ГРАЖДАНИН ГАЛАКТИКИ
Глава 1
— Предмет девяносто семь, — объявил аукционер. — Мальчик.
Мальчик был растерян и испытывал тошноту от ощущения почвы под ногами. Корабль оставил за кормой больше сорока световых лет, неся в своих трюмах вонь работорговли, испарения скученных немытых тел, ужас, блевотину и древнюю печаль. Но мальчик выделялся даже и в этой сумятице — он завоевал себе право на каждодневную порцию пищи, он дрался за то, чтобы спокойно есть ее. Он даже обрел друзей.
А теперь он снова был никто и ничто — предмет на продажу.
Только что был продан предыдущий номер, две симпатичные блондинки, смахивающие на близнецов; цена была высока, но продали их быстро. С улыбкой удовлетворения на лице аукционер повернулся и ткнул в мальчика: «Предмет девяносто семь. Вытащите его наверх».
Подталкиваемый тычками, мальчик поднялся на платформу и застыл в напряжении, взглядом дикого зверя осматривая все, что было недоступно его взгляду из клетки. Рабовладельческий рынок располагался в той стороне космопорта, где лежала знаменитая Площадь Свободы, увенчанная холмом, на котором стоял еще более знаменитый Президиум Саргона, столицы Девяти Миров. Мальчик не узнал его; он даже не знал, на какой планете находится. Он смотрел на толпу.
Ближе всех к загону для рабов располагались бродяги и попрошайки, готовые криками поддержать любого покупателя, когда тот объявлял о своем приобретении. За ними полукругом стояли места для богатой и привилегированной публики. С обеих сторон это избранное общество ждали их рабы, носильщики, телохранители и водители, слоняясь между машинами, паланкинами и портшезами тех, кто был еще богаче. За лордами и леди толпились обыватели, бездельники, карманники, продавцы прохладительных напитков и просто любопытствующие — мелкие торговцы, клерки, механики и даже домашние слуги со своими женами, не обладавшие правами на сидячие места, но интересующиеся ходом аукциона.
— Итак, предмет девяносто семь, — повторил аукционер. — Прекрасный здоровый парень, годен на роль пажа или помощника. Представьте, лорды и леди, как ему подойдет ливрея вашего дома. Посмотрите на… — его последние слова потонули в грохоте и реве корабля, садящегося на площадку космопорта.
Старый, скрюченный и полуголый попрошайка Баслим Калека прищурил один глаз, оценивающе глядя на платформу. Мальчик отнюдь не походил на прилежного домашнего слугу для Баслима; он был похож на пойманного дикого зверька — грязный, костлявый и в ссадинах. Под слоем грязи проглядывали белые полосы шрамов, которые говорили, какого мнения были о мальчике прежние владельцы.
Глаза мальчика и форма его ушей заставили Баслима предположить, что его потомками были земляне, которых не коснулись мутации; но утверждать это с уверенностью было трудно, потому что мальчик был мал. Он почувствовал, что бродяга смотрит на него, и бросил ответный взгляд.
Грохот смолк, и здоровый щеголь, сидящий в первом ряду, лениво махнул платком аукционеру: «Не теряй времени, болтун. Покажи нам нечто вроде предыдущего номера».
— Прошу прощения, благородный сэр. Я должен вести торг по порядку номеров каталога.
— Тогда кончай с ним! Или гони этого тощего шалопая и покажи нам что-нибудь стоящее.
— Вы очень любезны, милорд, — аукционер возвысил голос. — Ко мне поступила просьба поторапливаться, и я уверен, что мои благородные работодатели согласятся с ней. Позволю себе быть совершенно откровенным. Этот прекрасный парень еще молод; его новый владелец должен будет обучать его. Тем не менее… — Мальчик еле слышал его и смутно понимал, о чем идет речь. Он смотрел поверх голов леди в вуалях и элегантных мужчин, прикидывая, кто из них преподнесет ему новые проблемы.
— …низкая начальная цена сулит быстрое завершение торга. Кто больше? Услышу ли я двадцать стелларов?
