Чернышев замолчал, полез в карман за папиросой. Медников не упустил случая «стрельнуть».
— Поэтому и решили колодец восстановить? — поторопил Антон.
— Да, решили вычистить его. Пригнали автокран с грейферным ковшом и… вместе с илом вытащили человеческие косточки, — Чернышев, прикурив, передал спички Медникову. — Вот тут-то и самое интересное. Во-первых, если бы человек попал в колодец раньше кота, его сразу бы обнаружили, во-вторых, после кота случайное попадание в колодец исключается, так как он был прикрыт бревнами. Правильно?
— Вполне.
— Зря я не пошел в следователи. Загубил талант. — Чернышев повернулся к Медникову, подмигнул: — Правда, Боря?
— Абсолютно точно, — подхватил шутку Медников. — Я давно приметил в вас, Маркел Маркелович, детективную жилку.
— Ты тоже, как погляжу, детектив. Все с милицией разъезжаешь. На этот раз придется поломать голову. Что, к примеру, ты по человеческим костям можешь определить, а?
— Многое.
— А вот доводилось мне в одной брошюрке читать, как наш ученый Герасимов портрет Ярослава Мудрого по черепу воспроизвел. Ты сможешь такое сделать?
— Чего не могу — того не могу. В этой области равных Герасимову нет.
— Жаль, — Чернышев разочарованно вздохнул, несколько раз затянулся папиросой. — Был бы товарищ Герасимов жив, послали бы ему череп, поднятый из колодца, и…
— Порадовали бы его, — с улыбкой вставил Медников.
— Не улыбайся. Случай-то, по-моему, серьезный.
— Есть более серьезные, Маркел Маркелович.
— Оно конечно, — согласился Чернышев и замолчал.
«Газик» вовсю пылил по шоссе. Щебенка дробно выстукивала по днищу машины, в неукатанных местах сердито шипела под колесами. Обдавая пылью, изредка проносились встречные грузовики. Насколько хватал глаз, беспечно зеленели набравшие силу всходы, кое-где темнели березовые колки. Проскочив поля, машина подкатила к густому хвойному лесу, окружавшему широким кольцом Потеряево озеро, и нырнула в узкую, как ущелье, просеку. Стало сумрачно. Укрытая от солнца плотной короной деревьев, дорога была влажной. Машина поминутно вздрагивала на корневищах, выступавших, словно ребра, из наезженной колеи. Долго ехали молча, занятые каждый своими думами.
Лес кончился неожиданно. Солнце ослепительно ударило в глаза, и с обеих сторон проселочной дороги потянулась яркая, с бело-розовыми пятнами цветущего клевера, равнина. У самой ее кромки на фоне голубого неба показалась поднятая стрела автокрана. «Газик» перемахнул через неглубокий придорожный кювет и, продавив в клевере жирную колею, остановился у культстана.
— Вот и приехали, — устало поглаживая поясницу, сказал Чернышев, когда все вылезли из машины.
Звонко стрекотали кузнечики. Зависнув точкой в безоблачном голубом небе, протяжно тянул песню жаворонок. Густо пропитанный медово-клеверным настоем воздух рябил в глазах от знойного марева.
Бирюков огляделся. У колодца темнела подсохшая сверху небольшая куча ила. Рядом с ней, на траве, что-то было прикрыто брезентом. Чернышев молча приподнял край брезента. Антон увидел перемазанные илом кости и пожелтевший человеческий череп.
Медников, надев резиновые перчатки, присел на корточки и взял одну из костей. Бирюков тоже было наклонился, но, почувствовав брезгливость и какую-то смутную тревогу, быстро выпрямился. Стараясь скрыть возникшие чувства, подошел к колодцу. Долго смотрел на обвалившиеся края, на примятый вокруг колодца бурьян, сдвинутые в сторону почерневшие толстые бревна.
— Что задумался? — подойдя к нему, тихо спросил Чернышев. — С чего начинать будешь?
— Придется спуститься, — Антон показал рукой в колодец. — Веревка есть?
