Рейчел была на восемнадцать месяцев младше меня. Обычно младший ребенок ориентируется на старшего, но в нашей семье все было наоборот. Рейчел была серьезной и трудолюбивой, а я, хоть и хорошо училась, увлекалась мальчиками и вечеринками, и не смогла бы пожертвовать этим ради академической или музыкальной карьеры.
Мама и папа говорили о музыкальном будущем Рейчел бесконечно и с кем угодно — со мной, друг с другом, с друзьями, с самой Рейчел. Ради ее карьеры они были готовы на все. Некоторых наших знакомых удивляло то, что ко мне родители относятся с меньшим интересом. Но я никогда не чувствовала себя заброшенной или обиженной и никогда не ревновала к Рейчел. Мы с ней были очень разными, и я знала, что она трудолюбива и талантлива. Рейчел была гением, но я всегда знала, что мне веселее и лучше.
Рейчел была странной. Казалось, что ей не нужны друзья. Не то чтобы она была холодна или не любила людей, нет. Она умела любить глубоко и по-настоящему и всегда заботилась о тех, кого любила. Но она была застенчива; смущалась в компаниях, в беседе чувствовала себя неловко. Обычно она вела себя так тихо, что тем, кто ее не знал, могла показаться абсолютно безразличной. Но если получалось втянуть ее беседу, то Рейчел могла удивить любого. Она была нежной и сострадательно мудрой, что было очень странно для ее возраста. Каждый, кто узнавал ее получше, восхищался ею. Она была единственным человеком из всех, кого я знала, без каких-либо низких мыслей и намерений, ей была абсолютно чужда жадность. Единственный человек, которого можно было бы сравнить с ангелом.
И что бы ни писали в газетах о наших отношениях, я-то знала, что я к ней чувствовала. Я поклонялась ей — и при жизни, и после ее смерти. Я всегда была и буду главной ее поклонницей.
5
Элис приходит на обед вовремя, она так весела и полна энергии, что я сразу чувствую себя лучше.
— Боже мой, — низким голосом говорит она, оглядывая квартиру Вивьен. — Как тут пышно. Твои родители, наверное, очень модные?
— Нет. — Я качаю головой. — Мои родители живут не здесь. Я живу с теткой. Но она уехала на выходные.
— Так что же — тут только мы?
Я киваю, Элис подскакивает и кричит от радости.
— Вау! Кэтрин, как я рада. Я-то думала, что твои родители тоже тут. Переживала, что мне придется с ними знакомиться, представляться им, как будто тут свадьба или сватовство. Слава богу! — Она шумно выдыхает, потом начинает бродить по комнате и рассматривать обстановку и вещи.
Я готова объяснить Элис, почему живу с теткой, а не с родителями, готова рассказать ей о качестве обучения в Драммонде, чей уровень считается намного выше уровня учебных заведений Ньюкасла. Но ей намного интереснее сама квартира, чем причины моего пребывания в Сиднее.
— Наверное, жить в таком доме просто потрясающе, — громко говорит она, ее голос эхом отзывается в прихожей. — Ты когда-нибудь устраивала тут вечеринки? Держу пари, нет. Давай что-нибудь придумаем? Я знаю кучу народа, кого можно было бы пригласить. Ой! — восклицает она затем. — Ты только глянь на это! — Она тянется к полке Вивьен и берет оттуда бутылку. — Ирландское виски. Круто! Давай выпьем?
— Это не мое, — говорю я. — Это Вивьен.
— Да какая разница. Разбавим потом. Твоя тетка и не заметит. — Она относит бутылку в кухню, находит два бокала и щедро наполняет их. — У тебя кока-кола есть?
— Увы. — Я качаю головой.
— Ну, разбавим водой. — Элис доливает бокалы водой и протягивает один мне.
Я делаю небольшой глоток. Виски пахнет отвратительно, а на вкус еще хуже. Не уверена, что смогу допить до конца.
Я не хочу пить, но Элис умеет настоять на своем.
Мы выходим с бокалами на балкон и смотрим оттуда на город. Говорит главным образом Элис, я просто слушаю и наслаждаюсь ее энергией. Мне нравится общаться с ровесницей, я начинаю чувствовать себя свободной и счастливой.
