Ему не терпелось приступить к делу и поскорее убраться отсюда.
Городок располагался на узкой полоске очень дорогой земли — шириной меньше мили. Дом Риччи на Оушен-авеню найти было нетрудно. Он проехал мимо ворот, поставил машину в конце улицы и прошел ярдов триста назад.
Риччи явно преуспевал. Роскошный дом в колониальном стиле, в три этажа, отделан коричневыми кедровыми панелями, прекрасно содержится, да еще прямо у воды. Гараж на четыре машины, домик для гостей, бассейн с подогревом прямо на вершине дюны. Шесть миллионов, не меньше. Дорогая игрушка. Такой современные умники отвлекают внимание своих жен от ежедневных убийств и краж, которыми они зарабатывают себе на жизнь.
А Данте Риччи был киллером, и его ценили не меньше самого Мясника!
Со стороны фасада Салливан мало что мог разглядеть. Он предполагал, что дом ориентирован на океан. Но на пляже он останется без прикрытия. Придется устроиться здесь и подождать.
Для него это проблемы не составило. Он обладал всем, что требовалось для такой работы, включая терпение. На память вдруг пришла старая ирландская поговорка, которую любил повторять его дед Джеймс: «Остерегайся гнева терпеливого человека».
Именно так. Майкл Салливан терпеливо дожидался своего часа в сгущающихся сумерках. Именно так.
Глава 69
Внутри дома не было особого движения, но Салливан определил, что вся семья дома: Данте, двое маленьких детей и женщина, вероятно, жена, молодая, красивая итальянка со светлыми волосами.
Никаких гостей и никаких телохранителей. И тех, о ком пишут с заглавной буквы: Семьи. А это означало, что все оружие в доме — это то, что имеется под рукой у Данте Риччи. И каким бы оно ни было, оно, по всей видимости, не идет ни в какое сравнение с 9-миллиметровым пистолетом, из которого можно стрелять очередями. Он был в кобуре на боку. И скальпель.
Несмотря на прохладный воздух, он вспотел в своей куртке, и майка с короткими рукавами стала влажной. Только терпение удерживало его на месте. Его профессионализм, как он любил подчеркивать. Черта, несомненно, унаследованная им от папаши, первого Мясника, который был весьма терпеливым мерзавцем.
В конце концов он направился к дому. Прошел мимо блестящего черного «ягуара», оставленного на мощенной светлым кирпичом площадке, и вошел в открытый гараж, где стоял второй «ягуар» — белый.
Ха-ха, Данте, показушничаешь?
Мясник взял с верстака кувалду с короткой ручкой. Покачал ее на руке, взвешивая. Подойдет. Очень хорошо!
Бить придется левой, если он хочет держать пистолет наготове.
Он взвалил кувалду на плечо, поставил ноги на ширину плеч и врезал по лобовому стеклу.
Автомобильная сирена завыла при первом же ударе — именно так, как он хотел.
Салливан тут же выскочил во двор, потом на улицу. Встал за толстым дубом, чтобы его не увидели из дома. Палец лежал на спусковом крючке. Нет-нет. Пока никакой стрельбы. Пусть Данте думает, что это какой-нибудь местный к нему забрался, пляжный вор.
Несколько секунд спустя передняя дверь распахнулась, громко шмякнув о стену дома. И зажглись два фонаря.
Салливан прищурился от яркого света. Он увидел Данте на крыльце с пистолетом в руке. В плавках и шлепанцах. Хорошая мускулистая фигура, парень в отличной спортивной форме. А все-таки он нахальный, этот ублюдок!
И совершил ошибку.
— Кого тут принесло? — заорал Риччи в темноту. — Я спрашиваю, кто там торчит? Ты бы лучше сваливал отсюда!
Салливан улыбнулся. И это ударная сила, боевик Маджоне-младшего?! Новый Мясник?! Вот этот напыщенный пижон, засевший в своем роскошном доме?! В плавках и пляжных шлепанцах?!
— Эй, это я, Майкл Салливан! — ответил он.
Мясник выступил на дорожку, где его было отлично видно, и слегка поклонился, а потом стал поливать очередями переднее крыльцо, не давая Данте опомниться.
