стихи пишете, то ли декларацию о правах человека в образе дрона конспектируете. Может вам помощь какая-нибудь требуется? Не стесняйтесь — первейший долг благородного кабальеро оказывать помощь страждущим, по мере сил своих и возможностей».
Ну, как-то так он выразился. Я, вообще-то, сразу и не въехал. А вот Валетчик вскинулся:
— «Идите, говорит, себе сударь, боком, плиз-з. Хотите себе — налево, а хотите себе — направо. Мы тут тет-на-тет общаемся, и в третьих лицах надобности не испытываем».
Вроде как, почти вежливо сказал. Он у меня вообще-то, гоношистый. Вечно встревает во всякие лязги-дрязги. А я его потом оттуда достаю. Иногда по частям. Одно слово — задира.
А франт этот усмехнулся слегка, и снова к нам обращается:
— «Напрасно вы, добрые юноши, от помощи моей отказываетесь. Я ведь не просто так подошёл, а от всей души — по доброму делу, да с добрыми намерениями. Если вам, например, хабар выгодно сдать надо и на кидалово не нарваться, то милости прошу — всегда к вашим услугам. Ценой не обижу, если товар того стоить будет».
Валетчик тут сразу и задёргался — мол, какой хабар, да с чего вы взяли? Какие ваши подозрения? А тот ему ласково так:
— «Я тут, славные мальчики, не первый год островные тропки утаптываю, много чего насмотрелся и много чему научился. И муки ваши душевные мне легко понятны, дорогой Чит».
Ну, тут Валетчик, вроде как испугался, что ник его известен, и отнекиваться начал:
— «Не знаем даже, откуда вам такие подробности известны, сударь, и отчего такое подозрение ваше. У нас даже и в мыслях ничего подобного не вертится».
А франт ему, серьёзно так:
— «Настаивать не стану, это не по-кабальерски вовсе. Я просто так, по доброте душевной, помочь хотел, а не хотите, так и не надо. Смотрите только на каких-нибудь ушлых барыг не нарвитесь, а то мало не покажется, когда они вас сделают в одну левую».
Ну и, вроде как, отходить хочет.
Тогда Валетчик и сдался нехотя, и говорит ему нормальным своим голосом, без выпендрёжу уже:
— «Ладно, ваша правда, сударь, есть у нас немного хабара, и мы бы хотели его повыгодней продать, да опыта в этом у нас пока ещё нет».
— «Прекрасно, добрые юноши, — говорит франт, и пристраивается к нам, — значит, и верно, помощь моя вам как раз к месту придётся, словно страждущему пилигриму в пустыне сарацинской, алтарь отца нашего небесного».
Ну, так как-то, в общем. Он всё время так странно разговаривает, вроде как бы, смеётся над тобой постоянно. Только не зло смеётся, а вежливо так, на «вы». Иногда понятно выходит, что он сказать хотел, а по большей части, трудно уразуметь, что в его словесных завитках скрывается — мудро накручивает. Да и имя у него странное — Педро, и притом, Крот. И никак я понять не могу, то ли это и впрямь имя его, то ли кличка, а то ли, и того хуже — ник.
Короче, сдали мы ему весь свой запас взрывателей, что под Обсерваторией Стекляруса надыбали. Все двадцать две штуки, копейка в копейку. Цену он нам заплатил действительно хорошую, мы столько и не ожидали получить. Даже на рынке. Валетчик от такой неожиданности подобрел, расслабился и разрешил мне ходовой движок на новый поменять, более мощный. А я ещё под шумок, топор себе приобрёл. Из хорошей рессорной стали кованый, с деревянной полированной рукоятью. Точно по руке, балансировка и вес в меру. Я его сразу же приторочил себе на спину, чтобы сидел надёжно, и доставать было удобно и быстро. Очень смачной штукой этот топор оказался, одно слово — вещь. Крысе по башке дашь — и можно топографию коры её головного мозга изучать в натуральном разрезе, прямо как на чертеже-задании для изготовления на фрезерном станке.
И сразу мне этот Педро занравился — правильный человек, понимает, как к дроннеру подход найти. А Валетчик мой, так прямо и расцвёл:
— «Мы теперь с тобой, Мэтью, славно заживём. Если, конечно, этот канал сбыта стабильным и надёжным в дальнейшем останется».
И сразу стал строить планы расширения поставок.
