– А кто автор полотна? – не сдавался Старыгин. – Случайно не Боровиковский?
– Ты сам назвал это имя! – оживилась Татьяна. – Мне тоже кажется, что картина принадлежит кисти Боровиковского. Однако подписи на ней нет, а когда я попыталась доказать авторство портрета Боровиковскому, серьезные искусствоведы чуть не подняли меня на смех. Действительно, кто я такая – не имею ни ученой степени, ни серьезных научных работ… – в голосе Татьяны прозвучала застарелая обида.
– Если не сам Боровиковский, то определенно кто-то из его учеников! – задумчиво проговорил Старыгин, вблизи осматривая картину. Он перевернул ее и, приглядевшись к изнанке холста, повторил: – Определенно, или сам Владимир Лукич, или художник из его ближайшего окружения!
– Если бы ты смог это доказать! – мечтательно проговорила Татьяна. – Это было бы настоящее открытие!
– Попробую, – протянул Старыгин. – Тем более что это и в моих интересах. А что ты можешь сказать об этом секретере? – Он показал на предмет мебели, на который облокотилась фаворитка императора.
– Странно… – Татьяна пригляделась к портрету. – Верхняя часть этого секретера мне что-то очень напоминает…
– Я даже знаю что! – Старыгин вскочил и отправился в обратный путь среди мебельных завалов. Через несколько минут он остановился и позвал Татьяну: – Иди-ка сюда! Посмотри на это!
Он стоял возле того самого ампирного шкафа, увенчанного подобием античного храма, стенка которого то и дело распахивалась, падая на проходящих мимо людей.
– Посмотри-ка на этот шкаф сбоку. Вот отсюда… видишь?
Татьяна зашла сбоку и приподнялась на цыпочки.
– Ну да, – неуверенно проговорила она. – Это очень похоже на верх того секретера… как же я сразу не заметила? Хожу мимо этого шкафа каждый день, уворачиваюсь от этой падающей дверцы, и мне даже в голову не пришло…
– Ты просто смотришь на него снизу, поэтому и не узнала, – утешил ее Дмитрий Алексеевич. – Кроме того, на картине секретер изображен сбоку, поэтому не видны эти колонны. А так – это, безусловно, верхняя часть того самого секретера.
– Ну надо же! Потому эта дверца все время и открывается, что этот храмик стоит не на своем месте!
– Ну да, это – так называемая «женатая» мебель, то есть составленная из двух разнородных предметов – верх секретера соединен с нижней частью шкафа.
Старыгин приподнялся на цыпочки и внимательно осмотрел верхнюю часть мебели. При этом он вспомнил наставления Сверчкова, специалиста по мебельным тайникам.
Античный храмик выглядел совершенно невинно, как будто не таил в себе никаких секретов.
В соответствии с канонами стиля ампир он был совершенно симметричен, небольшие колонны ничем не отличались друг от друга, декоративные детали выглядели совершенно одинаково. Дверца легко открылась, и Старыгин тщательно обследовал храмик изнутри, даже простукал его стенки.
Звук везде был одинаковый, никаких пустот не наблюдалось, так что можно было сделать однозначный вывод – если в секретере и был тайник, то не здесь, не в верхней его части.
– Что это ты ищешь? – заинтересовалась Татьяна странными манипуляциями своего соученика. – Уж не увлекся ли ты кладоискательством? Эта зараза, знаешь ли, до добра не доводит!
– Нет, что ты! – смущенно ответил Старыгин, отряхивая костюм. – Просто проверяю одну научную гипотезу… а где может быть нижняя часть секретера?
– Не представляю… когда я пришла сюда работать, шкаф уже стоял на этом самом месте, и храмик украшал его верх. Так что я была уверена, что он является его неотъемлемой частью. Все остальные помещения дворца я тщательно обследовала и нигде не встречала ничего похожего на этот секретер.
– А давно ты здесь работаешь? – поинтересовался Старыгин.