— Здравствуй, мир! — Элис наклоняется вниз и громко кричит: — Здравствуй, мир! — Поворачивается ко мне и возбужденно говорит: — Когда я стану взрослой, у меня будет точно такой же дом, только еще больше. Друзья будут оставаться у меня на ночь, и прислуга будет, домработница, дворецкий… и еще тот, кто будет разливать шампанское.
— Естественно, — говорю я. — Иначе ты можешь сломать ногти. Или руки станут липкими.
— Какой кошмар! — Она театрально оглядывает свои руки. — Это действительно очень опасно.
Я смеюсь.
— Тебе обязательно нужен будет бармен.
— И повар — готовить еду.
— И собственный врач-массажист.
— И парикмахер.
— И стилист, чтобы выбирать одежду.
— И садовник.
— И шофер.
— Да… — Элис садится рядом со мной и мечтательно вздыхает. — Я вообще ничего не буду делать сама. Не хочу походить на свою мать, она вечно жалуется, что погрязла в домашней работе. Ничего вообще не буду делать. Даже в ванной сама мыться не буду.
— А если тебе это надоест? Представляешь, вокруг тебя все время люди? Захочешь побыть одна.
— Нет, — говорит она. — С чего бы это? Одной скучно. Ненавижу одиночество. Просто ненавижу. Моя жизнь не будет серьезной и скучной. Она будет веселой. Вечеринки, бесконечные праздники.
Элис уже выпила несколько бокалов, я все еще дотягиваю первый. Наконец она заявляет, что голодна, и мы возвращаемся в квартиру. Элис наливает себе еще виски и предлагает мне, но я показываю свой почти полный бокал и качаю головой. Элис хмурится.
— Тебе не нравится?
— Нет, все в порядке, — говорю я, делаю глоток и стараюсь не скривиться.
Элис некоторое время смотрит на меня, потом ставит бутылку на место.
— Что ж, мне больше достанется.
Мы накладываем карри и садимся к столу. Элис с аппетитом ест.
— Вкусно! — говорит она, с недоверием качая головой. — Ты потрясающе готовишь. Ты вполне могла бы открыть собственный индийский ресторан.
Я польщена и не могу сдержать улыбку. Мое настроение улучшается с каждой минутой. Мрачное чувство, оставшееся после разговора с мамой, полностью исчезло.
— Так… — Элис бросает вилку на тарелку. — А что теперь будем делать?
— Можем поиграть в скраббл, например.
Элис качает головой.
— Ой, нет. Я не смогу сосредоточиться. И вообще скраббл напоминает домашнее задание. Может, в шарады? Прикольно будет.
— Но для таких игр надо больше народу.
Элис некоторое время молчит, потом смотрит на меня и улыбается.
— Я знаю кое-кого, кто мог бы прийти. Давай развлечемся?
— Да? — Стараюсь улыбнуться, но я разочарована. Мне очень нравится наша маленькая компания и не хочется впускать в нее кого-то еще. — Ты думаешь, в это время кто-то придет?
— Всего-то девять вечера! Даже ночные клубы еще не открылись.
Я пожимаю плечами.
— И кого ты хочешь позвать?
— Робби.
— Кто это?
— Мой друг. Он работает официантом в шикарном клубе. Очень славный. Тебе понравится.
Элис берет свой мобильник и набирает номер. Больше никаких вопросов я задать не успеваю. Я слушаю ее голос — уверенный и кокетливый, и думаю, испытывала ли она когда-либо сомнение и неуверенность. Нет, такое представить невозможно.
— Он скоро приедет. — Она встает и удовлетворенно потягивается. — Я это классно придумала, Кэйти. Куча еды, отличная компания, развлечемся!
— Кэтрин, — поправляю я. — Я — не Кэйти, я — Кэтрин.
Элис поворачивается ко мне.
— Но тебе больше подходит Кэйти. Тебя же не всегда звали Кэтрин? Когда ты была маленькой, тебя называли Кэйти? Кэтрин — слишком серьезно для такой юной девушки. А Кэйти звучит классно, очень забавно, и тебе подходит.
— Нет, — повторяю я. — Я — Кэтрин. Просто Кэтрин.
