Если же она будет скрываться и дальше и нам придется ее разыскивать, тогда, я думаю, мы можем с полным основанием утверждать, что это убийство. — Он сунул в карман блокнот, где зафиксировал собранные данные. — В любом случае мы ее найдем, будьте покойны.
Но они ее не нашли.
Отдел аксессуаров вечерней одежды универмага «Бонуит Теллер», пятнадцать дней спустя.
— Да, это действительно наша двенадцатидолларовая вуаль. Единственное место, где ее могли купить, это здесь: ее изготавливают по нашему заказу.
— Ну что ж, теперь пригласите сюда продавцов. Может быть, кто-нибудь из них вспомнит, как продал одну из них женщине следующего описания…
Когда все собрались и Уэнджер повторил описание разыскиваемой три раза, робкая щуплая продавщица в очках выступила вперед:
— Я… Я помню, что продала одну такую вуаль в черном варианте красивой девушке, отвечающей вашему описанию. Это было чуть больше двух недель назад.
— Хорошо! Отыщите, пожалуйста, квитанцию. Меня интересует адрес, по которому отправили покупку.
Пятнадцать минут спустя продавщица доложила:
— Покупательница заплатила наличными и забрала ее с собой; ни имени, ни адреса она не сообщала.
— У вас так заведено?
— Нет, это ведь предметы роскоши, они обычно продаются с доставкой на дом. В тот раз, как я помню, покупательница попросила, чтобы ей позволили забрать товар с собой.
Уэнджер пробормотал себе под нос:
— Чтобы замести следы.
Из рапорта Уэнджера шефу, три недели спустя:
«…И с тех пор о ней ни слуху ни духу. Никаких сведений, указывающих на то, кто она, откуда появилась и куда делась. Никаких намеков на мотив убийства. Скрупулезно изучив прошлое Блисса, я проверил всех чуть ли не до первой девушки, которую он поцеловал, — она нигде не фигурирует. Показания портье в доме, где Блисс снимал квартиру, и его друга Кори, похоже, свидетельствуют о том, что он совершенно не знал эту девушку, кем бы она ни была. Однако на вечеринке она намеренно обескураживала и отшивала всех других мужчин, пока ей не удалось каким-то манером выманить Блисса на балкон одного. Так что версия о случайной ошибке в данном случае тоже не срабатывает.
Короче говоря, единственным указанием на то, что это был не несчастный случай, пока является лишь странное поведение этой загадочной женщины, ее последующее исчезновение и отказ явиться в полицию и все объяснить. С другой стороны, кроме вышеизложенного, нет и определенного подтверждения того, что это убийство».
Запись Уэнджера о Кене Блиссе:
Погиб, упав с балкона 17-го этажа в 4.30 утра 20-го мая. В последний раз его видели с женщиной лет двадцати шести, кожа белая, волосы золотистые, глаза синие, выше среднего роста. Личность не установлена. Разыскивается для допроса.
Мотив: не определен (если речь идет о преступлении, но вероятна страсть или ревность). Никаких свидетельств об их более ранних отношениях.
Свидетели: ни одного.
Улики: черный вечерний шарф (купленный блондинкой в универмаге «Бонуит Теллер» 19-го мая).
Дело не раскрыто.
Часть вторая
Митчелл
Так с тем бывает, кто, заслышав шаг оленя,
Пантеры крадущейся видит появленье.
Мопассан
Глава 1
Женщина
Мириэм — ее фамилию в отеле «Елена» давно позабыли — была низенькой сварливой женщиной с лицом будто выдубленным на солнце. Она дорожила тремя вещами, которым оставалась неукоснительно верна: британским подданством (приобретенным пассивным образом, благодаря тому, что родилась она на Ямайке), парой сережек, выкованных из золотых монет, и «системой» уборки комнат.
Она дорожила тремя вещами, которым оставалась неукоснительно верна: британским подданством (приобретенным пассивным образом, благодаря тому, что родилась она на Ямайке), парой сережек, выкованных из золотых монет, и «системой» уборки комнат. На первые две никто никогда никаких поползновений не предпринимал, а несколько робких попыток поломать ее «систему» закончились позорным провалом.
Номерная последовательность комнат не играла тут никакой роли. Как и их расположение в мрачных коридорах со скрипучими половицами. По сути, тут попахивало некоей мистической алгеброй, доступной лишь глубочайшей работе ума Мириэм. Никто не смел оспорить ее систему — по крайней мере, безнаказанно, — не вызвав долгой злобной тирады, которая — во всяком случае, такое уж создавалось впечатление — потом часами звучала в бесконечных лабиринтах коридоров, еще долго после того, как вызвавшая ее «причина» незаметно ускользала прочь, разбитая в пух и прах.
— Четырнадцатый пойдет за семнадцатым. Придется ему подождать, пока не закончу убирать семнадцатый. Сроду еще не убирала четырнадцатый первым.
Причем подобное предпочтение не имело ничего общего с чаевыми и подарками, которых, собственно говоря, в «Елене» почти не существовало. Привычка — вот, вероятно, самое простое объяснение, почему Мириэм поступала именно так, а не иначе.
Наконец, в урочный час маховик непостижимой «системы» качнулся к девятнадцатому номеру. Мириэм прошагала по шатким, полусгнившим половицам в самый конец коридора, держа цинковое ведерко в одной руке, длинную швабру, за которой тянулись клочья свалявшегося мусора, — в другой.
Остановившись перед дверью девятнадцатого, Мириэм перевернула ключ и дважды постучала им в деревянную панель. Простая формальность: застань она постояльца в номере, то пришла бы в не меньшую ярость, чем при посягательстве на ее «систему». «Девятнадцатый» никогда еще не бывал в комнате в этот час. «Девятнадцатый» просто не имел права там сейчас находиться.
Не объяснялся этот стук и строгим соблюдением заведенного в отеле распорядка. Это было чисто непроизвольное действие. Без него Мириэм войти в комнату уже просто не могла. Возвращаясь в конце рабочего дня домой, в свою меблирашку, она неизменно соблюдала тот же ритуал — стучала, будто молоточком, в филенку, — прежде чем всунуть ключ в замочную скважину собственной двери.
По-хозяйски распахнув дверь, уборщица прошла в совершенно не располагающую к себе комнатушку. Узор на ковре давно канул в небытие, на полу распласталось некое подобие серо-зеленой медузы. За окном взгляд сразу же упирался в побеленную кирпичную стену. Луч солнца пробивался сквозь оконное стекло под таким немыслимым углом, что казалось, вот-вот переломит свой хрупкий хребет. Без него комната выглядела лучше — в ней сохранялась хотя бы иллюзия чистоты, сейчас же вся она так и бурлила взвешенными частицами пыли.
Стену над кроватью заполонил сонм девичьих фотографий разнообразнейших размеров, все — наклеенные на картон, в рамках и под стеклом. Мириэм даже не соизволила поднять на них глаза. Та, с которой «девятнадцатый» ходил теперь, на стену ни в жизнь не попадет, полагала Мириэм. Самой-то сфотографироваться накладно, а у него и подавно денег нет, чтобы фотографию наклеили на картон и поместили под стекло в рамочку. Да и все равно на этой стене места почти и не осталось. А повесить на другую стену новые фотографии — он уже больно стар. Короче, с этим покончено, и точка.
Заправив постель, отчего пылинки закружились в солнечном свете как сумасшедшие, Мириэм прикрыла дверь комнаты, но не плотно. Ничего вороватого в том, как она это сделала, не было: в ней скорее взыграло чувство неповиновения, да так остро, что она даже выразила это вслух:
— И ведь все время прячет, всю дорогу.