Следовательно, где-то здесь должен быть тайный ход. А пока она ждет их возвращения, почему бы его и не поискать?..
Так уж получилось, что возвращение Хедрона она прозевала, потому что как раз в этот момент изучала одну из колонн позади статуи, а Шут появился с противоположной стороны. Она услышала его шаги, повернулась к нему и сразу же поняла, что он один.
— Где Олвин? — закричала она.
Прошло некоторое время, прежде чем Шут ответил. Он выглядел изможденным и словно бы в воду опущенным, и Алистре пришлось повторить вопрос, прежде чем он вообще обратил на нее внимание. Казалось, он ничуть не был удивлен, увидев ее здесь.
— Я не знаю, — ответил, наконец, Хедрон — Могу только сказать, что сейчас он на пути к Лизу. Ну вот… теперь ты знаешь ровно столько же, сколько и я…
10
Когда дверь затворилась, Олвин рухнул в ближайшее кресло. Ему почудилось, что у него внезапно отказали ноги. Наконец-то он познал тот ужас перед неизвестным, который преследовал всех его сограждан. Каждая клеточка в нем тряслась от страха, глаза застлала пелена… Сумей он вырваться из этой, набиравшей скорость, машины, он сделал бы это с радостью, даже ценой отказа от мечты…
Смял его не только страх, но еще и чувство невыразимого одиночества. Все, что он любил и знал, осталось в Диаспаре. Даже если ему и не грозит опасность, он — как знать? — может никогда больше не увидеть своего мира. Как ни один человек на протяжении миллионов лет, он почувствовал, что это значит — навсегда оставить дом.
…Шли минуты. Подавленность медленно истаивала. Темные тени покинули мозг. Олвин начал мало-помалу обращать внимание на окружающее и, в силу своего разумения, разбираться в устройстве невообразимо древнего экипажа, в котором ему довелось путешествовать. И тут-то он впервые заметил индикаторное табло, составляющее часть переборки. На нем горела короткая, но такая ободряющая надпись: «Лиз. 35 минут».
Пока он смотрел на надпись, число сменилось и стало — «34». По крайней мере, это была полезная информация — хотя, поскольку он не имел ни малейшего представления о скорости машины, она ничуть не прояснила для него вопрос о том, сколько же километров до неведомого города. Стены туннеля сливались в однородную, серую пелену, и единственным признаком движения была совсем слабенькая вибрация.
Его воображение стремглав уносилось к Лизу, словно торопясь прибыть туда ранее тела. Что это будет за город? Как ни пытался Олвин, он мог представить себе лишь уменьшенную копию Диаспара. Да и существует ли он еще? — думалось ему… Но он быстро убедил себя, что, будь иначе, машина не несла бы его с такой стремительностью сквозь пласты земли.
Прошла, казалось, вечность, прежде чем наступило почти неощутимое изменение в характере вибрации. Теперь на табло значилось: «Лиз. 1 минута».
Она казалась самой длинной в жизни Олвина. Медленно… еще медленнее двигалась машина… Она останавливалась!
Плавно, в абсолютной тишине удлиненный цилиндр выскользнул из туннеля в помещение, которое могло бы сойти за двойника того, что простиралось под Диаспаром. Несколько мгновений сильнейшее волнение мешало Олвину что-нибудь разглядеть. Двери давно уже были раскрыты, но он не сразу осознал, что может покинуть свой экипаж. Торопливо выходя из машины, он в последний раз бросил взгляд на табло. Надпись на нем изменилась и смысл ее оказался бесконечно ободряющ: «Диаспар. 35 минут».
…Когда Олвин занялся поисками выхода из помещения, он увидел первый намек на то, что, возможно, находится теперь в стране цивилизации, отличающейся от его собственной. Выход на поверхность — это было ясно — лежал через низкий и широкий туннель в торцевой стороне станции, и пол в этом туннеле представлял собой лестницу! В Диаспаре лестницы встречались чрезвычайно редко. Архитекторы города строили пандусы. Это был отголосок той эпохи, когда роботы передвигались на колесах и ступеньки были для них препятствием.
