Отказавшись от них, он отказался и от цивилизации, которая оттолкнула и заклеймила его.
Солнце опять укрылось за плотной завесой темных туч. Вновь зарядил дождь, заливая улочку грязным серым лаком. Скованной походкой он шел вдоль особняков. Тело ломило не только от побоев – Охотник прервал Жертвоприношение, действо Возрождения не состоялось. Во всяком случае, не завершилось.
Он чувствовал себя изголодавшимся, неудовлетворенным.
И выход у него был только один.
Добравшись до ресторана, Сандрина оправила одежду, перевела дыхание и переступила порог. Она страшно потела – один из побочных эффектов лечения. В зале она тут же увидела Наоко. Помимо красоты, в японке было что‑то обескураживающее: какая‑то неистребимая свежесть, рядом с которой все портреты рекламных красоток смахивали на старые потрепанные афиши.
Иногда Наоко давала Сандрине что‑нибудь из японской косметики, в основном с надписью «бихаку», что можно приблизительно перевести как «бледная красота». Наоко и представляла собой законченное воплощение этой самой «бихаку». Она выглядела так, словно питалась одним рисом, запивая его молоком и водой «Эвиан». Но это впечатление было обманчивым: Наоко ела за троих и знала наперечет все парижские кондитерские. Из вредности Сандрина иногда пыталась представить себе ее через тридцать лет, но все без толку. Цвет лица Наоко ослеплял как солнце – заглянуть дальше не получалось.
– Прости, что опоздала, – выпалила Сандрина, переводя дух.
Наоко ответила улыбкой, означавшей «как всегда». Но также и «ничего страшного». Сандрина положила сумку на стул и села. Сняв плащ, она ощутила себя окруженной облаком собственных испарений. Еще одно последствие химиотерапии: чуть что, она начинала задыхаться, к горлу подкатывала тошнота.
– Ты заглянула в меню? По слухам, это один из лучших японских ресторанов в Париже.
Наоко скептически поморщилась.
– Что? – сказала Сандрина с притворным испугом. – Они не японцы?
– Корейцы.
– Черт. А я прочла статью в «Эль»…
– Проехали.
Это стало у них вечной темой для шуток. Год за годом Сандрина из кожи вон лезла, стараясь найти для Наоко очередной японский ресторан. И через раз оказывалось, что его владельцы – китайцы или корейцы.
И через раз оказывалось, что его владельцы – китайцы или корейцы.
Она раскрыла меню. Не стоит расстраиваться из‑за пустяков, уж лучше сполна насладиться стадией ремиссии. Вот уже неделя, как к ней после бесконечных воспалений слизистых вернулись вкусовые ощущения.
– Я буду маки мориавасэ.
Сандрина подавила вздох. Битый час проторчать в пробке, чтобы изображать психолога. Ну и пусть. Изысканный акцент Наоко, так и не научившейся выговаривать «р» и «ю», казался ей музыкой.
– Его чувство ко мне всегда было абстрактным, – продолжала Наоко. – Сперва я думала, что это обожание обретет конкретную форму, что он разглядит в японке женщину. Но вышло наоборот, его одержимость только усилилась. Он ночи напролет смотрит фильмы про самураев, читает авторов, о которых я понятия не имею! Слушает всякое старье для кото, которое в Японии услышишь разве что на Рождество в больших магазинах. Ты бы хотела жить с мужиком, который целый год проигрывает «К нам приходит Новый год»?
Сандрина молча улыбнулась. Официант шел к ним с блюдом в форме корабля, полным сырой рыбы, которую украшали розовые вкрапления имбиря и зеленые горки васаби. Она уже предвкушала предстоящее наслаждение. С тех пор как у нее обнаружили рак, любое, даже самое ничтожное удовольствие стало для нее чем‑то вроде последней сигареты смертника.
Наоко обеими руками ухватила миску супа и, не отрывая глаз от стола, продолжила:
– Сейчас он как безумный подсел на диалоги из старых музыкальных комедий студии «Шочику». Заказал через Интернет какие‑то левые диски и слушает их по кругу, не понимая ни слова. По‑твоему, это нормально?
Сандрина сочувственно кивнула и взяла очередной рулетик из водорослей, тунца и риса. Она уже порядком объела корму корабля.
– Через десять лет брака я так и не знаю, понял ли он, что я – живая женщина. Прежде всего я – экспонат в его музее.
– Главный экспонат.
Наоко скептически поморщилась. У нее был чувственный рот. В профиль нижняя губа казалась чуть выпяченной, что придавало ей какую‑то животную грацию. Сандрина не знала Японию, но ей доводилось слышать об историческом городе Нара, где на свободе разгуливают олени. И она всегда воображала, что Наоко из Нары.
– Он думает, ему дико повезло жениться на японке. Через меня его принимает моя родина. По‑французски есть такое выражение, когда король делает кого‑то рыцарем…
– Посвятить в рыцари.