— Ну что ж, слушайте, — ответил Мэндл. — Согласно радиоданным, полученным от автоматических ракет, Земля окружена некой ионизированной оболочкой, следовательно, и вокруг Венеры может существовать оболочка, схожая, но не идентичная. Природа ее пока неясна. Но одиннадцать из семнадцати кораблей взорвались в промежутке между десятью и двенадцатью тысячами миль от поверхности планеты, одолев девяносто девять процентов всего предназначенного им пути. Когда случайность повторяется слишком часто, она перестает быть случайностью. Это уже феномен, подчиняющийся некоему закону.
— Хм! — фыркнул Армстронг. — Но ведь остальные шесть не улетели так далеко. А две и вообще разлетелись на куски в момент запуска.
— Нельзя же сбрасывать со счетов человеческий фактор, неудачи в конструкции, недостаток мастерства, ошибки в расчетах и так далее. Все эти ракеты, если вы помните, управлялись автоматически, не имея на борту людей, поскольку, все еще блуждая в темноте, мы не можем не считаться с риском. И я считаю неизбежным тот факт, что даже при всех наших усилиях первые ракеты должны были взорваться задолго до того, как они добрались до критической точки у Венеры.
Армстронг потер тяжелый подбородок крепкой волосатой рукой:
— Что ж, может быть. Но если они прошли сквозь слои Эпплтона и Хэвисайда, испытав при этом лишь рост температурных характеристик и космического излучения, то непонятно, почему бы им было не прорваться и сквозь этот новый слой, если он даже и существует.
— Поскольку он отличается от других слоев, — сдерживая нетерпение, пояснил Мэндл. — Я могу допустить его существование, даже не зная сути этого явления. Может быть, воздействие его приводит к внезапному распаду горючего или всей конструкции ракеты? Мне и самому эта идея не нравится. И я склоняюсь к тому, что при входе в этот слой корабль нагревается так сильно, что в результате сгорает дотла подобно метеору, влетающему в земную атмосферу. И если перегрев происходит из-за какой-то странной радиации, присущей этому полю, я пока не придумал способа обойти эту помеху. Если же все дело в трении, то, может быть, вам стоит подумать об уменьшении скорости движения ракеты, когда она приближается к критической точке.
— Эта строящаяся восемнадцатая ракета будет управляться человеком, — мрачно заявил Армстронг. — В ней готов совершить полет некий безумец по имени Джордж Куинн. И нам бы не хотелось, чтобы он сгорел. Можем ли мы этому помешать?
Мэндл задумался.
— Единственное, что я могу предложить, — медленно сказал он, — это послать впереди его ракеты другую, управляемую автоматически. И если обе ракеты снабдить обоюдореагирующими приборами и... — Темные глаза Мэндла не мигая уставились на Армстронга. Неожиданно его лицо исчезло с экрана.
Армстронг удивленно вытаращился на мерцающий экран. Но профессор не появлялся. Подождав несколько минут, он нажал кнопку срочного вызова.
Когда показалось лицо оператора, Армстронг пожаловался:
— Я разговаривал с профессором Мэндлом из Тэрритауна, номер три-тысяча сорок два. Что произошло?
Оператор исчез и, появившись через минуту, сообщил:
— Прошу прощения, сэр, но ваш собеседник не отвечает.
— А какой у него адрес?
Последовала вежливая, полная сожаления улыбка.
— Сожалею, сэр, но нам запрещено сообщать адреса наших абонентов. Только полиции.
— Ну так соедините меня с уэстчестерской полицией, — рявкнул он.
Он быстро заговорил, обращаясь к появившемуся чиновнику:
— С вами говорит Джон Дж. Армстронг, Грамерси два-пятьдесят семь-семнадцать. В доме профессора Мэндла, Тэрритаун, три-тысяча сорок два, происходит что-то неладное. Советую вам побыстрее оказаться там!