– Давно, уже пятнадцать лет! С тех самых пор, как здесь обосновался этот самый Дом международного сотрудничества. Дольше меня здесь работает только Вилен Револьдович.
– Кто?! – удивленно переспросил Старыгин.
– Вилен Револьдович, – повторила Татьяна. – Это у нашего завхоза такое экзотическое имя-отчество. Он здесь работает вообще чуть ли не со дня сотворения мира.
– А нельзя ли с этим Виленом Револьверовичем пообщаться? – Старыгин умоляюще посмотрел на Татьяну.
– Для тебя – все, что угодно, – согласилась та. – Хотя, честно говоря, не знаю, чем он тебе поможет. Говорю же – я внимательно обследовала все помещения дворца! Все предметы, которые представляют историческую или художественную ценность, я взяла на учет и внесла в подробный каталог.
Завхоз Вилен Револьдович обитал в сыроватом и темноватом дворцовом подвале. Сводчатые потолки подвала уходили вдаль, теряясь в мрачной полутьме.
Завхоз уставился на неожиданных посетителей поверх круглых очков, его густые кустистые брови полезли вверх, как у пожилого рассерженного скотч-терьера:
– Кто такие? По какому поводу?
Приглядевшись, он узнал Татьяну и пригласил гостей в свои просторные владения.
– Дмитрий Алексеевич – сотрудник Эрмитажа, – представила Татьяна сокурсника Старыгина. – Он интересуется историей нашего дворца, а поскольку вы здесь работаете дольше всех, он хочет с вами побеседовать.
– Побеседовать – это можно, отчего не побеседовать! – проговорил завхоз. – Могу и чаем вас угостить, а то какая же беседа без чая? У меня чай хороший, особенный, из старых запасов.
Он предложил гостям неказистые хромоногие стулья и повернулся к невысокому шкафчику, накрытому вытертой клетчатой клеенкой. На клеенке красовался новенький электрический чайник и стоял заварочный, фарфоровый, в синих с золотом узорах.
– Это точно, что я здесь дольше всех работаю! – проговорил завхоз, включая чайник в сеть. – Я тут еще при Сан Саныче работал, и даже при Пал Палыче…
– Это кто же такие? – поинтересовался Старыгин.
– Не знаете? – удивился завхоз. – Вот что значит – молодежь! Таких людей не знают! Сан Саныч – это директор статистического управления, которое тут прежде было, до этого дома международного. Солидный был человек, авторитетный! Пешком никогда не ходил, только на черной «Волге». Даже если в соседний дом нужно – непременно «Волгу» вызывал. Сразу видно – настоящий начальник, не нынешним чета! А Пал Палыч – этот еще раньше, до него работал, когда здесь институт научный был по вопросам оленеводства.
– А тот что – на оленях ездил? – поинтересовался Старыгин.
– Зачем на оленях? – Завхоз нисколько не удивился. – Олени – они к нашему климату непривычные и вообще в городе жить не любят. Пал Палыч, тот больше на «ЗИМе» ездил. Хороший такой черный «ЗИМ», просторный… сейчас таких не делают!
Чайник вскипел и отключился. Завхоз серьезно и основательно сполоснул заварочный чайничек, насыпал в него три ложки заварки и залил кипятком.
Уже при виде заварки в душе у Старыгина шевельнулось нехорошее предчувствие, а когда по комнате поплыл ядреный аромат свежезаваренного веника, это предчувствие превратилось в твердую уверенность: пить этот чай можно только под общим наркозом.
– Вот вы попробуете мой чай и скажете, что он куда лучше всякого импортного, какой сейчас продают! – хвалился завхоз, наливая чай в большие фаянсовые кружки. – Нынешние-то чаи, они никуда не годятся. В них ни вкуса, ни цвета, одно только и есть, что название да упаковка красивая. За упаковку и дерут немыслимые деньги. А у меня чай настоящий, краснодарский…
Чем завхозовский чай, безусловно, отличался, так это цветом. Цвет у него был почти черный, как будто Вилен Револьдович развел в заварочном чайнике целую банку гуталина. Да и вкус тоже был соответствующий, гуталиновый.