Я стараюсь говорить ровно и дружелюбно, но все равно мой голос звучит резко. Раньше мне было все равно, как меня называли — Кэт, Кэйти, Кэти, Кейт, — но теперь я ненавижу эти сокращения. Это время прошло. Я — Кэтрин Паттерсон.
Элис хмурит брови, но через мгновение ее лицо светлеет, и она с улыбкой кланяется мне.
— Хорошо. Кэтрин — и никак иначе. Как та старая актриса, как ее там, ну, в том фильме… Кэтрин Хепберн. Да, такое серьезное имя лучше соответствует твоему таинственному образу.
— Моему таинственному образу? — Я фыркаю и смеюсь. — Вот уж не думаю.
— Но у тебя же есть тайна? — Элис наклоняется вперед. — Все в школе гадают, какую тайну ты скрываешь. Ты такая симпатичная, но такая тихая, застенчивая, как будто боишься чего-то. Как будто ни с кем не хочешь общаться. Как будто у тебя какая-то большая, темная тайна, и ты не хочешь, что бы о ней узнали. Некоторые думают, что ты просто высокомерная.
— Высокомерная? Правда? Нет, это не так. — Я встаю и принимаюсь убирать со стола, избегая взгляда Элис. Беседа начинает меня напрягать — Элис почти добралась до правды. Я не высокомерная, но не завожу друзей именно из-за тайны. Надо же, оказывается, я не так уж неприметна, как думала.
Элис смеется.
— Эй, не расстраивайся. Я же тебя просто поддразниваю. И немножко завидую. — Она прижимает руку к груди. — Мне тоже хочется быть таинственной девушкой с трагическим прошлым.
Я поражена, насколько Элис близка к разгадке. Я чувствую себя выставленной напоказ, хочется убежать и скрыться. Я боюсь, что Элис будет спрашивать меня до тех пор, пока все не узнает, но она лишь пожимает плечами и снова обводит комнату взглядом.
— Боже, какая квартира! Решительно надо устроить тут вечеринку. — Она берет у меня тарелки. — Я уберу. Сиди. Может, выпьешь еще? — Она смотрит на мой бокал и неодобрительно качает головой.
Элис моет посуду и возвращается к столу. В дверь стучат.
— Это Робби! — Элис радостно хлопает в ладоши и мчится открывать.
Я слышу, как она с кем-то переговаривается, смеется.
Робби — высокий, красивый спортивный блондин — появляется в кухне. Он улыбается и протягивает мне руку.
— Привет, Кэтрин. Я — Робби.
— Привет.
Он крепко жмет мне руку и радушно улыбается. Я чувствую, что начинаю краснеть, поэтому быстро поворачиваюсь к столу.
— Сейчас я тут закончу, одну минутку.
— Да ладно! — Элис берет меня за плечи и оттаскивает от стола. — Я потом сама уберу, обещаю. Давайте развлекаться!
Еще осталось много карри, и Элис настаивает, чтобы Робби попробовал.
— Можно? — извиняющимся тоном спрашивает он, пока Элис наполняет ему тарелку.
— Конечно! — говорю я. Я приготовила много, минимум на шестерых.
Элис спрашивает, не хочет ли Робби выпить чего-нибудь, но он качает головой, говоря что-то о футбольной тренировке, и наливает себе стакан воды. Элис тянет виски.
— Это виски? — спрашивает Робби. — Довольно крепкий напиток.
Элис задорно подмигивает.
— Крепкий. Как и я!
Мы возвращаемся на балкон, и Робби с удовольствием ест. Я чувствую себя немного скованно, но он так искренне восхищается моими кулинарными талантами, рассказывает смешные истории и вообще настолько мил, что я перестаю стесняться. Робби двадцать, он работает официантом в ресторане, и через какое-то время я уже вовсю хохочу над его историями про посетителей ресторана.
На улице становится слишком холодно, мы возвращаемся в комнату и садимся на пол. Выпитое Элис виски дает о себе знать. Ее глаза покраснели, слова звучат неразборчиво, она говорит громко, непрерывно перебивая и заканчивая истории, которые рассказывает Робби. Он не возражает, просто снисходительно улыбается.