– Я посмотрела у нее в столе, но ничего там не нашла. Несколько дней назад приезжала полиция округа, но это было еще до того, как… как ее нашли…
Сестра Беатрис разрыдалась. Гарри подвел ее к стулу и помог сесть. Я осматривал книжные полки. Религиозные тома и биографии святых перемежались книгами по садоводству и животноводству. Здесь же – несколько детективов в бумажных обложках. В шкафу висела рабочая одежда, несколько платьев и брючных костюмов, две рясы. В комоде я тоже не нашел ничего предосудительного. Гарри умело встал между мною и сестрой Беатрис пока я рылся в белье сестры Мари, простом и без прикрас. Я заглянул под кровать, под матрас – ничего.
Далее – письменный стол. Небольшая пачка обтрепанных конвертов. И один нестандартный коричневый, на котором печатными буквами был написан только адрес монастыря.
– Это ее почта, сестра Беатрис?
– Да, за последние пару дней.
– Не возражаете, если я…
– Нет, прошу вас, делайте то, что считаете нужным.
Я вытащил из кармана куртки латексные перчатки и взял со стола коричневый конверт. Он был толщиной около сантиметра, проштампован в Мобиле в прошлую среду, на следующий день, после того как был снят номер в «Уютных хижинах». Я распечатал его и вытряхнул содержимое на стол.
Еще один конверт. Тоже коричневый, напоминающий тот, который, по описанию Лидии Барстоу, пришел Рубину Койлу.
– Почему-то мне кажется, что я знаю, что там внутри, – сказал Гарри.
Я вскрыл второй конверт и вытряхнул на ладонь два кусочка картона, склеенных между собой липкой лентой. Сняв ее, я разделил картонный сэндвич.
На руку мне упал кусочек чего-то яркого и красочного. Это был фрагмент рисунка на обрывке холста размером не больше почтовой открытки. Красные, белые и синие мазки, покрытые глазурью, имели удивительную глубину и объемную реалистичность. Он был поразительно красив. Присмотревшись повнимательнее, я заметил белую черточку, напоминавшую осколок кости, из которой сочится вязкое содержимое. По поверхности извивалось нечто, похожее на золоченых червей. Сестра Беатрис потянулась к рисунку, словно испытав действие магнита.
– Он прекрасен, – сказала она, пораженно замерев на месте. – И все же…
Гарри посмотрел на часы.
– Вот уже три часа, как мы выехали из Мобила, – сказал он. – Почему бы тебе не позвонить этому Уиллоу и не сказать, что компания продолжает действовать.
Глава 10
– Через неделю после того, как Гекскамп попал в тюрьму, я поселился на той же ферме, где он жил со своей бандой мутантов. – Уиллоу сделал паузу, чтобы отхлебнуть пиво из банки. – Полдюжины технарей-экспертов не нашли ничего. Но я шел по следам этого монстра долгие месяцы. И когда я увидел его во плоти, пребывающего в тени своего монументального эго, я понял, что за этим должно было остаться что-то материальное. Я думал тогда о каких-то символических предметах, сопровождающих его убийства, возможно фотоснимках. Не мог такой тип обойтись без пафоса и не оставить что-то на память о себе.
Я положил катер в дрейф; Уиллоу сидел напротив меня в плетеном кресле. Гарри прислонился к опоре навеса. Плывшие над бухтой кучевые облака казались бронзовыми в последних лучах заходящего солнца. Западный бриз несколько сдувал жару, и на воде можно было чувствовать себя более-менее сносно.
– Я ночевал там, держал свою одежду в его шкафу, хранил свою еду в его холодильнике. Однажды утром я сидел за столом в сарае, переоборудованном под студию, где он работал. Мне захотелось по нужде, и поскольку до дома было не меньше сотни метров, я направился в уборную на улице. Меня вдруг осенило, что, если бы такой извращенец захотел что-то спрятать, он счел бы хорошим местом кучу дерьма. Я сходил за фонариком и при осмотре старого сортира на два очка обнаружил жилку высокопрочной монолески, уходящую под настил.
