— И когда вы пришли домой?
— Около одиннадцати. Им ведь сказала консьержка. — Вновь кивок в сторону Селлитто. — Но они все равно не верят.
— Давайте вернемся на Сидар-стрит. Она была освещена? Люди возвращались домой?
— Нет. Там только офисы и магазины. Жилых зданий там нет.
— И ресторанов тоже нет?
— Есть несколько, но они работают только днем в обеденное время.
— Какое-нибудь строительство в окрестностях?
— На южной стороне улицы ремонтируется дом.
— Был ли кто-нибудь на тротуарах?
— Никого.
— Какие-нибудь машины, которые ехали подозрительно медленно?
— Не заметил, — ответил Кобб.
Кэтрин чувствовала, что остальные присутствующие внимательно следят за ней и Коббом. Они явно с нетерпением ждали — как и большинство зрителей в подобных ситуациях — главного «момента признания». Кэтрин старалась не обращать на них внимания. Для нее не существовало никого, кроме нее самой и допрашиваемого. Она находилась в своем собственном замкнутом мире — в «зоне», как выразился бы ее сын Уэс.
Она просмотрела сделанные записи, после чего закрыла блокнот и сменила одни очки на другие, так, словно переходила от очков для чтения к обычным. На месте больших круглых стекол и оправы пастельного цвета появились маленькие квадратные стекла и черная металлическая оправа, отчего вид у Кэтрин сделался по-настоящему хищный. Она называла их «очками Терминатора». Кэтрин подвинулась ближе к Ари. Кобб скрестил ноги.
Более резким тоном, чем раньше, она спросила:
— Ари, где вы на самом деле взяли эти деньги?
— Что…
— Деньги. Вы ведь получили их не из банкомата. — Именно когда он говорил о деньгах, Кэтрин отметила внезапное повышение уровня стресса: он не отвел взгляда, но веки слегка дрогнули и дыхание немного участилось — довольно значительные отклонения от исходного уровня.
— Вы ошибаетесь. Я получил их именно из банкомата, — возразил он.
— Какого банка?
Пауза.
— Вы не имеете права заставлять меня отвечать на подобные вопросы.
— Но мы можем проверить ваши банковские счета. И имеем право задерживать вас здесь до тех пор, пока не получим всей нужной нам информации. На что может уйти день или даже два.
— Я пользовался гребаным банкоматом!
— Я не об этом вас спрашивала. Я спросила: откуда у вас те деньги, что находились в зажиме.
Он опустил глаза.
— Вы не были до конца честны со мной, Ари. А это значит, что у вас серьезные проблемы. А теперь о деньгах.
— Не знаю. Возможно, часть из них я взял из малой кассы своей фирмы.
— Вчера?
— Думаю, что да.
— Сколько?
— Я…
— Мы можем проверить бухгалтерские документы и вашего работодателя.
На лице Ари отобразился ужас.
— Тысячу долларов, — выпалил он.
— А где остальные? В зажиме для денег всего триста сорок долларов. Где же остальные?
— Часть из них я потратил в «Ганновере». Это деловые траты. В них нет ничего противозаконного. Моя работа…
— Я спрашивала, где остальные?
Пауза.
— Кое-что я оставил дома.
— Дома? Миссис Кобб вернулась? Она может подтвердить ваши слова?
— Нет, она все еще в отъезде.
— В таком случае нам придется послать полицейского, чтобы он нашел деньги. Где они у вас лежат?
— Не помню.
— Пятьсот долларов? Разве можно забыть, куда вы положили пятьсот долларов?
— Не знаю.
— Пятьсот долларов? Разве можно забыть, куда вы положили пятьсот долларов?
— Не знаю. Вы меня напугали. Я запутался.
— Что вы заказывали в баре на ужин вчера вечером?
— Я просто купил гамбургер.
— Только гамбургер?
— Гм… картошку фри.
— Кто вас обслуживал?
— Гм… бармен. Там было слишком много народу и не было свободных столиков.
— Как зовут бармена?
— Э-э… Джек. Фамилии не знаю. Если вы…
— Как вы оплачивали счет?
— Наличными.
— И сколько заплатили?
— Около десяти долларов.
— Вы брали какие-нибудь напитки?
— Два раза заказывал пиво.
— И это — гамбургер и два пива — вам обошлось в десять долларов. Не маловато ли?
— Десять долларов стоил только гамбургер.
— Я спросила вас, сколько вы вообще заплатили, а не только за один гамбургер.
— Я подумал, что вы спрашиваете про гамбургер.
Задержки в считанные миллисекунды практически перед ответом на каждый из бесчисленных мелких вопросов Кэтрин свидетельствовали, что Ари Кобб вчера вечером в баре не был. Она подвинулась ближе, заняв еще более угрожающее положение.
— Итак, чем же вы на самом деле занимались на Сидар-стрит?
— Шел в гребаное метро.
Кэтрин взяла карту Манхэттена.
— Вот где «Ганновер». А вот где вход в метро. — Каждый раз, касаясь пальцем карты, она громко ударяла им по плотной бумаге. — Совершенно бессмысленно идти по Сидар-стрит, чтобы добраться от «Ганновера» до станции метро на Уолл-стрит. Почему вы решили идти именно этим путем?
— Мне захотелось пройтись. Поразмять косточки.
— Пройтись по обледенелым мостовым в такой мороз? Вы часто занимаетесь подобным спортом?
— Не-а… Только вчера вечером.
— Но если вы редко совершаете такие прогулки, откуда вам так много известно о Сидар-стрит? То, что там нет жилых домов, во сколько закрываются рестораны, что одно из зданий на улице ремонтируется?
— Просто знаю, и все. Черт, к чему вы клоните? — На лбу Ари выступили капельки пота.
— Когда вы потеряли деньги, вы снимали перчатки, чтобы вытащить из кармана проездной на метро?
— Не помню.
— Полагаю, что снимали. Нельзя засунуть руку в карман в зимней перчатке.
— Ну вот, — огрызнулся Ари, — вы знаете больше меня.
— И почему же на таком морозе вам пришло в голову доставать проездной за десять минут до того, как вы вошли в метро?
— Вы не имеете права разговаривать со мной в таком тоне.
— И вы ведь не смотрели на часы, оказавшись на платформе метро, не так ли? — произнесла Кэтрин тихо, но твердо.
— Нет, как раз смотрел. Было девять тридцать пять.
— Неправда. Невозможно поверить, чтобы вы стали демонстрировать наручные часы за пять тысяч долларов на платформе подземки поздно вечером.
— Ладно, хватит. Я больше ничего не скажу.
Когда во время допроса подозреваемый лжет, он испытывает сильнейший стресс и начинает искать самые разные способы избежать его. Наиболее деструктивной и сложной реакцией в подобном случае является гнев, за которым следует депрессия, затем отрицание и, наконец, попытка торговаться с допрашивающим. Задача последнего состоит в том, чтобы определить характер стрессовой реакции подозреваемого и нейтрализовать ее, а затем и все дальнейшие, пока допрашиваемый не достигнет стадии принятия, то есть признания.
Кэтрин поняла: несмотря на то что Кобб проявляет гнев, он все еще находится в стадии отрицания.