– Да, правильно. Я помню. И с тех пор не передумал.
– Вы уверены, мистер Толивер?
– Что значит «уверен»? Да, я уверен. Я для ваших ребят всю документацию проверил. Все записи были на месте. И карту записи времени прихода – ухода с работы посмотрел.
– Вы хотите сказать, что основывались только на данных платежных ведомостей или вы лично видели Михаила на рабочем месте в тот вечер?
– Он был на месте. Я хорошо это помню. Михаил ни одного рабочего дня не пропустил.
– Вы хорошо помните, что он работал именно до десяти часов вечера?
– Но по карте прихода и ухода видно…
– Я не спрашиваю вас о записях. Я спрашиваю вас, видели ли вы его на рабочем месте до десяти часов?
Толивер не ответил. Маккалеб посмотрел из окна на ряды рабочих мест.
– Мистер Толивер, – сказал Терри, – у вас работает много народу. Сколько человек работает в смену с двух дня до десяти вечера?
– В настоящий момент восемьдесят восемь.
– А в тот день?
– Примерно столько же. Вы объясните мне, наконец, в чем дело? – не выдержал Толивер.
– Дело в том, что вы обеспечиваете человеку алиби на основании одной лишь карты записей. Как вы думаете, могло быть так, что Болотов ушел чуть раньше и это нигде не отмечено, потому что какой-нибудь его приятель закомпостировал его карту ухода?
Толивер не отвечал.
– Забудем на минуту о Болотове. У вас никогда не было такого рода происшествий? Ну знаете, что кто-то компостирует карту другого работника, таким образом обманывая компанию?
– Мы в бизнесе уже шестнадцать лет. Конечно, такое случалось.
– Ну хорошо, а разве с Болотовым такого не могло произойти? Или вы каждый вечер дежурите на проходной и следите, чтобы никто не прокомпостировал две карты?
– Всякое случается. Я, конечно, нигде не дежурю. Как правило, закрывает склад мой сын. Я в это время уже дома. А он за всем присматривает.
Маккалеб ощутил в груди знакомый зуд, у него почти перехватило дыхание. Такой ответ Толивера, прозвучи он в суде, сразу лишил бы Болотова алиби.
– Вашего сына зовут Рэнди?
– Да, Рэнди.
– Можно мне с ним поговорить?
– Нет, он сейчас в Мексике. У нас там еще один завод. Одну неделю в месяц он проводит там. Рэнди вернется на следующей неделе.
– А позвонить ему нельзя?
– Я могу попробовать. Но он, скорее всего, в одном из цехов. Для этого он туда и ездит, убедиться, что все линии исправны. Кроме того, как он может помнить, что было три месяца тому назад? Мы производим часы, сэр. Каждый день мы делаем часы и каждый день их отгружаем. Все вечера сливаются в один.
Обернувшись, Маккалеб снова выглянул в окно. Он обратил внимание, что некоторые рабочие покидали свои места и на работу заступали их сменщики. Он наблюдал за передачей смены, пока его взгляд не наткнулся на человека, который, как он тут же решил, и был Болотов. В отчете не было фотографий, только описание внешности. Но человек, на которого Терри обратил внимание, был в футболке с короткими рукавами, которые обтягивали его мощные татуированные бицепсы. Все татуировки были выполнены чернилами одного цвета – «тюремного синего». Да, это точно Болотов.
– Это он, верно?
Маккалеб кивнул в сторону «подозреваемого», севшего на скамейку возле своего рабочего места. По всей видимости, Болотов занимался тем, что помещал уже готовый часовой механизм в пластиковый корпус и складывал на тележку для перевозки.
– Кто именно? – спросил Толивер, подходя к окну.
– Тот, в татуировках.
– Да.
Кивнув, Маккалеб на минуту задумался.
– Вы говорили Ритенбауху и Агиляру, что вы обеспечиваете этому человеку алиби, основываясь только на данных платежных ведомостей и отметках о времени прихода и ухода, а не на том, что ваш сын видел Болотова в тот вечер?
– Да-а, говорил.
Кивнув, Маккалеб на минуту задумался.