Молчание становилось томительным. Женщина, стройная и увешанная драгоценностями от сандалий до прикрытого вуалью лица, нагнулась к щеголю, что-то шепнула ему и захихикала. Нахмурившись, он вытащил кинжал и стал чистить ногти.
— Я сказал, что с этим пора кончать, — проворчал он.
Аукционер вздохнул:
— Я попросил бы вас не забывать, почтеннейшая публика, что я отвечаю перед своими патронами. Но мы можем начать с еще более низкой цены. Десять стелларов — да, я сказал — десять стелларов. Фантастично!
Он с изумлением огляделся.
— Или я оглох? Неужели кто-то поднял палец, а я проглядел? Подумайте, прошу вас. Перед вами стоит свежее молодое существо, напоминающее чистый лист бумаги; вы можете написать на нем все, что вы хотите. За эту невероятно низкую цену вы можете вырезать ему язык или вообще сделать из него все, что вам заблагорассудится.
— Или скормить его рыбам!
— Или скормить его… о, да вы остряк, благородный сэр!
— Мне надоело. С чего вы взяли, что это грустное зрелище вообще что-то стоит? Он, может быть, ваш сын?
Аукционер выдавил из себя улыбку.
— Я был бы горд, будь это так. Я хотел бы, с вашего разрешения, поведать о предках этого юноши…
— Значит, вы о них ничего не знаете…
— Хотя на моих устах лежит печать молчания, я хотел бы указать на форму его черепа, на законченные круглые очертания его ушей. — Защипнув ухо мальчика, аукционер подтащил его поближе.
Мальчик извернулся и укусил его за руку. Толпа захохотала.
Мужчина отдернул руку.
— Бойкий парень. Его излечит только ременная плетка. Отличный товар — вы только посмотрите на его уши. Лучшие в Галактике, можно сказать.
Аукционер кое-чего не предусмотрел: молодой щеголь был родом с Синдона IV. Он сдвинул свой шлем, обнажив типичные синдонианские уши, длинные, волосатые и остроконечные. Он наклонился вперед, и его уши зашевелились; «Кто твой благородный покровитель?»
Старый бродяга Баслим подполз ближе к углу загона, готовый мгновенно нырнуть в толпу. Мальчик напрягся и стал оглядываться, не понимая причин возникшей суматохи. Аукционер смертельно побледнел — никто не мог себе позволить насмехаться над синдонианином… во всяком случае, больше одного раза.
— Милорд, — выдохнул он, — вы меня не поняли.
— Повтори-ка еще раз свою шуточку относительно «ушей» и «отличного товара».
Полиция была в поле зрения, но не очень близко. Аукционер вытер мокрые губы.
— Смилуйтесь, благородный лорд. Мои дети голодают. Я всего лишь сказал, что обычно говорят — это не мое мнение. Я хотел лишь поскорее продать этот товар… как вы сами указывали.
— Ох, да оставь ты его в покое, Дваролл. Он не отвечает за то, какие у рабов уши; он должен лишь поскорее продать их.
Синдонианин тяжело перевел дыхание:
— Так продавай же его!
Аукционер набрал воздуха в грудь:
— Да, милорд! — Собравшись с силами, он продолжил. — Прошу прощения у лордов и леди, что мы теряем время из-за столь незначительной суммы. Теперь я прошу о любой цене.
Подождав, он сказал, нервничая:
— Я не слышу и не вижу предложений. Предложений нет — раз… и если их не поступит, я буду вынужден снять этот номер с продажи и прежде, чем продолжить аукцион, проконсультироваться с моими патронами. Нет предложений — два! У нас множество прекрасных образцов товара; просто позор, если их никто не увидит. Нет предложений — три…
— Вот оно, твое предложение, — сказал синдонианин.
— Что? — Старый бродяга поднял два пальца. Аукционер посмотрел на него. — Это вы предлагаете цену?
— Да, — проскрипел бродяга, если лорды и леди не имеют ничего против.
Аукционер посмотрел на полукруг сидячих мест. Кто-то оттуда крикнул:
— А почему бы и нет? Деньги — это деньги.