Он отключился, затем набрал номер «Геральд» и попросил соединить его с двенадцатой службой:
— Доброе утро, Билл! У меня нет времени. Не дашь ли мне адрес профессора Мэндла, чью статью ты готовил к последнему выпуску? — Выслушав, он проворчал: — Спасибо! Свяжусь с тобой попозже.
Схватив шляпу, он выбежал из дома, втиснулся за руль машины, включил мощный двигатель. Но при этом у него было чувство, что этот Мэндл уже ничего не скажет. Никогда.
Мэндл действительно ничего уже не мог сказать. Толку от него было меньше, чем от пустых бутылок. Он раскинулся на ковре перед видеофоном, и на лице его застыло холодное спокойнное выражение.
Некий властный субъект с седыми усами, бродивший вокруг тела, сказал:
— Это вы тот Армстронг, что позвонил нам? Благоразумно с вашей стороны. Мы приехали сразу же, но все равно поздно.
— Что же случилось? — спросил Армстронг.
— Пока трудно сказать. Похоже, что Мэндл дал дуба вполне естественным способом. Вскрытие покажет из-за чего. — Он проницательно и оценивающе оглядел собеседника. — А когда он разговаривал с вами, не выглядел ли он взволнованным, испуганным или еще как-то ненормально?
— Нет... Мэндл выглядел вполне нормально, насколько можно судить по этим полутусклым экранам. — Армстронг передернул плечами, осматривая тело. — Совсем молодой парень. Не больше тридцати, на мой взгляд. Странно, что такие молодые умирают, не так ли?
— Вовсе нет, — фыркнул собеседник. — С ними это случается каждый день. — Он повернулся к вошедшему в комнату полицейскому в форме и резко спросил: — Ну что, приехала эта мясная перевозка?
— Да, капитан.
— Хорошо. Тащите его. Больше тут ничего интересного для нас нет. — Он вновь обратился к Армстронгу: — Если вас интересуют результаты вскрытия, я вам позвоню. Гринвич, два-пятьдесят семь-семнадцать, вы сказали?
— Совершенно верно.
Армстронг заехал в «Геральд», вызвал Билла Нортона и пригласил на обед. Они выбрали маленькое уютное кафе, славящееся своими бифштексами. Лишь покончив со всеми блюдами, он заговорил:
— Мэндл мертв. Умер во время разговора со мной. Так не шутят, не закончив разговор. — Стол крякнул, когда он возложил на него свои лапы. — Стоил ли Мэндл своей известности? Являлся ли он действительно специалистом в своей области или просто поднимал шум?
— Это тебе мог бы объяснить Фергюсон. Он научный редактор, и именно он приобретал эту статью. Но из того, что мне рассказывал Фергюсон, я понял: Фергюсон настолько велик, что сказанное им следует заносить на каменные таблички и хранить вечно. Ферги стоит на переднем краю науки и сам настолько пропитался наукой, что покупает спиртное литрами, а не квартами.
— А ты вроде говорил, что он не пьет?
— О, ну ты же понял, что я имел в виду. — Нортон вежливо скрывал скуку. — Он у нас особенный.
— Послушай, Билл, ты сможешь оказать мне услугу? У меня нет знакомых среди ученых, и я уже начинаю сожалеть об этом. Добудь у Фергюсона оценку Мэндла как ученого, а заодно и адрес какого-нибудь малого, который считает, что в состоянии заменить собою профессора.
— Любой на моем месте сказал бы тебе, что ты рискуешь потерять свои денежки.
— Я могу потерять семь новых и чрезвычайно дорогих приборов, включая единственный в мире одномиллиметровыи киноаппарат. А помимо других хитроумных изобретений Куинн тащит на своем корабле и пятидесятифунтовую кинокамеру для съемок всего процесса полета в полном цвете. Я выложил двадцать тысяч баксов, чтобы получить права на показ путешествия на Венеру. Вот о чем мне приходится думать, а также о том, что половина моего состояния может улететь на ветер, — Он с минуту задумчиво помолчал. — В общем, я готов играть, давая фору, но терпеть не могу давать эту фору без необходимости.