— Найдется, — Чернышев повернулся к шоферу, который с любопытством наблюдал за Медниковым: — Сеня, у тебя в багажнике веревка была. Неси-ка ее сюда.
— А к-комбинезон и с-сапоги резиновые надо? — заикаясь, спросил шофер.
Чернышев утвердительно кивнул и посоветовал Антону:
— Переоденься.
Пока Бирюков переодевался, Чернышев с шофером привязали веревку к крану и свободный конец ее сбросили в колодец. Для порядка попробовав, прочно ли привязана веревка, Антон поплевал на ладони и осторожно стал спускаться. Бревна колодезного сруба прогнили. Чувствовалось, как они мягко сдают под ногами. Плотный, застоявшийся запах ударил в нос. Упершись ногами и спиной в противоположные стенки колодца, Антон слегка расслабился, стараясь пересилить внезапно подступившую к горлу тошноту.
— Ты жив там? — заглянув в колодец, крикнул Чернышев.
Бирюков поднял голову — до поверхности было около трех метров. Он спустился еще на метр и почувствовал под ногами воду. В сумраке колодца смутно различались осклизлые бревна сруба, густая жижа внизу. Антон несколько минут внимательно осматривал стенки, но, кроме свежих борозд, оставленных на бревнах грейферным ковшом при чистке, ничего не увидел.
— Ну, что там? — снова крикнул Чернышев.
— Ничего! — громко ответил Антон и поразился, как глухо прозвучал голос, — узкая горловина колодца словно не хотела выпустить звуки на волю.
Здесь, в глубине, стояла глухая тишина. Казалось, наверху замерла жизнь, насторожилась. «Без веревки отсюда ни за что не выбраться», — подумал Бирюков и торопливо стал подниматься из колодца.
3. «Свидетель номер один»
Он появился у колодца незаметно. Сняв старомодный картузишко, низко наклонил облысевшую голову и заискивающе проговорил:
— Здрасьте, граждане-товарищи. Бог в помощь…
— Здорово, Кузьмич, — ответил Чернышев и смерил удивленным взглядом щуплую фигурку старика. — Ты чего это сюда приплелся?
— Дак вот… — замялся старик. — Слышь-ка, Маркел Маркелыч, в деревне антересную историю сказывают: будто бы из колодца человека достали.
— Кто сказывает?
— Дак вся деревня говорит. А я к, таким историям сызмальства антересом страдаю.
— Страдал бы себе на печке. Не лень было такой круг пешим ходом топать?
— Зря, Маркел Маркелыч, сердишься, — старик погладил макушку. — Я этот колодец очень даже хорошо знаю и свидетелем номер один могу выступить.
— Когда понадобишься… — начал было Чернышев, но Антон перебил его:
— Извините, Маркел Маркелович. Мне интересно с дедом побеседовать.
— Интересно — беседуй. Только он тебе нагородит — семь верст до небес и все лесом. — Чернышев погрозил старику пальцем: — Смотри, Кузьмич! За ложные показания и пенсионеров к ответственности привлекают.
Старик обиженно заморгал:
— Неужто я без понятия, Маркел Маркелыч?
— Ты и с понятием соврешь — дорого не возьмешь. Ладно, беседуйте. Пойду культстан погляжу.
— Давно колодец вырыт? — спросил старика Антон.
— Дак, слышь-ка, я тебе сущую правду скажу, — старик посмотрел вслед Чернышеву. — И Маркел Маркелыч не даст соврать. Вырыт колодец в одна тысяча девятьсот тридцать восьмом году. Дата точная, поскольку собственнолично принимал участие в его рытье. А выбирал место для колодца и руководил всей работой Мишанка Пахомов. Был такой колодезный мастер, в одна тысяча девятьсот сороковом году помер. Сколько теперь действует в Ярском старых колодцев с доброй водой — все Мишанка соорудил. Секрет, слышь-ка, мужик знал. Как-то, находясь в хорошем настроении, поделился тем секретом со мной. Не поверишь, овцы и гуси ему показывали место, где близко от поверхности земли водоносный пласт проходит. Овца, она, значит, выбирает место для лежанки на сухой земле. Где стадо овец легло ночевать, там хоть заройся — воды не отроешь. А вот гусь — обратное дело. Гусь — птица водяная и устраивается на ночлег в такой точке, где подземная вода к поверхности рвется. Тут для колодца и самое место! Дак вот, когда рыли данный колодец, я у Мишанки, можно сказать, помощником номер один был.