Старыгин пригубил подозрительный напиток, покосился на разговорчивого завхоза и осторожно отставил кружку.
– Что же вы не пьете? – коршуном вскинулся Вилен Револьдович, заметив этот маневр своего гостя. – Вы такого чая больше нигде не попробуете…
«И слава богу! – подумал Старыгин. – Вот уж без чего я точно сумею прожить!»
Вслух же он проговорил совсем другое:
– Хороший чай, крепкий… только сахару у вас не найдется? Я чай обычно с сахаром пью.
Он подумал, что сахар хоть немного отобьет привкус березового веника и разведенного гуталина.
– Сахар? – неодобрительно переспросил завхоз. – Сахар в чай класть – только вкус портить… да и вредно, уровень сахара в крови повышается… знаете, как говорят: сахар – это белая смерть! Ну, вы-то, конечно, человек молодой, вам об этом еще рано думать… ладно, хотите с сахаром – ваше дело.
Он поднял край клетчатой клеенки, которой был накрыт стол, и выдвинул ящик. Там у него стояла старенькая фаянсовая сахарница и пара запасных кружек.
– Ну, вот он, сахар! – проворчал Вилен Револьдович. – Кладите, если уж привыкли! Я сам-то сахар не употребляю, но на всякий случай запасец имею, мало ли, кто-то вроде вас придет…
– Постойте! – Старыгин уставился на выдвинутый ящик. – Что это у вас?
– Как – что? – удивился завхоз. – Сахар. Вы же просили сахар? Или уже передумали? Так это правильно, от сахара, молодой человек, один только вред…
– Нет, я не про это.
Старыгин бережно завернул край клеенки, опустился на колени и принялся ощупывать шкафчик завхоза.
– Дима, что ты там нашел? – осведомилась Татьяна, заглядывая через плечо Старыгина.
– Вилен Револьдович, можно вас попросить снять все со стола? – пропыхтел Старыгин, не поднимаясь с колен.
– А что такое? А в чем дело? Я не понимаю… – забеспокоился завхоз. – Это инвентарное имущество…
– Что?! – воскликнула Татьяна. – Неужели это он?
– Кто – он? – Вилен Револьдович покраснел, потом побледнел. – Ежели вы что, так я ничего, это вы напрасно! У меня одних благодарностей восемь штук! Я этим шкафчиком спокон веку пользуюсь… у него номер инвентарный имеется, так что все по закону… еще при Сан Саныче и Пал Палыче…
– Вас никто ни в чем не обвиняет! – заверил его Старыгин. – Только прошу вас, освободите стол! Я должен его внимательно осмотреть!
Завхоз засуетился и с помощью Татьяны убрал со стола чайник и чашки. Татьяна сняла клеенку и изумленно уставилась на открывшийся ее глазам предмет мебели.
Это был рассохшийся, перекосившийся шкафчик, местами прожженный сигаретами, местами покрытый пятнами от горячих стаканов и кружек. Дверцу шкафчика пересекала кривая трещина, ручки отсутствовали. Однако кое-где сквозь грязь и царапины просматривалась благородная фактура красного дерева, и сама форма шкафчика выдавала его дворцовое происхождение. При некотором воображении в нем еще просматривался намек на ампир.
– Неужели это он? – выдохнула Татьяна, молитвенно сложив руки.
– Если не ошибаюсь, это нижняя часть от того секретера! – подтвердил Старыгин. – Надо, конечно, провести сравнительный анализ древесины и декоративных мотивов, но на первый взгляд… конечно, потребуется профессиональная реставрация…
– Надо же! А я и внимания на него не обратила! – Голос Татьяны звучал виновато. – Сколько я его помню, он всегда был накрыт клеенкой, так что мне и в голову не пришло проверить… надо же, что значит настоящий профессионал! Ты только увидел его – и сразу понял! – Она смотрела на Старыгина в полном восторге.