Я никогда до этого не слышала, чтобы Нина Дмитриевна пела, и поэтому вопросительно взглянула на подругу. Она, не объясняя, вдруг набросилась на меня:
— Где тебя целый день носило? В десять вечера не загорают.
— По парку гуляла, там очень красиво.
— «В том саду, где мы с вами встретились…» — за стеной «сменила пластинку»
Нина Дмитриевна. Она пела тихо, спокойно, но от этого ее спокойного голоса у меня вдруг как-то нехорошо засосало под ложечкой. А Васька, как мне показалось, готова была вот-вот заплакать.
— Что все-таки с Ниной Дмитриевной?
— Да… Ежика нанюхалась… — Когда Василиске не хочется продолжать тему, она отшучивается совершенно подурацки.
Мы вышли на веранду, закурили.
Васька достала бутылку «Алазани».
— Выпьем?
Я кивнула.
— Да, Свет, — вдруг вспомнила Васька, — Соболин от твоей статьи в восторге: я не уходила, пока он не прочел. Сразу сдал в верстку. Говорит, что это будет «бомба». Завтра уже номер выйдет. Только он твою фамилию вычеркнул. Сказал, что с псевдонимом — спокойнее…
Мне показалось, что у меня даже началось легкое раздвоение личности: с одной стороны, хотелось снова ощущать на своем теле губы Бориса; с другой — послушать, как хвалят коллеги.
Интересно, что мне теперь скажет Обнорский? Как встретит?
— Пошли спать? — Васька встала с кресла.
Я взяла последнюю сигарету и вышла на крыльцо. Мимо меня, шурша травой, проковылял в лунной дорожке сверкающий ежик.
Ку— у-зя! Крыса белобрысая…
4
На этот раз новый охранник «Золотой пули» не обратил на меня никакого внимания. Но я из вредности все равно сунула ему под нос свое удостоверение:
— Как, вас еще не уволили за уклонение от задержания опасного преступника, пользующегося нашей ксивой?
Он аж нарды под столом просыпал.
В приемной Обнорский приобнимал Лукошкину. Завидя меня, он расцвел, как маков цвет:
— Вот это я понимаю! Молодец!
— Вы в том смысле, Андрей Викторович, что я хорошо выгляжу после отпуска? Что, загорела?
Обнорский неожиданно смутился:
— Я похвалить хотел. За статью. Уже с утра менты звонят не переставая.
— Вот если бы вы всем, Андрей Викторович, перед тем, как отправляете в отпуск, говорили на прощание такие нежные слова, как мне неделю назад, у вас в газете были бы сплошь талантливые статьи.
Лукошкина вопросительно посмотрела на Обнорского и вылетела из приемной.
— Ань, — смущенно побрел за ней Обнорский, — мы же еще договор с издателями «Золотой пули» не обсудили…
А я направилась в свой кабинет.
***
В кабинете раздался звонок от Гоши:
— Света — молодчина! Ты не представляешь, что происходит в городе.
— Мне уже Обнорский намекнул…
— Да даже Обнорский не знает всю глубину происходящего: кто ж ему расскажет… Сегодня с утра зампрокурора района по надзору за милицией тряс твоей газетой в прокуратуре и требовал принять меры!
— Ко мне?
— Почему к тебе? К ОМОНу района!
Вроде начальника снимать собираются.
Но главное — они теперь просто обязаны арестовать Лялю. Я с утра на Офицерский сбегал: там, представляешь, тишина. Ни одного наркомана нет… Свет, ты сегодня вечером — как? Может, посидим где?
Вечером мне хотелось к Борису, на Петровку, 38. Но и с Гошей до этого можно успеть мило пообщаться. Договорились на шестнадцать.
— У меня с источником «стрелка», — сказала я Соболину, подкрашивая губы и собирая сумочку.
***
А вот к шестнадцати часам Гоша уже не был таким радостным и счастливым, как с утра.
— Служебное расследование на работе проводят: пытаются выяснить, кто «слил» в редакцию информацию. На меня Рома-"рыжий" сегодня как-то очень внимательно посмотрел в коридоре.
А Колюня аж белый от страха. Ну да что я все о себе? Как у тебя-то?
