Якоб понял, что волнуется.
— Генерал Нец не перестал считать крестьян людьми. Гольденберг — перестал.
***
— Нет! Нет, нет, нет!! НЕТ!!!
— Фукс, прекрати.
— Нет!!!
— Я же не заставляю тебя с ним спать…
— Спать??!! Да я даже приближаться к этому вонючему крестьянину не хочу!
Пауза. Тяжелый вздох.
— Фукс…
Пауза.
— Что?
— Просто найди его. Посмотри, не колдун ли он. Он стоит за всеми происшествиями или же просто случайный человек…
— Да где я буду его искать?!
— Фукс.
— Ладно, ладно… Когда вы найдете еще одну магичку с возможностью поиска?
— Сама знаешь, возможности раздаем не мы.
Смешок.
— Как воевать, так все. А как тяжелая неинтересная работа — так Фукс.
***
Белые нити грибницы приблизились к телу Ирмы, почти коснулись кончиками кожи…
Почти коснулись.
В последний момент нити отпрянули, как будто коснулись открытого огня. Медленно потянулись, как будто принюхиваясь…
Отпрянули.
Нити осторожно исследовали каждый участок кожи девушки, но нигде не дотронулись до нее.
Облако грибницы, окутавшее девушку, начало постепенно редеть, уменьшаться, исчезать. Нити одна за другой исчезали под кроватью. Не добившись своего.
На шее девушки висел шнурок с грубо просверленной медной монетой.
***
"Значит, не здесь. Продолжим поиски"
Рудольф без фамилии посмотрел на захлопнувшуюся дверь, в которой скрылась служанка. Осталось еще около десятка домов.
Бывший цу Токенблатт предпочитал свободный поиск. Кто-то лучше работает в команде, кто-то — в одиночку. Его командир — цу Гроссабгрунд был достаточно умен, чтобы позволить каждому работать так, как тот посчитает нужным.
Хороший командир не указывает подчиненным путь. Только ставит задачу.
Рудольф без фамилии в поисках девушки Ирмы пошел от последнего места, где ее видели: от въездной башни. Там он замучил расспросами стражников, в особенности усатого сержанта, но они вспомнили, куда именно свернула карета. После этого Рудольф переоделся и начал методичные поиски. Опросив уличных торговцев, нищих, прохожих, он проследил путь кареты и установил, что она свернула на улицу Хризантем, где, по всей вероятности и оставила девушку. Осталось только узнать, какой из особняков принадлежит цу Юстусу или в каком находится девушка.
В этом доме ее не было.
Рудольф неторопливо зашагал к следующему.
До тайного особняка цу Юстуса оставалось еще три дома.
***
— Значит, крестьяне генерала Неца любят. А ты?
Нет, нужно сегодня же ночью, когда не в меру любопытный Подмастерье заснет, уезжать на другой постоялый двор. Или он замучает своими вопросами.
Якоб за всю жизнь не разговаривал о политике столько, сколько за последнюю неделю.
— Я, уважаемый, не люблю генерала Неца. Он — не девушка, чтобы мне его любить. По моему мнению, правителя можно или ненавидеть или относиться безразлично. Народ, он — как река. Если правитель мешает течению — народ начинает бурлить. Если не мешает — не замечает его.
— Тебя послушать, так правители и вовсе не нужны.
— А может и не нужны.
— Ты же сын мельника, Якоб. Неужели не видишь ошибки?
— Скажи-ка, уважаемый, а ты-то почему любишь генерала Неца?
— Я? — Подмастерье заулыбался, как будто услышал то, что хотел услышать, — Я не люблю генерала.
***
По ночным улицам столицы, цокая каблуками по булыжникам мостовой, мимо запертых ворот особняков, мимо темных окон домов, мимо не обращавшей на нее внимания стражи, шагала девушка.
Размашистые шаги, размахивающие руки, невнятный шепот, то ли брань, толи мысли вслух.
Худая, болезненно-тощая, большегрудая. Черный, облегающий кожаный костюм.
Огненно-рыжие волосы.
