— Нам совершенно нечего делать, — кричал ему Келли, — пока мы не шлепнемся на эту гарсоновскую плешь. Нечего делать, кроме как тащиться по наезженной колее, пока не плюхнемся задом. И как раз поэтому ты, телочек ты мой, хорошенько попотеешь. К тому времени, как мы там сядем, ты у меня будешь знать эту чертову Яму лучше, чем мамаша твоя знала папашу — или тебе придется доучивать пропущенное уже там, пока все твои дружки будут надираться до зеленых чертей. Хватай руководство по главному компьютеру, снимай задний кожух и залезай во все эти проводочки. И чтобы я в течение остальной вахты не видел ни одной части твоего тела, кроме задницы.
И уже через десять минут Келли стоял на коленях рядом с ним и помогал разобраться в сложной схеме.
Макс учился, в чем ему сильно помогала фотографическая память, а еще больше — солидная теоретическая подготовка, полученная от дяди. Келли был доволен.
— Мыслю я, что ты перебрал малость, говоря, что ни черта не освоил на «Туле».
— Ну, не очень много.
— Во время твоей стажировки Ямой командовал Йохансен?
— Ээ, да. — Макс отчаянно надеялся, что Келли не будет называть других фамилий.
— Так я и думал. Этот болван своей собственной мамаше не скажет, сколько ему лет.
Потом наступила вахта, во время которой Келли разрешил ему провести на компьютере тренировочный расчет подхода к точке перехода; Ногучи диктовал константы из таблиц, а сам Келли исполнял роль Астронавигатора, следуя распечаткам данных последнего перехода, фактически произведенного кораблем. Программирование производилось устно, как бывает всегда, когда Астронавигатора захлестывают поступающие данные, перед самым моментом подачи наиболее ответственного сигнала на резкое ускорение, которое должно перевести корабль через скорость света.
Келли диктовал данные значительно медленнее, чем это бывает на практике; одновременно Ногучи глядел в таблицы и диктовал Максу числа. Сперва Макс нервничал, пальцы его так дрожали, что трудно было нажать на верные клавиши, но затем он успокоился и начал работать легко, словно он и машина рождены друг для друга.
Келли диктовал — двоичный натуральный логарифм от ноль точка восемь семь ноль девяносто два, умноженный на… — Макс услышал голос Ногучи, переспросившего данные. Ногучи рылся в книге, ища нужную страницу, но намного раньше, чем он успел ее найти, страница появилась перед мысленным взором Макса. Он бессознательно нажал клавиши, не дождавшись Ногучи.
— Поправка, — прозвучал голос Келли. — Слушай, ты, тупица, тебе не надо вводить те цифирки, которые я говорю, ты вводи те цифирки, которые тебе Ногги скажет. Ну сколько тебе раз повторять?
— Но я же… — начал и осекся Макс. До этого момента никто на борту «Асгарда» не догадывался, что он обладает такой непристойно-странной памятью.
— Что ты же? — Келли хотел было сбросить последние данные, введенные Максом, но приостановился. — Если подумать, ты же не мог ввести в эту штуку десятичные цифры. Так что же ты, интересно, сделал?
Макс знал, что прав, и очень не хотел, чтобы думали, будто он ошибся.
— Я и ввел те цифры, которые Ногучи собирался мне продиктовать.
— Повтори-ка это снова, — Келли смотрел на него не отрываясь, — ты что, читаешь мысли?
— Нет, но цифры я ввел правильные.
— Хм… — Келли нагнулся над пультом. — Повтори-ка, Ногги. — Вычислитель выдал длинный ряд нулей и единиц, двоичный эквивалент зачитанного Келли выражения; Келли проверял нажатые клавиши, губы его слегка шевелились. Он выпрямился. — Как-то раз один парень при мне тринадцать раз подряд выбросил семь очков, причем кости были честные. Это что, Макс, тебе просто повезло?
— Нет.