Да и зачем ему это, если подумать? У кого вообще хватит пороху прийти к известному громиле прямо в дом? У кого может настолько съехать крыша?
— Это тебе для начала! — орал Мясник.
Пули пробили Данте Риччи живот и грудь. Гангстер упал на колени с выпученными глазами, потом рухнул лицом вниз.
Салливан продолжал обстреливать «ягуары», гараж и подъездную дорожку.
Потом он перестал стрелять и услышал крики внутри дома. Женские и детские. И вырубил фонари над входом двумя короткими, прицельными очередями.
Потом приблизился к дому, нащупывая скальпель. Подойдя к лежащему телу, он убедился, что Риччи мертв. Он перевернул его на спину и несколько раз полоснул лезвием по лицу.
— Ничего личного, Данте. Только тебе до меня далеко.
Данте Риччи получил свое. Скоро получит и Маджоне-младший.
И тут раздался голос. Женский.
— Ты убил его! Ты, ублюдок! Ты убил моего Данте!
Салливан обернулся и увидел жену Данте — она стояла на крыльце с пистолетом в руке. Женщина была миниатюрная, не больше пяти футов ростом.
Она вслепую выстрелила в темноту. Стрелять она не умела, не умела даже правильно держать пистолет. Но в ней явно текла горячая кровь Маджоне.
— Убирайся в дом, Сесилия! — рявкнул Салливан. — Не то я тебе башку снесу!
— Ты убил его! Ты, подонок! Гнусный сукин сын!
Она спустилась с крыльца, вышла во двор.
Она плакала, что-то бормотала и все шла вперед, глупая корова.
— Я убью тебя!..
Следующая ее пуля ударила в бетонную купель, всего в ярде от Салливана.
Ее плач превратился в завывание, напоминал стоны раненого животного.
Потом она замолчала, словно внутри у нее что-то сломалось, и бросилась вперед по подъездной дорожке. Она успела выстрелить еще раз, прежде чем Салливан всадил ей в грудь две пули. Она замерла на месте, словно наскочив на стену, и упала. Салливан не пощадил и ее.
Садясь в машину, он уже чувствовал себя гораздо лучше. И был доволен собой. Ему даже нравилось, что предстоит долгий путь обратно. Выехав на магистральное шоссе, он открыл окна и включил музыку, во весь голос подпевая Боно, повторяя за ним все слова песни, словно они были его собственные.
Глава 70
Прибыв в участок, где служил Джейсон Стемпл, я стал осторожно о нем расспрашивать. Я не знал, как мне поступить, если я наткнусь на него, но очень волновался за Ким Стаффорд, и мне хотелось хоть что-то для нее сделать. Хотя бы попытаться.
У меня теперь не было удостоверения и полицейского значка, но в полиции округа Колумбия многим было прекрасно известно, кто я такой. Но, видимо, не дежурному сержанту.
Он держал меня за стеклянной перегородкой и не обращал никакого внимания. Ну ладно, решил я, переживу. Я стоял, рассматривая на стенах грамоты за ежегодные достижения в борьбе с преступностью. Наконец он сообщил мне, что справлялся насчет меня у своего капитана; потом нажал на кнопку и впустил меня внутрь.
Там меня ждал другой коп в форме.
— Пуласки, займись с мистером, — приказал он, просматривая журнал записи посетителей. — Ступай с ним в раздевалку. Он Стемпла разыскивает, только тот, кажется, уже ушел.
Я последовал за полицейским по людному коридору, прислушиваясь на ходу к обрывкам разговоров. Пуласки открыл тяжелую вращающуюся дверь раздевалки. Запах, ударивший в нос, был знаком — пот и антисептики.
— Стемпл! К тебе пришли!
Молодой парень лет тридцати, примерно моего роста, но тяжелее, обернулся. Он сидел напротив исцарапанных армейских шкафчиков для одежды и натягивал спортивный костюм. Рядом стояли копы, сменившиеся с дежурства, обсуждая нынешнее состояние нашей судебной системы, которая и впрямь была достойна осуждения.
Я подошел к Стемплу, который застегивал на руке часы и по-прежнему на меня не реагировал.