— Да мне что? С утра поздравления принимаю.
— Ты вообще — смелая девчонка.
Хоть и очень красивая… — Гоша покраснел. Наверное, он такие слова никому еще не говорил. — Свет… А у тебя… Был кто-нибудь?
Я чуть со стула не сползла.
— Го-ша!…
— Извини… Я имел в виду — сейчас… есть?
Мне почти физически захотелось оказаться в Петровке у Бориса. При этом почему-то было жаль маленького Георгия Федоровича Астафьева. Я решила поменять тему:
— Что будешь делать?
— Да мне сейчас главное — выследить и взять Купца, — грустно сказал Гоша.
— Кто это?
— Крупный наркодилер. Я давно отслеживаю каналы поступления наркотиков в Питер. После того, как возьмут Лялю — а ее должны арестовать с минуты на минуту, — Купец должен забеспокоиться: ведь Ляля — один из его основных сбытчиков. Но мне трудно за ним уследить: у него два лежбища — в Питере и за городом.
— «Лежбища» — это где ночует?
— И где хранит наркоту.
— Так что же вы у него обыск не проведете?
— Кто ж даст на это санкцию? На Купца — ни одной бумаги, все — со слов, все — полушепотом.
— Что же ты собираешься делать?
— Я подозреваю, что после «дела с Лялей», Купец захочет поменять склады. Я даже знаю, где они будут. И ему понадобится перевезти партии наркоты.
Я все продумал и знаю, как его взять с «товаром»… Но я не могу открыться ни одному из коллег… Я не уверен, что они не повязаны с Купцом. У меня в помощь лишь один приятель.
— …Ладно, — нехотя согласилась я. — Я тебе помогу. Что надо делать?
Гоша назвал городской адрес для слежки, дал инструкции — как действовать и по какому телефону звонить, если увижу в определенное время джип с нужным номером.
Я отправилась на метро, а Гоша сел на троллейбус, идущий к Финляндскому.
***
Вот вечно я вляпаюсь. Вместо того, чтобы быть уже у Бориса, торчи теперь два часа на Греческом, карауль какой-то джип.
Джип не приехал, я сообщила об этом Гоше по телефону и со спокойной совестью поехала на вокзал.
Когда выходила на перрон платформы «Петровка», с другой стороны к ней подошла электричка на Питер. Боковым зрением, когда она трогалась, я увидела, что в последний вагон почти на ходу вскочил… Гоша.
Что за чертовщина! Он же сказал, что будет где-то за городом следить за лежбищем Купца. Тогда почему он в Петровке? А может, он?… Батюшки, да это же он за мной следит! Вот ревнивец маленький! Заставил меня торчать в городе, чтобы сорвать мне встречу с любимым! Ну я ему устрою…
5
Борис был чем-то расстроен.
В фирменном книжном магазине я купила ему в подарок роскошный каталог декоративных растений. Там был целый раздел о кленах — о маньчжурских, японских… У Бориса был «пунктик» на эти деревья: он разводил их разные виды, выписывал откуда-то саженцы… Но даже этот каталог не порадовал Бориса. Он скользнул взглядом по обложке и отложил книгу в сторону.
— У тебя неприятности?
— Да. Проблемы.
— Я могу помочь?
— Нет. Мне никто не может помочь.
На улице загудела машина. Я подошла к окну. Через открытые ворота из усадьбы выезжал джип. Я инстинктивно взглянула на номер. Он был залеплен грязью.
— Что же все-таки случилось?
Я подсела к нему на диван, обняла.
— Боже, как я ненавижу щелкоперов-журналюг! — Борис даже сжал кулаки. — Понимаешь, один гад в городской газете статейку сварганил, и теперь из-за этого у моих друзей большие проблемы.
— В жизни?
— И в жизни, и в бизнесе. Это — мои партнеры. И теперь все может рухнуть…
Борис бегал по комнате, швыряя вещи. Это уже было похоже на панику.
— Успокойся. Может, не все так плохо…
— Да ты же не понимаешь ничего!
— Конечно. Ведь ты же ничего не рассказываешь. Может, есть все-таки выход?