Синдонианин кивнул; аукционер быстро спросил:
— Итак, вы даете два стеллара за этого мальчика?
— Нет, нет, нет! — вскричал Баслим. — Два минима!
Аукционер замахнулся на него; бродяга отдернул голову.
— Пошел вон! — закричал аукционер. — Я научу тебя, как насмехаться над своими благодетелями!
— Аукционер!
— Сэр? Да, милорд!
— Вы сказали — я прошу о любой цене. Продайте ему мальчишку.
— Но…
— Вы слышали, что я сказал.
— Милорд, я не могу продать после лишь одного предложения. Закон гласит ясно: одно предложение — это не аукцион. Даже два, если аукционер не объявил нижнюю цену. Без минимальной цены я не могу продать раньше, чем поступят три предложения. Этот закон, благородный сэр, направлен на защиту владельцев, а не меня, несчастного.
Кто-то крикнул:
— Таков закон!
Синдонианин нахмурился:
— Так объявляйте же предложение!
— Как пожелают лорды и леди. — Аукционер повернулся к толпе.
— Предмет девяносто семь. Я слышал предложение в два минима. Кто даст четыре?
— Четыре, — промолвил синдонианин.
— Пять! — выкрикнул голос.
Синдонианин подозвал бродягу. Опираясь на руки и на одно колено, волоча культю и подтягивая мешающую ему чашку для сбора подаяния, Баслим подполз к нему. Аукционер начал повышать голос.
— Идет за пять минимов раз… за пять минимов два…
— Шесть, — рявкнул синдонианин; бросив взгляд в миску попрошайки, он порылся в кошельке и бросил ему горсть мелочи.
— Я слышал шесть. Услышу ли я семь?
— Семь, — прохрипел Баслим.
— Мне предложено семь. Вот вы там, наверху, что подняли палец. Вы предлагаете восемь?
— Девять! — перебил бродяга.
Аукционер бросил взгляд, но предложение принял. Цена приближалась к одному стеллару, и это было слишком дорого для шуток из толпы. Лорды и леди то ли не хотели торговаться из-за бесполезного раба, то ли не желали вмешиваться в игру синдонианина.
Аукционер снова завел речитатив.
— Идет за девять — раз… идет за девять — два… идет в третий раз — продано за девять минимов! — Он толкнул мальчика с платформы прямо в руки бродяги. — Бери его и убирайся.
— Полегче, — остановил его синдонианин. — Документы о продаже.
Взяв себя в руки, аукционер получил плату и вручил новому владельцу бумагу, уже заготовленную для номера девяносто семь. Баслим заплатил больше, чем девять минимов — лишь благодаря помощи синдонианина у него оказались средства уплатить и налог, который был выше продажной цены. Мальчик неподвижно стоял рядом. Он уже знал, что снова продан, и теперь старался уяснить, кто этот старик, его новый хозяин, хотя это его не волновало; ему никто не был нужен. И пока все были заняты расчетами, он сделал рывок в сторону.
Не глядя на него, бродяга вытянул длинную руку, поймал его за щиколотку и подтащил к себе. Затем Баслим с трудом встал и, положив одну руку мальчику на плечо, превратил его в подобие костыля. Мальчик почувствовал, как костлявая рука цепко и сильно схватила его за локоть, и расслабился перед лицом неизбежности — придет и другое время; оно всегда приходит, если ты умеешь ждать.
Опираясь на него, бродяга с достоинством выпрямился.
— Милорд, — хрипло сказал он, — я и мой слуга благодарим вас.
— Пустяки, пустяки, — синдонианин рассеянно отмахнулся платком.
От Площади Свободы до дыры, в которой жил Баслим, было около полумили, но этот путь отнял у них времени больше, чем можно было предполагать. Используя мальчика в качестве недостающей ноги, Баслим, ковыляя, передвигался еще медленнее, чем на двух руках и одной ноге, то и дело останавливаясь: подволакивая ногу, старик заставлял мальчика совать чашку для подаяний под нос всем прохожим.