Она искала.
Глава 21
Якоб открыл глаза.
Ночь. Темно.
Он осторожно покосился на соседнюю кровать: там, накрывшись шляпой, безмятежно спал Подмастерье.
Отлично.
Якоб бесшумно поднялся, оделся и подошел к двери. Оглянулся — Подмастерье спал — и, чуть приподняв дверь, чтобы не скрипнули петли, вышел в коридор.
Растолкал сонного хозяина, шепотом объяснил ему, что хочет съехать, заплатил и вышел во двор. За спиной тихо лязгнули засовы.
Якоб пошел в повозке, осторожно ступая. Хотя надобности в этом не было: не услышит же Подмастерье его шаги из комнаты.
Ну его, странного человека, вместе с его странностями. Якоб уже всерьез сомневался, человек ли его попутчик.
Парень подошел к своей повозке с волами. На ней, болтая босыми ногами, сидел Подмастерье.
— Куда едем? — бодро спросил он.
— Да, я… — Якоб по-настоящему растерялся. Ведь даже если попутчик не спал и сразу же спрыгнул с кровати и побежал вслед за Якобом, то никак не успел бы оказаться здесь раньше.
— Нет, если нужно, готов помочь собраться.
— Да, нет. Просто… Решил проверить, не украли ли повозку.
— А-а… Ну пойдем спать дальше?
— Ага…
Якоб сорвался с места и побежал к дверям трактира. Заколотил в них, пока не открыли, наплел что-то невразумительное недоумевающему хозяину, оглянулся — Подмастерье помахал рукой от повозки — и кинулся бегом в комнату.
Подбежал, открыл дверь…
Подмастерье поднял голову, отодвигая шляпу:
— Чего тебе не спится?
***
Долгое напряженное молчание.
— Что?
— Убит один из монахов, ваше величество.
— Я не глухой и не идиот. Как это могло произойти?
— Шарук…
— Я не спрашивал, кто убил монаха! Я спрашиваю, как это могло произойти!!
— Ваше величество…
— Для чего? Для чего я бодался с епископами, открывая ваш монастырь? Рыскал как волк, по всей стране, в поисках подходящих людей, тратил силы, деньги на их обучение? Для чего? Чтобы моих, МОИХ монахов убивала первая попавшаяся девчонка, нахватавшаяся основ колдовства?!
— Ваше…
— Да, отец Тестудос! Да! Мое! И именно мое величество спрашивает вас, как это могло произойти?
— В свое оправдание могу сказать, ваше величество, что свидетелей битвы, кроме наших братьев, не осталось. Значит, репутация монастыря не пострадала.
— Репутация! Подождите… Репутация…
— Ваше…
— Подожди, Август. Репутация… Наших монахов считают чрезвычайно сильными охотниками за колдунами, ведьмами и нечистью. Так?
— Так.
— Так.
— Значит, если кто-то узнает, что в схватке с колдуньей погиб шварцвайсский монах, то в первую очередь подумает, что колдунья была крайне сильна… Сколько у наших противников колдуний?
— В последнее время мы нашли трех, к сожалению, уже убитых. Среди наших противников особой паники по этому поводу нет, так что колдуний у них хватает. Можно предположить, что остался по крайней мере, десяток, а то и больше…
— Откуда они их берут, выяснили?
— Нет.
— Плохо. Откуда они берутся — неизвестно, сколько их — неизвестно, каковы их возможности — неизвестно…
— Ну, то, что они подчиняются всем законам колдовства — установили.
Смешок.
— Не отвлекайте мое величество от рассуждений!
Смешок.
— Август!
— Молчу, молчу…
— И прекрати ухмыляться! Значит, действуем так…
***
— Не подействовало?
— Похоже, у нее есть при себе что-то медное.
— Не ожидал от девушки из благородной семьи веры в крестьянские сказки.
— Я думаю, нам опять подгадил тот крестьянин.
— Его ищут?
— Фукс.
— Фукс…
— Она старательная.
— Да, я знаю. Вот только своенравная, наглая и непослушная.