Лестничный пролет оказался очень коротким и кончился перед дверями, которые при приближении Олвина автоматически растворились. Он ступил в небольшую комнатку, схожую с той, что опустила его из-под фигуры Ярлана Зея, и совсем не удивился, когда через несколько минут двери снова растворились, открыв глазу сводчатый коридор, полого поднимающийся к арке, полукругом которой обрамлялся кусочек неба. Олвин поспешил к залитому солнечным светом выходу, торопясь скорее увидеть, что же лежит перед ним, и позабыл обо всех своих страхах.
Он очутился на срезе низкого холма, и на какое-то мгновение ему даже почудилось, что он снова в центральном Парке Диаспара. Быть может, это и в самом деле был парк, но разум отказывался охватить его размеры. Города, который он ожидал увидеть, не было. Насколько хватало глаз, вокруг не было ничего, кроме леса и ровных пространств, поросших травой.
Олвин перевел взгляд к горизонту, и там, над кромкой деревьев, простираясь справа налево огромной дугой, темнела каменная гряда, по сравнению с которой самые гигантские сооружения Диаспара показались бы карликами. Гряда эта лежала так далеко, что детали ее скрадывались расстоянием, но все-таки точно угадывалось в ее очертаниях нечто такое, что до глубины души поразило Олвина. Наконец его глаза приноровились к расстояниям необъятного пейзажа, и он понял, что эти каменные исполины были возведены не человеком.
Время поработило далеко не все. Земля все еще была обладательницей гор, которыми она могла гордиться.
Олвин долго стоял в устье туннеля, медленно привыкая к этому странному миру. Он почти лишился дара речи — такое впечатление произвели на него уже сами размеры окружающего его пространства. Это кольцо прячущихся в дымке гор могло бы заключить в себе десяток таких городов, как Диаспар. Но, как ни вглядывался Олвин, он не мог обнаружить никаких следов присутствия человека. Тем не менее дорога, сбегавшая с холма, была ухожена. Ему ничего не оставалось, как довериться ей.
У подножья холма дорога исчезла среди огромных деревьев, почти скрывающих солнце.
Странный букет запахов и звуков встретил Олвина, когда он ступил под их кроны. Ему и раньше знаком был шорох ветра в листьях, но здесь звенела еще и целая симфония каких-то слабых звуков, значения которых он не угадывал. Неведомые ароматы охватили его — ароматы, даже память о которых была утрачена человеком. Это тепло, это обилие запахов и звуков и невидимое присутствие миллионов живых существ обрушились на него с почти ощутимой силой.
Встреча с озером оказалась почти неожиданностью. Деревья справа внезапно кончились, и он очутился перед огромным водным пространством, усыпанным крохотными островками. Никогда в жизни Олвин не видел такой воды. По сравнению с этим озером самые обширные бассейны Диаспара казались не более, чем лужами. Он медленно спустился к кромке воды, зачерпнул ладонями теплую влагу и стал смотреть, как она струйками стекает у него меж пальцев.
Огромная серебряная рыба, которая внезапно появилась из колеблющегося леса водорослей, стала первым живым существом, отличным от человека, которое Олвин увидел в своей жизни. Рыба висела в зеленоватой пустоте, и плавники ее были размыты стремительным движением, — она была живым воплощением скорости и силы. Претворенные в линиях тела, продолжали жить изящные очертания огромных кораблей, что когда-то владели небом Земли. Эволюция и наука пришли к одному и тому же ответу, но произвёдение Природы просуществовало дольше.
Наконец Олвин освободился от очарования озера и продолжил путь по извивающейся дороге. Лес снова сомкнулся вокруг него, но не надолго. Дорога внезапно кончилась — огромным пустым пространством шириной в полмили и вдвое больше длиной.