Борис сел, закурил. Потом внимательно посмотрел на меня:
— Света, ведь ты же — психотерапевт. Значит, у тебя есть знакомые медики…
— Есть. — Я знала, что если дело касалось чьего-то здоровья, мне поможет Васька.
— Слушай, — Борис, кажется, взял себя в руки, — а ты не могла бы достать одну справку? Понимаешь, у меня есть одна знакомая… В общем, нужна достоверная справка, что у женщины — оч-чень сложная беременность. Токсикозы там и прочее сообразишь? Надо, чтобы такой был диагноз, чтобы было понятно, что она чуть ли не при смерти. Нужен, мол, медицинский уход, госпитализация…
— Могу, конечно. Если у нее действительно такая беременность, она на самом деле должна давно лежать на сохранении. — Я почувствовала ревность к какой-то незнакомой мне даме, о которой так заботился Борис. — Она от тебя беременна?
— Чего? — Борис расхохотался. — Да она вообще не беременна. У нее уж и климакс, наверное.
— А, — успокоилась я, — просто нужна такая справка?
— Да. Просто справка.
Я взяла свой мобильник, позвонила Ваське на соседнюю улицу и пересказала суть просьбы. Подруга обещала достать справку уже завтра. В конце спросила:
— Свет, а ты где? Мы тебе с мамой домой звонили.
— Как Нина Дмитриевна?
— Все о'кей!
— Да я… у друзей, — сказала я правду.
— Знаешь, а Кузя сегодня не приходил, — невпопад сказала Василиса.
…Справку я отдала Борису утром в городе.
6
Уже пять дней, как Ляля под арестом. Это сообщил мне Гоша. Соболин просил подготовить эту информацию в ближайший номер. Ради антуража и «правды жизни» я решила сходить еще раз на Офицерский.
Уже уверенным шагом я захожу в парадную напротив дома № 3. Курю, глядя на улицу. И — не верю своим глазам.
Потому что один за другим бледные парни и девчонки… заходят в нехороший подъезд и уходят обратно проходными дворами.
Я чувствую, как у меня начинают дрожать руки. Что же это такое? Мистика какая-то.
Я пристально смотрю на знакомую дверь. Вдруг она открывается еще раз, и на улицу выходит красивая брюнетка. Я не успеваю разглядеть ее лицо: высокая женщина поворачивается ко мне спиной и исчезает из поля зрения.
Ляля— черная? Да быть этого не может!
Я, ломая каблуки, качусь вниз по лестнице и выскакиваю на Офицерский. Никого. Тихая, пустая улочка.
Чуть не угодив под колеса, торможу какого-то частника и мчусь в Агентство.
***
Обнорский — в Киеве, Повзло читает лекции на журфаке, Соболин — на пресс-конференции в ГУВД. А меня сейчас просто разорвет на части от мыслей и подозрений.
— Светлана, к вам!
Охранник пропустил в кабинет незнакомого парня с букетом белых лилий.
— Завгородняя Светлана Аристарховна?
— Да.
— Наконец-то я вас нашел! У меня ведь был только ваш домашний адрес. К счастью, ваша родительница дала рабочий. Мы ведь подарки должны вручать лично в руки. Я — курьер из фирмы «Праздник». У нас все четко по инструкции. Распишитесь в получении.
Пока я подписывала бумажку и предъявляла паспорт, в кабинет вошла Агеева.
— Ой, лилии! Света, их надо немедленно куда-нибудь отнести. В другой кабинет. Можно в наш. Ты не знаешь, как от запаха лилий может болеть голова. А ты еще слаба после болезни.
Я сняла цветную упаковку на маленькой бархатной коробочке. Внутри, на зеленом атласе, лежала золотая подвеска: желтый кленовый листик с капелькой росы — сверкающим бриллиантом.
Агеева, глядя из-за плеча, схватилась за сердце:
— Света! Кто — он?
Наверное, я слишком пристально смотрела на этот лист клена. Не знаю почему, но я чувствовала, что случилось что-то непоправимое.
Я молча разорвала конверт, из которого выпал тонкий листок бумаги.
«Спасибо, моя красавица, ты очень помогла. Я должен срочно уехать. Увидимся не скоро. Скучаю. Буду всегда помнить. Борис Купцов».