Нортон усмехнулся:
— Итак, ты хочешь, чтобы Куинн вернулся со всем этим барахлом обратно, да еще и привез с собой грандиозную эпопею?
— Ну конечно! Но кроме того, мне вовсе не хочется, чтобы Куинн испарился, — серьезно ответил Армстронг. — Он сумасброд, как и любой другой малый, считающий, что лучше вдребезги разбиться о Венеру, нежели слоняться без дела по улицам. Но он мне нравится. Даже если он потеряет камеру и все остальное, я буду рад видеть его по возвращении целым и невредимым.
— Я насяду на Ферги, а потом позвоню тебе, — сказал Нортон.
— И сделай это как можно скорее.
Нортон удалился, а Армстронг заказал себе еще кофе.
Как заявил Мэндл, если случайности повторяются слишком часто, это уже не случайности, а феномен, подчиняющийся определенному закону. Весьма логично. Правда, игрокам известны случаи, когда случайности выстраиваются в последовательность, но не в столь же протяженную. Мэндл что-то такое нащупал... но что? Закон? Какой закон? Чейзакон?
Последняя мысль заставила его задуматься над этим всерьез. Чей закон? Какая чушь! Это не иначе как остатки русского комплекса. Настоящиезаконы от людей не зависят, они продукты природы, твердые и неизменные. А так называемые человеческие законы призваны помогать людям понимать друг друга, сглаживать противоречия, и, стало быть, они подвержены изменениям. И уж во всяком случае, эти законы при всем желании не могут взорвать одиннадцать космических кораблей, расположенных на расстоянии тридцать миллионов миль от Земли! Нет, ответственность за взрывы лежит на чем-то внеземном.
Внеземном? А что находится вне Земли? Но именно это и пытались выяснить с помощью ракет. Для этого же предназначена и его суперкамера. Во всяком случае, можно уверенно утверждать, что в других мирах действуют другие законы.
Или: новые люди подчиняются новым законам.
Или: старые люди подчиняются старым законам!
Эти мысли окончательно испортили ему настроение, он допил кофе и вышел из кафе.
Нортон появился на экране видеофона со словами:
— Если верить Ферги, покойный Боб Мэндл был многообещающим астрофизиком. Ферги показал мне последнюю статью Мэндла. В ней полно каких-то диких схем и прочей китайской грамоты, и вся она посвящена «фигурам Мэндла», которые, как представляется, являются модификациями еще одной заумной штуки под названием «фигуры Лиссажу» и объясняют, почему фотоны обладают массой. Лично мне наплевать, есть у этого фотона масса или он болтается без веса, как воздушный шарик. Однако же Ферги утверждает, что такая модификация сродни божественному откровению.
— А как насчет прочей информации? — прервал его Армстронг.
— Ах да. Так вот, ближайший родственник профессора Мэндла — профессор Мэндл. Почти его двойник.
Армстронг терпеливо ждал, глядя на экран, с которого на него смотрел Нортон. Затем Армстронг прорычал:
— Я не понял.
— Речь идет о его сестре. У нее даже корни волос квадратные. А если бы она снизошла до того, чтобы послушать волчий вой, то единственно для изучения эффекта Допплера.
— Гм, — произнес Армстронг, на которого эта речь произвела впечатление.
Нортон вполне серьезно продолжал:
— Однако же Ферги настаивает, что она столь же компетентный специалист, как и ее брат. Фактически более классным экспертом в этой области является один высоколобый старикан, дряхлеющий в Вене. Зовут его Горовитц. И этот Горовитц, о котором Ферги говорит с благоговением, на самом деле взвесил фотон, как-то там жонглируя математическими построениями вокруг реакций хлорофилла, если это вообще что-то означает. Ты не знаешь, что это означает?