Волы стояли рядом со стражей, в узком переулке, зажатом между двумя каменными стенами. Никогда в жизни они бы здесь не оказались, если бы Якоба не задержали.
Парень бросил котомку в пышную кучу сена, окинул взглядом свои вещи. Полог, мешки, черпак, котелок… Все на месте. Даже фляга, подарок вредной Хильды, и та лежит себе, поблескивая накладками.
Надо воду сменить.
Якоб тронул упряжку и медленно двинулся к городскому колодцу.
***
На площади толпился народ. К счастью, не возле колодца, там как раз было пусто. Люди слушали взгромоздившегося на бочку оратора: мужчину с развевающимися волосами, в лохмотьях, при жизни бывших монашеской рясой.
Якоб отвинтил пробку, машинально нюхнул горлышко фляги… Замер.
Вода должна была пахнуть колодцем, он же набрал новую при въезде в город. Сейчас вода во фляге пахла иначе. Запах родника, и совсем чуть-чуть — трав.
Парень недоуменно потряс флягу. Кто-то заменил воду? Кто? И зачем?
Якоб медленно перевернул флягу, наблюдая, как вода тонкой струей вытекает на булыжники мостовой.
В неизвестных доброжелателей он не верил, и пить эту воду не собирался.
Пока о булыжники разбивалась водяная струя, Якоб невольно прислушался к речам набочечного оратора.
— Нашли, — возглашал тот, — нашли в старом монастыре древнее пророчество. Пророчество! И сказано в нем было… Было сказано в нем…
"Пророк" то ли забыл о чем шла речь, то ли нагнетал напряжение в слушателях.
— Сказано было в том пророчестве, — оратор откинул от левого уха узкую белую прядь волос, — "Придут времена темные и ужасные. Слезы будут литься в Нассберге, течь рекой будут они. Но пройдет время и восхвалит народ время слез, ибо придет ему на смену время кровавых рек! Темный властитель, слуга зла, порождение ада, раскинет свою сеть над несчастной страной! Черная белизна будет рыскать по стране, карая виновных, а пуще того — невинных. Но придет спасение! Придет! Выйдут из сени листвы два человека: юноша и девушка. И будет юноша тот неизвестным сыном старого короля, а девушка — неизвестной дочерью нового. И вместе, взявшись за руки, свергнут они темного властителя и воссияет солнце добра и справедливости над землей Нассберга! Но будет это, только если два героя будут опираться не на песок, но на камни! Если все люди Нассберга вместе поддержат их! Тогда и только тогда зло падет!" Так говорит пророчество! Так и будет!
Народ зашумел, обсуждая слова пророчества.
— Все, все видели, что сегодня творилось в городе! Вот они, первые ласточки кровавого времени! Вот они — следы темного властителя! Верьте мне!
Буль-буль-буль. Фляга наполнилась, Якоб заткнул ее пробкой и направил повозку к городским воротам.
Чего только не придумают досужие любители поговорить перед толпой. Все это слушать, что ли?
***
— Кар!
— Ну, Берендей, я же не могу никогда не ошибаться. С водой не получилось, но, может быть, все получиться само собой? Как думаешь?
— Кар!
— Конечно, присмотрим.
— Кар!
— Не обманывай. Тебе же тоже понравилась та шумиха, что мы устроили в городе. Правда, мерзавцы и ее повернули к своей пользе, но нам это не повредит. Зато теперь монахи точно будут здесь…
— Кар!
— Нам-то, конечно, здесь будет уже нечего делать.
Два ворона сорвались с места и превратились в черные точки в синем небе.
***
Якоб выехал из города. Повозка медленно покатилась по пыльной дороге. Солнце уже почти село, темнело.
Мимо расстилались сжатые поля пшеницы, тянулись вдаль до самого горизонта, у которого мрачной каемкой темнело Чернолесье.
Волы взошли на холм и также не торопясь начали спускаться. Когда спуск закончился, и повозка замерла посреди дороги, между двумя холмами, Якоб остановился.