— Ладно. Ногги, кинь-ка мне эту книгу. — Келли довел задачу до конца, выдавая Максу только начальные данные и необходимые действия, не переводя числа в требуемую компьютером двоичную форму. Все это время он листал книгу и заглядывал через Максово плечо. Макс боролся с нервозностью и быстро нажимал клавиши; пот заливал ему глаза.
В конце концов Келли сказал:
— О'кей, крутни-ка ему хвост. — Макс щелкнул тумблером, подавая сигнал, по которому машина заглотила программу и мгновенно ее переварила; ответ выразился в огоньках, горит — не горит, машинном эквиваленте бинарных чисел.
Келли, при помощи книги, перевел число, выраженное огоньками, в обычный десятичный вид. Затем он взглянул в журнал. Потом закрыл журнал, отдал его Ногучи.
— Попью-ка я кофе, — тихо сказал он и отошел.
Ногучи открыл журнал, посмотрел на лампочки, горевшие на панели компьютера, заглянул в таблицы и поглядел на Макса с очень странным выражением на лице. Макс поднял глаза и увидел, что Келли смотрит на него поверх своей чашки кофе с таким же самым выражением. Макс нажал на кнопку сброса, лампочки на панели компьютера потухли, он встал с сиденья. Никто не произнес ни слова.
Следующая вахта у Макса была с доктором Хендриксом. Вахты с Астронавигатором нравились ему почти так же, как с Келли: доктор Хендрикс был всегда очень вежливым и дружелюбным, обучению Макса он уделял почти столько же внимания, как и Келли. На этот раз Келли тоже был, он задержался после своей вахты — вообще-то говоря, ничего необычного, Главный Вычислитель нередко заходил к Астронавигатору в такие часы, чтобы проконсультироваться или просто поговорить. Но в этот день, заступив на вахту, доктор Хендрикс сказал Максу:
— Келли говорил мне, что Вы учитесь работать на компьютере, Джонс?
— Мм. Да, сэр.
— Очень хорошо. Давайте попробуем. — Доктор Хендрикс вытащил старый вахтенный журнал и выбрал в нем задачу подхода к точке скачка, сходную с той, которую Макс решал в предыдущий раз. Келли взял руководство, готовясь исполнять роль «зачитывателя чисел». Однако он ничего не говорил. Макс немного подождал, и, не получив от Келли двоичного числа, прочитал его со страницы, словно стоявшей перед его глазами, и ввел в машину.
Так это и продолжалось. Келли не говорил ничего, только слегка облизывал губы и проверял, что сделал Макс, каждый раз, когда доктор зачитывал следующую часть задачи. Ковак стоял неподалеку и наблюдал весь этот спектакль.
В конце концов доктор Хендрикс закрыл журнал.
— Ясно, — сказал он вполне будничным голосом, словно перед ним был совершенно заурядный случай, — что у Вас, Джонс, очень интересная способность. Я читал про таких людей, но Вы — первый, кого я встречаю сам. Вы когда-нибудь слышали про Слепого Тома?
— Нет, сэр.
— Возможно, в судовой библиотеке есть про него. — Астронавигатор с минуту помолчал. — Ни в коем случае не хочу принижать ваш талант, но Вы не должны пользоваться им во время действительного маневра. Вы понимаете, почему?
— Да, сэр. Думаю, что понимаю.
— А лучше сказать так, что Вы не должны его использовать, пока Вам не покажется, что сделана ошибка — про ошибку вы должны сказать сразу же. Но все равно конечным авторитетом остаются печатные таблицы.
— Да, сэр.
— Очень хорошо. Зайдите, пожалуйста, ко мне в каюту после вахты.
Когда Макс сменился с вахты, по корабельному времени был «день». Он подошел к кабине доктора Хендрикса и помедлил. Тут-то на него и наткнулась Элли.
— Макс!
— О, привет, Элли! — Он почувствовал некоторую неловкость, сообразив, что ни разу не видел ее со времени своего продвижения по службе.