– Вы говорили Ритенбауху и Агиляру, что вы обеспечиваете этому человеку алиби, основываясь только на данных платежных ведомостей и отметках о времени прихода и ухода, а не на том, что ваш сын видел Болотова в тот вечер?
– Да-а, говорил. Они сказали, что все в порядке. Просто ушли, и все. А теперь вы пришли снова и задаете новые вопросы. Почему вы, ребята, в своей конторе не договариваетесь между собой, что и как? Моему мальчику было бы гораздо легче что-то вспомнить по истечении двух-трех недель, а не трех месяцев.
Маккалеб промолчал, задумавшись о действиях Ритенба-уха и Агиляра. За неделю им, вероятно, пришлось проверить по делу не менее двадцати пяти человек. Это была кропотливая работа, и он мог представить, каково им пришлось.
– Послушайте, – прервал его размышления Толивер, явно торопясь. – Мне надо поскорее быть на отгрузке. Вы дождетесь, пока я вернусь, или что?
– Сделаем вот что. Не могли бы вы прямо сейчас прислать сюда Болотова? Скажите ему по пути, что мне нужно поговорить с ним.
– Прямо здесь?
– Если только вы не возражаете, мистер Толивер. Я уверен, вы хотите помочь нам, именно это вы сейчас и делаете, не так ли?
Маккалеб посмотрел на Толивера так, как будто иного исхода у их беседы быть не могло.
– Ладно. – Толивер в раздражении вскинул руки вверх и поспешил к выходу. – Только целый день его не занимайте.
– Ах да, мистер Толивер! – словно что-то вспомнил Терри.
Толивер оглянулся уже от двери.
– Идя к вам, я слышал много русской речи. Откуда и почему у вас так много русских?
– Они знают свое дело и ни на что не жалуются. Даже на то, что им платят гроши. Как правило, мы даем объявление о найме рабочей силы в русскоязычной газете.
Он вышел за дверь, оставив ее открытой. Маккалеб передвинул стулья так, чтобы они стояли напротив друг друга на расстоянии метра в полтора. Сам он сел на стул, стоявший ближе к двери, и стал ждать. Он мысленно выстроил схему и направление будущей беседы и решил, что будет вести себя агрессивно. Ему нужно было добиться четкого ответа, увидеть реакцию человека, по которой он сможет получить о нем верное представление.
Почувствовав в комнате чье-то присутствие, Терри оглянулся. В дверном проеме стоял человек, в котором он угадал Михаила Болтова. Он был среднего роста, черноволосый, со светлой, незагорелой кожей. Но что сразу бросалось в глаза в его внешности – это вздувавшиеся бицепсы его рук, покрытые татуировкой. Одну руку обвивала змея, вторую покрывала паутина, сам же паук «сидел» на шее Болотова под правым ухом. Очевидно, паутина была и под рубашкой, доходя до шеи русского.
– В чем дело? – спросил Болотов.
– В том же, что и раньше, Болотов. Меня зовут Мак-калеб. Вечер двадцать второго января. Расскажите о нем.
– Я уже все рассказал. В тот вечер была моя смена. Я не ваш «клиент».
– Это вы так говорите. Но обстоятельства изменились. Сейчас мы знаем то, чего не знали тогда.
– Например?
Маккалеб поднялся, закрыл дверь и снова занял свой стул. Разумеется, это была некая демонстрация силы с его стороны. Нечто, что заставило бы Болотова задуматься.
– Например, грабеж в доме на Мэйсон-стрит, в нескольких кварталах отсюда. Помните грабеж дома, где стояла рождественская елка, а под ней лежали подарки? Это вы украли оружие, а, Болотов?
– Нет, в таких делах я чист, – ответил русский.
– Ни хрена. Вы ворвались в дом и забрали отличный новенький пистолет. А потом решили воспользоваться им: сначала в Ланкастере, а потом еще раз – прямо тут, за углом, в магазине. Вы убийца, Болотов. Убийца.
Русский сидел спокойно, но Маккалеб видел, как заиграли бицепсы под кожей, так что татуировка превратилась в живое и устрашающее существо.