Он с удовольствием отпил большой глоток из фляги — в горле давно пересохло — повернулся и наклонился к куче сена:
— Вылезай. Я тебя видел.
Глава 6
Под свернутым пологом зашуршало сено, показались большие испуганные глаза… Из своего укрытия выбралась и села на повозке молодая девушка, ровесница Якоба.
Ирма цу Вальдштайн посмотрела на Якоба.
Перед ней стоял молодой парень в праздничной крестьянской одежде: блестящие новенькой кожей сапоги, черные штаны и черная вышитая жилетка, белая рубаха. На голове прикрывает короткий ежик светлых волос маленькая крестьянская шапочка-ермолка.
Ирма успокоилась. Ни слуг жениха, ни людей отца — вокруг не было никого из тех, кого она боялась. Только крестьянин.
Всего лишь крестьянин. Бояться нечего.
Якоб посмотрел на Ирму.
На его повозке сидела молодая девушка в обычной дворянской одежде: красные туфельки, торчащие из-под длинного подола черно-зеленого платья, узкие рукава, квадратный вырез на груди — видны торчащие ключицы… Пшенично-светлые волосы убраны под светло-изумрудный берет, разве что три длинные пряди спадают на спину. Золотые перстеньки, цепочка на шее.
Якоб напрягся. Дворянка…
Крестьянину находиться рядом с дворянкой было не нужно. Не в том смысле, что кто-то подумает, будто они состоят в неких непристойных отношениях. Кому же в голову придет, что дворянская девушка может опуститься до крестьянина? Да и репутация девушки Якоба нисколько не заботила.
Дворянин — всегда требования.
Нет, как вольный крестьянин Якоб мог ничего не делать, даже если эта девчонка раскричится. Мог. А если его попытаются заставить — обратиться в суд. Вот только дворяне давно выработали противодействие для слишком сообразительных крестьян. Откажись исполнить распоряжение незнакомого дворянина — и уже сам окажешься в суде по обвинению в оскорблении достоинства.
Ирма спрыгнула с повозки, быстро одернула задравшиеся юбки и выпрямилась:
— Крестьянин. Ты отвезешь меня в столицу.
Якоб незаметно вздохнул. Что и нужно было ожидать.
— Да, госпожа.
Крестьянин имеет только одно право — беспрекословно исполнять повеления дворянина. Своих чувств, планов, пожеланий у крестьянина быть не может. Любые проявления непокорности жестко пресекаются.
Правда, если бы Якобы не было нужно в столицу, девушка приехала бы куда угодно, только не туда, куда собиралась.
***
"Повезло, — думала Ирма, — как повезло… И с повозкой и с крестьянином. Хорошо, что он — вольный. А то мы могли наткнуться на его хозяина"
Еще сегодня утром девушка считала, что она навсегда останется в доме постылого "мужа". Она думала, что ей повезло ровно до того самого момента, когда после бракосочетания взяла новоиспеченного мужа за руку и, опустив ресницы, спросила, когда они пойдут на "ложе любви". Вот тут все воздушные замки рухнули и рассыпались с печальным звоном.
Ирма узнала, что муж — вовсе не муж и ни на какое "ложе любви" вступать не собирается, потому что молодые глупые и тощие девчонки его не привлекают. Что она, Ирма, отныне всего лишь предмет. Залог хороших отношений "мужа" и отца. Ирма все поняла и в первую же ночь сбежала к отцу. Домой. Откуда назавтра приехала связанная, с горящими от пощечин щеками. Отец отказался ее защищать. Отныне она принадлежала мужу.
Принадлежала! Как будто Ирма — вещь! Как будто у нее нет своих чувств, планов, пожеланий…
На вторую ночь она сбежала опять. Уже не к отцу. В никуда. В неизвестность.
Ее поймали на следующий день: куда в городе может спрятаться наивная девушка, воспитанная в доме, не имеющая даже денег?
На всякий случай Ирму заперли в камере домашней тюрьмы. Здесь держали знатных заложников, поэтому комната очень походила на обычную спальню. Только с замками на дверях и решетками на окнах.