– Ну и как, удалась рыбалка? – спросил я.
– Я выудил оттуда водонепроницаемый чемоданчик. Внутри находились свернутые в рулоны небольшие холсты с его картинами, а также незаконченные работы.
– Что на них было изображено? – Я вдруг осознал, что спросил об этом шепотом.
– Великолепно выполненный череп, грудная клетка с остатками гниющего мяса на ребрах. Были там и несколько страниц его философских размышлений – мрачных, гнетущих, видимо, сделанных под впечатлением непосредственного контакта с некоторыми жертвами. И еще стихи, посвященные великолепию финального момента.
В общем, уродство, облаченное в вычурные слова.
– Господи Иисусе, – прошептал Гарри.
– Иисуса рядом с Марсденом Гекскампом никогда не было. Он – исчадие ада.
– Что вы сделали со всем этим? – спросил Гарри. – Вы кому-нибудь показали содержимое чемоданчика?
Он покачал головой.
– Я отвез его в полицию Мобила, и через два дня он исчез. Бесследно улетучился. К счастью, для суда эти улики уже не требовались; кровавый шлейф его преступлений и без того был подтвержден убедительными доказательствами. А вскоре после этого Гекскамп был убит. Но тут же страну захлестнули новые сенсации. Если вы знакомы с новейшей историей, то вспомните, что…
– Гекскампу приговор вынесли утром. А в тот же день после обеда стреляли в Джорджа Уоллеса.
Уиллоу кивнул.
– Это была волна политических убийств, затмившая все менее значительное. И Марсдена Гекскампа просто смыло из памяти общественности.
– А как же вы?
– Я под прикрытием отправился расследовать убийство профсоюзного лидера. Но все последующие годы это дело, эти предметы не выходили у меня из головы. Кстати, последние слова Гекскампа, детектив Наутилус, были адресованы мне. Он сказал: «Следи за искусством, Джейкоб». А затем этот маленький сукин сын опрокинулся и умер.
– Так, значит, более тридцати лет вы следили за искусством? – спросил Гарри.
Уиллоу почувствовал намек на некий его пунктик. Взгляд его стал тверже, но голос оставался ровным.
– Последние тридцать лет, детектив, я по большей части занимался тем же, чем занимаются все остальные, работал, ходил за покупками, платил налоги, рыбачил, когда выдавалась возможность, – разумными, нормальными вещами. Но время от времени случай сталкивал меня с людьми, находящимися за гранью, всякими садо-мазо-дерьмо-и-так-далее. Думаю, они и вам знакомы – эти люди без души.
Я согласно кивнул головой. Если сталкиваешься с такими типами, слова тут не нужны. Да и не хватит никаких слов.
– Некоторые из них, – продолжил Уиллоу, – только слышали про коллекции такого рода, некоторые сами были коллекционерами. Но у меня появлялось очередное дело, и все связанное с Гекскампом отходило в моей голове куда-то на самый задний план.
Уиллоу Глубоко вздохнул.
– А это произведение искусства, – ну, которое вы нашли в монастыре, – вы не захватили с собой?
Я покачал головой.
– Мы оставили его у копов Чилтона – это их юрисдикция. Они отправят его на авиабазу в Бирмингем для исследования; и только после этого мы все узнаем.
– А что насчет той женщины, – вспомнил Гарри, – которая сначала убила Гекскампа, а потом выстрелила себе в рот?
– Плачущая Женщина. Ее имя Чейенн Видмер. Из того, что нам удалось собрать по крупицам, выяснилось, что она была главной любовницей Гекскампа – хотя все они там перескакивали от одного к другому, как кролики, – одна большая счастливая семья: любовь, секс и смерть.
– Что-то вроде клана Мэнсона, – уточнил Гарри.
Уиллоу согласно кивнул.
– Гекскамп, привлекая к своим оргиям и других, заставлял их гордиться тем, что они ему служат. Но Мэнсон был больным на голову наркоманом, а Гекскамп – художником; эдакий Ван Гог с душой убийцы.
Гарри нахмурился.