— «Перво-наперво, — говорит, — Стеклярусову Обсерваторию надо более тщательно обследовать, вплоть до проведения археологических изысканий на большую глубину исторических пластов. Там, говорит, ещё могут быть и взрыватели, и то, чего они взрывать должны — снаряды или мины. Далее надо будет Забугорный пулемёт у этой обсерватории, всё-таки поломать. Силы и ум приложить, и сломать его, гада, в конце-то концов. Под ним наверняка ценности есть, раз он там поставлен. И судя по тому, как он агрессивно себя ведёт, не малые. А потом обратим взор свой прямо на Четвёртый Бастион. Почему на Четвёртый? Потому что в Третьем крысы и народ всё уже повытоптали. То есть уровень конкуренции слишком высок, и в силу этого рентабельность нашего предприятия будет неоправданно низка. (Экономист!) А вот в Четвёртом, всё как раз наоборот — доступ туда сильно ограничен, из-за инквизиторских наездов. Народу мало, крыс, по слухам, тоже. Хабару — во!»
И чиркает себе по шее, словно харакири делать собрался, то есть, кесарево… или, как там его? А, да, не важно. И такой он задумчивый сделался, прямо как кот мой Кеша, когда ему повезёт большой кусок мяса схавать — глаза полуприкрыл, и мурлычет что-то про себя вполголоса. Вообще-то, он умный эконом, но бывает и влетает сгоряча. Потому что, часто увлекается и теряет бдительность — очень уж хочется ему разбогатеть побыстрее. Вот мне и приходится оберегать его, охранять, а частенько и тормозить. Потому я ему, рассудительно так, и замечаю:
— «А как же мы туда попадём, коли «инквизиторы» все пути-подходы строго контролируют и нарушителей если и пропускают, то только на запчасти?»
А он мне:
— «Эх ты, серость! Нам же Педро постоянный контракт предложил — хабар ему поставлять. И даёт нам по такому случаю сталкерскую карту скрытых подходов и планы первого уровня Бастиона. Правда, не совсем точный. И пропуска через инквизиторские посты по такому случаю достать обещал. А для удобства хождения, и не только нашего, даст нам ещё скрытные маячки-ретрансляторы, мы их в точках, где он укажет, установим. И ходить нам в подземельях будет намного проще по этим наводкам. И позже обещал дать на прокат переносной ретранслятор с удлинителем, чтобы можно было на нижние уровни пробираться, где обычные дроннеры вообще не бывают. Представляешь, сколько там всякого барахла ценного может быть? Представляешь, сколько это всё стоить будет, когда мы его оттуда вынем, и сюда доставим? А, серый ты человек?»
И хлопает меня по груди. Потому, что выше ему не достать, дрон у него мелкий — скаут разведывательный «кузнечик». Удобно в нём по всяким дырам, и тайникам лазить. Это когда мы ещё себе дронов выбирали, по приходу на Остров, он себе сразу скоростного скаута взял. Я, говорит, буду сокровища выведывать да разыскивать, а ты будешь меня охранять и грузы вывозить. И выбрал для меня крупного и тяжёлого «мула».
Вначале я слегка расстроился. Очень уж «мул» этот медленный оказался, еле-еле двигается, что твоя черепаха, а мне хотелось бы что-нибудь более быстрое себе взять, какого-нибудь среднего бойца. Но Валетчик тогда мне и говорит: — «Ты не тушуйся, у мула мать лошадиная женщина, так что, прокачаешь его со временем, и он у тебя ещё летать будет мухой». А я ему отвечаю: — «А отец у него кто, не в курсе?» А он мне: — «А это и неважно вовсе. В этом деле мать главнее, чем отец будет». Ну, убедил меня, у него это всегда выходит. Почти.
Вот и стал я с тех пор «мулом». Или, как в техническом паспорте значится, «тяжёлым боевым дроном поколения четыре-эм с высокой нагрузочной способностью». Ну да, ничего так, за полгода привык, сжился с ним. А что? Удобно. Во-первых, очень много чего утащить за раз можно. Ящик со взрывателями, что мы Педро загнали, я без передыху от Стекляруса допёр, и даже подзаряжаться не пришлось. А до того Валетчика сто раз на парковку без проблем дотаскивал, когда он себе членовредительство учинял в силу своей неосторожности. Ну, в смысле, раз десять. А по мощности со мной, разве что только «краб» сравниться может. Зато грузоподъёмность у меня больше всех. Грузовики, конечно, не в счёт.
Во-вторых, быстро двигаться оказывается и в таком модуле можно. Как тут народ толкует, главное в этом — твоя внутренняя организация, твои рефлексы. А я вот по жизни всегда хорошей реакцией отличался, даже один год, ещё когда в школе учился, в заводскую секцию бокса ходил, пока не надоело — какой интерес, если никто от твоего удара увернуться не может? Тренер, помню, долго за мной бегал — вернись, да вернись. А я ему сразу, твёрдо и бесповоротно — не могу, мол, людей в рыло за просто так бить. Жалко. А он мне — дурак, карьера, слава… Еле отстал. И потом, некоторые вообще считают, что и рефлексы не главное, а только твой мозг, его особенности тут всему голова. Типа, особый психический настрой, так как-то.