Ирма отчаянно трясла решетку. Нет, пока у нее есть надежда, она будет пытаться! Пусть не получается, пусть! Она будет пытаться! Рано или поздно она что-нибудь придумает!
Множество прочитанных рыцарских романов подсказали, что если невинная девушка заперта жестокосердным отцом или мужем в башне — камера, правда, была на первом этаже — то когда-нибудь появится верный рыцарь, который спасет, утешит, полюбит и отвезет в свой прекрасный замок.
Ирма вздохнула. Все ее знакомые рыцари наперечет были старыми, покрытыми шрамами, а их замки — холодными старыми развалинами. Да и даже в книгах рыцарь появлялся после того, как девушка проведет взаперти полжизни. Ирма вздрогнула. Полжизни! Это же… Девять лет! Какой принц взглянет на пожилую двадцатисемилетнюю женщину?
Она отчаянно тряхнула решетку. Где-то в саду каркнул ворон, и как будто по сигналу стена хрустнула и решетка, вместе с камнями, в которые была вмурована, вывалилась наружу.
Девушка замерла. Неужели…
Свобода!
Ирма задумалась. Если она полезет в отверстие вперед головой, то ей придется лететь головой вниз. А если вперед ногами — то у нее задерутся юбки… Хватит думать! Вперед!
Она вскочила на табурет у бывшего окна, уцепилась за карниз и просунула ноги в проем. Смотреть некому.
Раз! Взметнувшийся подол укутал голову, хрустнуло, и одна из нижних юбок повисла в окне, зацепившись за выступ. Ирма поправила одежду, прическу, берет. Вперед!
Ирма пробежала по саду между старыми яблонями, подбежала к той самой стене, которую целую неделю видела из окна. Еще тогда она обратила внимание, что стена пострадала от времени и многие камни в ней выщерблены. Можно упереться ногами…
Она подпрыгнула, уцепилась за край стены, подтянулась… Туфли скользили… Есть! Ирма выглянула из-за стены. За ней был узкий переулок, ограниченный двумя каменными стенами: стеной сада, на которой она висела и стеной каменного здания.
Это было здание городской стражи, но Ирма этого не знала.
Если бы она перелезла стену и пошла по переулку вправо, то вышла бы к парадному входу особняка, из которого только что убежала. Ее непременно увидели и схватили слуги "мужа". Если же она пошла бы направо, ее поймала бы городская стража, подчинявшаяся отцу.
Однако Ирме повезло. В переулке стояла крестьянская повозка, запряженная парой огромных серых, как валуны, волов. Повезло.
Она перебралась через стену и залезла в повозку. Закопалась в сено, запахом напоминавшее лето в загородном отцовском доме, и накрылась непонятной серой тряпкой.
Раз телега крестьянская — значит, она скоро уедет из города. Вместе с ней. Там, за городом, она подождет, пока телега остановится и вылезет. Потом пойдет в столицу.
Ирма знала, к кому обратится в столице. Конечно же, к королю Вальтеру.
Она видела короля один раз, когда вместе с отцом ездила в столицу, еще девочкой. Ирма запомнила тот добрый взгляд, которым король смотрел на нее. Неужели же он откажет несчастной девушке, преданной отцом и отданной постылому мужу. Разумеется, нет. Наверняка король даст ей место… Может быть даже…
Хотя, нет. Король и свою-то прежнюю жену отправил в монастырь, навряд ли захочет новую.
Тут планы Ирмы были прерваны. Вернулся хозяин телеги, и они вместе выехали из города.
***
— Дай мне воды.
— Возьмите, госпожа.
— Дай мне поесть.
— У меня нет еды, госпожа.
— Пойди и купи.
— У меня нет денег, госпожа.
Ирма уже засомневалась, что ей так уж повезло с крестьянином.
Парень оказался на редкость тупым. Кто же выезжает в дальнюю поездку без денег? Не мог взять из дома, что ли? Да и вообще…