— Он еще говорит «привет», — Элли встала прямо напротив него. — Ты посмотрел бы на себя, видочек — будь здоров. Да у тебя глаза такие же красные, как кант на твоей рубашке. Где ты пропадал? Загордился, слишком хорош стал, чтобы встречаться со старыми друзьями? Ты даже к Чипси не заходишь.
Он забегал один раз, но с Элли не встретился. Больше он визитов не повторял, потому что парню, попавшему на его место, не слишком нравилось исполнять обязанности горничной при коровах, овцах, ламах и т. д.; похоже, вину за такую ситуацию он возлагал на Макса.
— Прости, пожалуйста, — смиренно произнес Макс, — все нет времени.
— Ничего себе, оправданьице. Так вот, знаешь, что ты сделаешь сейчас? Ты отправишься прямиком в гостиную, и там я тебе покажу — я тут сообразила, как справиться с твоим любимым гамбитом, ты и опомниться не успеешь.
Макс открыл рот, закрыл и открыл снова:
— Нет.
— Немного погромче, пожалуйста Вы, кажется, употребили какое-то незнакомое мне слово.
— Послушай, Элли, поимей хоть каплю жалости. Я же жду доктора Хендрикса, а как только он меня отпустит, попытаюсь хоть чуть-чуть поспать. Я недобрал уже часов десять.
— Ты же можешь спать, когда тебе угодно.
— Конечно, особенно если четыре часа на вахте — четыре, считается, отдыхаешь, и по-новой. Тут уж спишь каждую секунду, когда появляется такая возможность.
На ее лице появилось озабоченное выражение.
— Ты что, хочешь сказать, что стоишь вахту через раз? Да это же уголовное преступление.
— Может, оно и так, только так оно и есть.
— Но… Я с этим разберусь! Я поговорю с Капитаном!
— Элли, ради Бога, не делай этого!
— А что? Капитан Блейн — старый лапочка. Не бери в голову, я с этим разберусь сама.
Макс глубоко перевел дыхание, затем заговорил, стараясь, чтобы его слова звучали поубедительнее:
— Элли, не говори ничего Капитану, совершенно ничего. Если ты будешь лезть в дела, которых не понимаешь, ты мне только Все испортишь. Меня снова выкинут к коровам.
— Да нет же, он не посмеет так сделать.
— Да ты пойми, Элли. Может, для тебя он и «старый лапочка», но для меня он — Капитан. Так что не лезь в это дело.
Элли надула губы:
— Я же помочь тебе хотела.
— Понимаю, и большое тебе спасибо. Но все равно не надо. И все равно я не могу прийти в гостиную — мне нельзя.
— Я же думала… я думала, что ты от меня прячешься. А почему нельзя? Ты же разгуливаешь здесь, наверху, в этой красивой форме. Почему же нельзя?
Разговор был прерван доктором Хендриксом, возвращавшимся в свою каюту.
— Доброе утро, Джонс, доброе утро, мисс Кобурн. — Он прошел внутрь.
На лице Макса появилось отчаяние.
— Элли, мне надо идти. — Он повернулся и постучал в дверь Астронавигатора.
Доктор Хендрикс как будто и не видел его с Элли.
— Садитесь, Джонс. Очень интересное Вы сегодня устроили представление. Мне крайне интересно, как далеко простирается эта Ваша способность. Она ограничивается числами?
— Почему? Я думаю, нет, сэр.
— Вам пришлось много работать, чтобы добиться таких результатов?
— Нет, сэр.
— Хм… Мы сейчас кое-что попробуем. Вы читали — дайте мне подумать — что-нибудь из драматургии Шекспира?
— Ну, в школе у нас был «Гамлет» и «Как вам это понравится», а еще я читал «Зимнюю сказку». Только она мне не понравилась, — честно добавил Макс.
— В таком случае Вы, видимо, ее не перечитывали. Помните что-нибудь оттуда?
— Конечно, сэр.
— Хм… — Доктор Хендрикс взял с полки потрепанный том.
— Ну, например. Акт второй, сцена третья: Леонт говорит: «Ни днем ни ночью мне покоя нет! Но эти муки слабость, только слабость».