– Эй, пацан! – позвал Алексей. – Спички детям не игрушка.
– Чего тебе, дядя? – оскалился львенок.
Словно по сигналу его приятели стали сбиваться в стаю.
– Дети, – внушительно сказал Леонидов, – завтра ваши родители горько пожалеют о том, что оставили вас без присмотра. Не расстраивайте пап и мам, ведите себя примерно.
– Ты сам напросился, – клацнул зубами вожак и поднялся, оставив на время газель и синий воздушный шарик.
Леонидов как-то лениво перехватил его тонкую руку, не забывая ни на секунду, что перед ним ребенок. Издержки воспитания присутствуют, это да, здесь надо лупить родителей. Он аккуратно вывернул кисть, вынул из нее зажигалку и строго сказал:
– Мальчик, тебе уже исполнилось четырнадцать. У тебя есть паспорт. То есть документ. Ты даже можешь открыть свое дело. Согласно нашим гуманным законам. Согласно им же я организую тебе срок, и глазом не успеешь моргнуть. За хулиганство. Причем не на фешенебельном курорте будешь отдыхать, где ты привык. Пусть это не гуманно, но… Ты сам напросился.
Алексей сунул зажигалку в карман куртки и достал оттуда наручники. Пистолета нет, табельное оружие, как всегда, в сейфе. А этого добра…
– Мент! – всколыхнулась стая.
– Слава богу! – вздохнула мамаша.
Сытый лев приоткрыл глаза. А львенок перепугался. Всерьез. Леонидов почувствовал, как его рука задрожала, и разжал пальцы. Стая рассыпалась. Теперь это были дети. Просто дети.
– Тикай! – выкрикнул кто-то. Поезд остановился, автоматические двери открылись. Львенок рванулся к ним первым. Они вылетели из вагона и понеслись к выходу, дети из благополучных семей. «И чего им не хватает?» – с тоской подумал Леонидов, глядя вслед. В том-то и дело, что все у них есть! А хочется большего.
Теперь в вагоне было спокойно. Леонидов с удовлетворением отметил, что навел порядок на вверенной ему территории. Временно вверенной. Временно навел. Тьфу ты, черт!
…Домой он пришел около полуночи. Алексей нашел на плите маленькую кастрюльку с борщом, осталось только разогреть. Что он и сделал. Налил борщ в тарелку и, подумав, полез в холодильник за водкой. Устал, однако.
Завтра мама сделает внушение. Наверняка она нанесла метку. Он внимательно осмотрел бутылку, ничего не нашел, но это не значило, что метки нет. Невозможно обмануть мать, жену и Господа Бога. (Из жизненного опыта.) Потом Алексей разозлился: что он, ребенок? А выпив водки и поев борща, осмелел. Настолько, что набрал номер телефона Ляли. Надо поставить точку. Над всеми i. А то неудобно: девушка ждет. О том, что уже за полночь, он как-то не подумал. Но Ляля не спала. В трубке раздался ее голос:
– Алло.
– Ляля, это я, – глупо сказал он глупым голосом.
– Леша? Вот не ожидала.
– Я тогда ушел, не попрощавшись. Ты извини. На работу опаздывал.
Как бы ей это сказать? Нет слов. Просто нет. И все.
– Да? Ты уверен?
– Как твои дела?
– Нормально.
– У тебя что-то случилось?
– Ничего не случилось, – сухо сказала Ляля.
– У тебя дома кто-то? Говорить не можешь? К бабке родственники опять пришли?
– Нет, не к бабке.
– Хотелось бы конкретики.
– Мне бы тоже. Хотелось. Но все, Леша. Все. Твой поезд ушел. Ты на него опоздал. Я нашла кое-что получше.
Она так и сказала: «кое-что». Неодушевленный предмет с товарным ярлыком «Леонидов, капитан милиции» виновато сказал:
– Послушай, я…
– Не звони мне больше. Никогда.
Она подождала немного, но поскольку Алексей молчал, ей ничего не оставалось, как повесить трубку.
«Она мне изменила», – с удовлетворением подумал Алексей. А потом подумал: – «Как?! Она мне изменила?!» Его вернули на склад. В полной комплекции. То есть комплектации. Товар исправен, но в эксплуатации ненадежен. Дает сбой. Есть кое-что получше. Он выпил еще одну рюмку водки. И еще. «Свободу попугаям. Сво-бо-ду. Кум пеш, кобыле легче. Все хорошо, что хорошо кончается. Что еще? Невозможно бросить женщину. Она всегда на шаг впереди. Если рядом, то любой спор разрешается в ее пользу…»
Он вспомнил Видение и отставил бутылку в сторону. Надо пойти к ней. Пойти и сказать… А что сказать? Нет слов. Просто нет. Есть сны, которые надо досмотреть до конца.
Глава 9
Сестры
Свой следующий понедельник он начал с того, что позвонил Анечке Барышевой и сладким голосом сказал:
– Аня, здравствуйте. Да, я все помню, я был не пьян. Мы перешли на ты. Я буду стараться. Многострадальный Алексей Леонидов вновь у ваших ног. Примите, не гоните.