– Допустим на секундочку – только допустим, – что холст Гекскампа, фрагменты которого мы уже видели, находится где-то здесь. Зачем теперь кому-то из-за него убивать?
Уиллоу фыркнул.
– Это добавляет мистики, повышает статус. Возможность сказать другим, что у тебя это есть, – немалый стимул для того, чтобы эти другие стали тобой восхищаться. Единственный недостаток в обладании такими памятными вещицами от серийных убийц заключается в том, что ты обретаешь значительность в довольно узком кругу. Но ограниченность славы эти люди компенсируют преданностью своей страсти. Даже поклонением. Одни из них, конечно, просто заурядные трусишки, остановившиеся в своем развитии на уровне подростков. Другие же не менее серьезны, чем собиратели китайского фарфора времен династии Мин. И некоторые из них также богаты – очень богаты. Обладание коллекцией Гекскампа означает для кого-то то же, что и обладание «Моной Лизой».
– Давайте прервемся на этом и перейдем к фактам, – сказал Гарри, – попробуем сообразить, куда могло попасть все это дерьмо.
– Вероятно, следует вернуться к находке в туалете, – сказал я, обращаясь к Уиллоу. – Куда все это могло подеваться?
Гарри на мгновение задумался.
– Если чемоданчик пропал из кладовой, то, возможно, не так уж и много народу могло этому поспособствовать. Вы знаете кого-то, кто мог бы…
Глаза Уиллоу сузились.
– Всегда кое-кого подозревал.
– Кого-то, кто был связан с Гекскампом? – спросил Гарри.
– Кого-то, кому необходимо было срочно заработать. – Уиллоу взглянул на меня. – Помнишь, я говорил тебе, что деньги вытаскивали из кладовой что угодно… если только за кладовую отвечал подходящий человек.
– Это было тридцать с лишним лет тому, – заметил я. – Этот человек все еще здесь?
– Это Амброз Пол. В некрологах мне его имя пока не попадалось, – сказал Уиллоу. – Хотя я где-то на это и надеялся.
Глава 11
Всю ночь я ворочался, несколько раз просыпался и, не выдержав этой маяты, в семь уже отправился на пробежку по пляжу. Была суббота, наш выходной перед пересменкой, но мы с Гарри решили после обеда встретиться с Амброзом Полом, договорившись взять с собой Уиллоу.
Я бежал по почти пустынному берегу: как правило, отдыхающие появлялись, когда солнце было уже довольно высоко. Мне всегда это казалось странным, поскольку в ранние часы на пляже было прохладнее и куда приятнее. Я пробежал мимо нескольких заядлых рыбаков, удивших в прибойных, водах, воткнув длинные удилища в песок, и случайных собирателей раковин, медленно бродивших по берегу. Но побережье Алабамы славится своим белым как сахар песком, а не ракушками. Их лучшие образцы море выбрасывает на остров Санибел, хотя родом они именно отсюда. А тут целая семья может подолгу охать и ахать над каждым «песчаным долларом» – плоским морским ежом – размером с двадцать пять центов.
Я вернулся домой, съел у стойки пару сэндвичей, вымел песок за дверь, сбегал за продуктами, сделал две загрузки в стиральную машину и смазал скрипевшую дверь в ванную. Я даже решил в оставшееся время сложить полотенца, когда услышал треск ракушек под колесами авто. Выглянув из-за занавески, я увидел серебристую «ауди», заехавшую на дорожку к моему дому. Я слышал, как открылась дверь машины но мне не было видно, кто оттуда вышел. Я решил, что это очередной из этих чертовых агентов, которые периодически наведывались ко мне, чтобы узнать, не надумал ли я сдать свой дом отдыхающим. Послышались шаги по ступенькам.
Открыв дверь, я столкнулся с ДиДи Денбери, уже занесшей руку, чтобы постучать. Я едва узнал ее. На ней была синяя джинсовая рубашка без рукавов, заправленная в шорты цвета хаки со множеством карманов и плетеным поясом. Волосы были завязаны в аккуратный хвостик, а на голове, как корона, красовались солнцезащитные очки. На груди у нее висел компактный полевой бинокль.