Пространство это было застроено низкими двухэтажными зданиями, выкрашенными в мягкие тона. Большинство строений были ясных, простых пропорций, но некоторые были возведены в сложном архитектурном стиле, с использованием витых колонн и изящной резьбы по камню. Все было незнакомо. Даже воздух здесь был иным — неощутимо пронизанным биением неведомой жизни. А золотоволосые люди, двигавшиеся между строениями с непринужденной грацией, совершенно очевидно были совсем другими, нежели жители Диаспара.
Они вовсе не обращали внимания на Олвина, и это было странно. Только когда Олвин уже углубился в поселок, люди Лиза отреагировали на его присутствие, да и то их реакция приняла несколько необычную форму. Двери одного из строений выпустили группу из пяти человек, которая направилась прямо к нему, выглядело это так, как если бы они, в сущности, ожидали его прихода.
Делегация остановилась в нескольких шагах от Олвина. Ее предводитель улыбнулся, протягивая руку в старинном жесте дружелюбия.
— Мы решили, что будет лучше всего встретить вас здесь, — проговорил он. — Наш дом всегда отличен от Диаспара, и путь пешком от станции дает возможность гостю… несколько акклиматизироваться.
Олвин принял протянутую руку, но некоторое время молчал, так как был слишком взволнован, чтобы отвечать. Теперь ему стало понятно, почему все остальные не обращали на него никакого внимания.
— Вы знали, что я к вам иду? — спросил он после молчания.
— Конечно, — последовал ответ. — Нам всегда становится известно, что вагон начал двигаться. Скажите — как вы нашли путь? С момента последнего посещения минуло так много времени, что мы уже стали опасаться безвозвратной утраты секрета…
Говорящего прервал один из его спутников:
— Мне думается, что нам пока следует сдержать любопытство, Джирейн. Сирэйнис ждет.
Джирейн пожал плечами с видом насмешливой покорности судьбе.
— Хорошо, — улыбнулся он, — У Сирэйнис не так уж много привилегий — не буду лишать ее хотя бы этой.
Они двигались тесной группой, все дальше углубляясь в селение, и Олвин разглядывал окружающих его людей. Они казались добрыми и интеллигентными, но это были добродетели, которые он на протяжении всей своей жизни принимал как нечто само собой разумеющееся, и теперь он искал черты, которые отличали бы их от диаспаровцев. Отличия существовали, но описать их было бы довольно затруднительно. Все местные были несколько более высокого роста, чем Олвин. Кожа у всех была коричневого цвета, а движения, казалось, прямо-таки излучали здоровье и энергию.
Теперь жители селения с открытым любопытством наблюдали, как Олвин шагает среди своих сопровождающих. Внезапно из-под крон деревьев справа раздались пронзительные крики, и стайка крохотных, оживленно галдящих созданий, вырвавшись из леса, быстро побежала и сгрудилась вокруг Олвина. Он остановился, пораженный, не веря своим глазам. Перед ним было нечто, утраченное его миром столь давно, что уже относилось к области мифологии. Вот так когда-то начиналась жизнь… Эти ни на что не похожие шумные создания были человеческими детьми!
Олвин разглядывал их удивленно и с недоверием. И еще с каким-то чувством, которое щемило ему сердце, но подобрать название которому он не мог. Диаспар заплатил втридорога за свое бессмертие…
Вся группа остановилась перед самым большим зданием. Оно стояло в центре поселка, и на флагштоке над его куполом легкий ветерок полоскал зеленое полотнище.
Когда он ступил внутрь, все, кроме Джирейна, остались снаружи. Внутри было тихо и прохладно. Солнце, проникая через полупрозрачные стены, озаряло интерьер мягким сиянием. Пол, украшенный мозаикой тонкой работы, оказался гладким и немного упругим. На стенах какой-то изумительно талантливый художник изобразил ряд сцен, происходящих в лесу. В одной из стен был виден притопленный экран — вероятно, это был приемник видеофона.