— Да они все такие.
— Сколько у нас осталось ведьм?
— После того, как монахи убили Лени — двенадцать.
— Мало.
— Нам осталось подождать месяц. Ирма — у нас, большинство дворян — за нас, грибница ползет по столице. Что нам может противопоставить король? Личная гвардия да шварцвайсские монахи. Монахов выбьют девчонки, а гвардия… Ничего она нам не сделает.
— Я знаю, что гвардейцы ищут девчонку. Что, если…
— Нет. Они ищут по городу мои тайные особняки… два уже нашли. Но тот, в котором спрятана Ирма, к нему я не имею никакого отношения. Пусть ищут.
— Остаются только два затруднения. Добровольное согласие и третья сила.
— Добровольное… Да, жаль, что с грибницей не получилось. Ничего, я попробую поговорить с ней сам. А третий… На него выведет крестьянин, когда Фукс его заловит.
— Хорошо.
***
Столичный рынок — это вам не рынок маленького городка вроде Штайнца. Если тот походил на помесь ада и рая, то этот — на сам ад.
Здесь только ряды, в которых продавалась глиняная посуда, занимали больше места, чем вся деревня Черный Холм. А ведь здесь торговали не одной посудой.
Одежда, обувь, часы, посуда, стекло, кони, птица, железо, медь, серебро, камень, корзины, телеги, травы, овощи, яблоки, бутылки, пиво, рыба, мясо, молоко…
И ведь никто же не стоит молча.
Орут продавцы, расхваливая товар, орут покупатели, яростно торгуясь, орут нищие, требуя подачку, орут обнаружившие, что нищие подачку могут взять и без спроса…
Якоб, уже оглушенный, без единой мысли в голове, плелся за ведущим его Подмастерьем, стараясь запомнить дорогу, чтобы суметь добраться до повозки.
— Так, вот здесь у нас — ряды с зерном. Можешь, посмотреть, только я тебя умоляю — не покупай ксенотанского зерна, пока я не скажу, что оно — настоящее. Договорились?
Якоб заторможено кивнул.
— Ну и отлично. Походи пока, а я загляну к знакомому.
С этими словами Подмастерье скрылся в узком закутке между рядами.
Парень постоял немного… Нет, возвращаться не собирается.
Тупое, замученное выражение мгновенно исчезло с лица Якоба. Он развернулся и ловко ввинтился в толпу, возвращаясь к повозке.
После ночной беготни Якоб твердо вверился, что Подмастерье — колдун. А от них ждать ничего хорошего не приходится. Вспомнить хоть, сколько натерпелись крестьяне Черного Холма от старого мельника… Нет, бежать, бежать, бежать…
Из-за штабеля мешков с зерном за спиной Якоба выглянула знакомая шляпа. Блеснула улыбка.
Якоб почти подбежал к своей повозке. На ней, болтая босыми ногами, сидел Подмастерье.
Парень замер.
Ничего не говоря, развернулся и пошел обратно. Уже понимая, что, придя к зерновым рядам, обнаружит Подмастерье там.
Парнишка, охранявший стоянку с повозками, неожиданно шарахнулся. Покажется же такое…
Вроде бы только что на одной из повозок, запряженной двумя спокойными, как валуны, волами, сидел человек в странной шляпе. И уже нет никого. Только крупный ворон взлетел в небо и захлопал крыльями.
***
Спустя два часа — посреди рынка торчала высокая башня с четырьмя циферблатами — Якоб и Подмастерье присели, чтобы отдохнуть.
Якоб за всю жизнь не видел столько разного зерна, сколько рассмотрел, понюхал, перещупал сегодня.
Пшеница, рожь, ячмень, овес… Маленькие красные шарики — просо… Черные пирамидки — гречиха… Крупные, просто огромные зерна, похожие на вырванные зубы…
— Как? Куку… Кукуруза? Надо же…
Нет, ТАКОЕ Якобу не нужно…
Пшеница, темно-красная, с пленками, как у ячменя — полба… Ячмень без пленок, как пшеница…