Бирюков хотел задать еще вопрос, но старик говорил не прерываясь:
— И опять же из-за своего любопытства здесь присутствовал. Думал, антересное отроют. Тут, слышь-ка, такая история, — старик показал на клеверное поле: — Во-о-он там курганы… Видишь?
Антон посмотрел по направлению, указанному стариком, и быстро насчитал на поле семь едва приметных холмиков.
— Дак вот, сказывают, в них захоронены войны Ермака Тимофеевича. В этих местах у него битва с татарами состоялась. Теперь курганов ровно семь, а было ровно восемь. Один перед Отечественной войной разрыли. Из Новосибирска люди приезжали. Полное лето рыли. Наши колхозники помогали, в их числе и я на раскопках трудился. Даже от Маркела Маркелыча неприятность поимел. Он до войны у нас уже председательствовал и при людях меня тогда оконфузил. Сказал: «Надо в колхозе, Кузьмич, работать, а не придуриваться. Ермака без тебя откопают». Только я не в обиде за эти слова. Молоденьким тогда был Маркел Маркелыч.
Чтобы прервать словоохотливость деда, Антон спросил:
— Вас как зовут?
— Меня-то? — растерялся старик. — Егором… Егор Кузьмич, по фамилии Стрельников.
— Так вот, Егор Кузьмич, насколько я знаю историю, Ермак до этих мест не доходил.
— Дак, слышь-ка, истории ведь люди пишут. Они очень легко ошибиться могут. Большие ученые мировых стран и те на ошибках учатся, — старик накинул картуз на пригретую солнцем лысину. — Вот в одном журнале было сообщение…
— Что же интересное вы рассчитывали найти при рытье колодца? — опять прервал старика Антон.
— Остатки ермаковских воинов. Антересовало меня, здоровше или нет в те давние времена люди были.
— И что же?
— Ничего не нашлось. Далеко от курганов рыли.
— Экспедиция из Новосибирска тоже ничего не нашла?
Старик, поморщась, махнул рукой:
— Так, кое-что… Глиняные черепушки разные.
— В каком году забросили колодец?
— В одна тысяча девятьсот шестьдесят шестом, — не задумываясь, ответил старик и уточнил: — Тринадцатого сентября.
— У вас отличная память, — поразился Антон.
— Вышло такое совпадение, что аккурат в эту дату я подал заявление на пенсионный отдых.
— Шестьдесят лет исполнилось?
— Как тебе сказать… — старик замялся. — Шестьдесят годков мне раньше стукнуло, а в эту дату старуха настояла, чтобы я покинул работу. По глупому женскому уму оконфузила меня перед начальством. Баба она у меня с норовом, об этом все Ярское знает.
— Отчего колодец забросили?
— Кот в нем утопился. На культстане здоровущий котина общественный жил, по прозвищу Мономах. Вот он, должно быть, ночью и сбулькал в колодец. Понятно, люди стали брезговать водой после дохлого кота.
— Как же его обнаружили?
Старик долго поправлял на голове картуз.
— Дак очень просто. Кажись, Виться Столбов по утрянке зацепил бадьей и выволок Мономаха на свет божий.
— Какой Столбов?
— Я ж говорю, Витька, тракторист колхозный, который на днях свадьбу гулять собирается. Парень, слышь-ка, работящий. Вот только, как жениться надумал, сладу не стало. Маркел Маркелыч кой день его в соседний колхоз на помощь отправить не может. Бугаем уперся Витька и не едет, все канпрессию у трактора ремонтирует. Конечно, и обвинять здорово парня нельзя — за теперешними невестами глаз да глаз нужен…