– Что-нибудь случилось?
– А разве вы не в курсе?
Он подумал, а вдруг информация прошла? Всезнающий Коваленко постарался. Или Лидия Евгеньевна позвонила. Но Аня не знала о гибели подруги, потому что спросила:
– В курсе чего?
– Лучше, если я сейчас приеду. Не возражаете? То есть ты не возражаешь?
Она не возражала.
В доме Барышевых он всегда мог найти приют и тарелку супа. Это лучше, чем пить кофе в рабочем кабинете и ловить выговоры. Поэтому Леонидов сорвался с места, как лист, гонимый ветром. Он шел по следу. Он верил в удачу.
…Молодожены уже встали. Но Алексей все равно чувствовал себя виноватым, хотя и не знал, что такое медовый месяц. А хотелось бы узнать!
– Прошу прощения, – замялся он на пороге. – Помешал, конечно?
– Нет, что ты! Проходи, – посторонился Серега.
Он был в футболке и шортах. Огромным людям всегда жарко. Леонидов еще раз с откровенной завистью оглядел мощный торс. Если бы вчера в вагоне метро ехал Серега, хулиганы просто-напросто не вошли бы. Вошли бы в другой вагон.
– Что случилось, Алексей? – спросила Анечка. – Чаю? Кофе?
– Лилю убили. Чаю, пожалуй, кофе не хочу.
– Когда убили? Где? – Аня растерялась. А потом всхлипнула.
– Вечером, в лесу. Задушили и… Серега, она сейчас заревет!
– Анна, возьми себя в руки, – внушительно сказал Барышев. – Человек наверняка по делу пришел.
– Да-да, – отозвалась жена. – Вы… проходите. Я сейчас. – Она метнулась в комнату. Мужчины прошли на кухню. Огромный Барышев глянул на Алексея и пожал плечами:
– Бывает.
– Да… Давай-ка, Серега, дернем по кофейку. Я передумал.
– Да ради бога. – Барышев потянулся к чайнику.
– Значит, ее задушили, – задумчиво сказал он. – И… кто?
– Ищем.
– Тот самый, который Серебрякова убил?
– Предположительно.
– Ну а к нам с чем пожаловал?
– У меня тут записная книжка…
Аня пришла заплаканная, прижалась к мужу и посмотрела виновато:
– Она была моей подругой. Какая бы ни была, но… Такая молодая! Как жаль! – Не удержалась и всхлипнула.
– Да. Жаль, – согласился Алексей.
– Я пойду. Побреюсь, – вздохнул Барышев и скрылся в ванной комнате.
Аня присела на краешек стула. Закипал чайник.
– Аня, у меня есть записная книжка. – Леонидов полез в карман. – Вы не поможете разобраться? Многих из этих людей вы наверняка знаете.
– Да, конечно, я посмотрю. Эта книжка мне известна, у нас с Лилей были и общие знакомые. Я спрашивала у нее номер телефона, когда требовалось найти друзей по институту. Лиля была очень общительной. – Губы у Анечки вновь задрожали.
– Чайник.
– Что?
– Чайник закипает.
Анечка вскочила. Разумеется, ему было жаль Лилию Мильто, погибшую в расцвете лет. Но с другой стороны…
Вскоре они разбирали записи в блокноте Лилии. Попутно Алексей делал свои – этого проверить, этот отпадает сразу, эта уехала, эта вышла замуж. Разбирали визитки. Несколько Аня отложила со словами:
– Это наши постоянные клиенты, из магазина. Бывшие, конечно. А вот этих не знаю.
Много, слишком много. И преимущественно мужчины. Так можно год искать!
– Аня, Лилия не звонила вам вечером седьмого сентября? В этот день ее убили.
– Нет. Не звонила. Ни седьмого, ни в другой день.
– Она приезжала на Фрунзенскую набережную. Кому-то же из подруг она должна была звонить! Вы от нее отдалились, но с кем-то же Лиля откровенничала! Вспомните: с кем она росла, с кем дружила с детства?
– С детства?
– С детства, со школы.
– Постойте-ка! Ну конечно! У нее была подруга. Лена. Последние два года они, кажется, сидели за одной партой. Лену она упоминала часто.
– Телефон этой Лены и фамилию не поищете в записной книжке?
Аня растерянно полистала страницы.
– Нет, не знаю. Лена и Лена. Их тут несколько. А на Фрунзенской набережной Лена больше не живет. Это я помню. Их семья переехала. Лиля что-то говорила. Мол, единственная школьная подруга теперь далеко. Но не знаю нового адреса. Наверное, Лидия Евгеньевна помнит.
– Спасибо, Аня. Это уже кое-что.
Капитан тяжело вздохнул. Итак, школьная подруга. Лена. Еще одна Лена! Лучше бы ее звали Изольдой! Мирандолиной! Серафимой! Но только не Леной!
Это называется искать иголку в стоге сена. Он почти пришел в отчаяние. Меж тем надо идти. Надо работать. Здесь хорошо, но пора уходить. Перед уходом он позвонил Лидии Евгеньевне. Телефон не отвечал. Задерживаться у Барышевых и дальше было неудобно.