— Скажи мистеру Колбу: «Здравствуйте».
— Здравствуйте, — сказал Джим
—. Колб, — проговорил сквозь дрему Уилл.
— Привет, ребята, джентельмен.
— Повернитесь сюда, — приказал мистер Дак.
Они повернулись.
Они обернулись лицом к лугам, отвернулись от приветливых городских огней, от безопасных улиц и влились в безмолвный марш участников карнавала.
46
Растянувшаяся на милю беспорядочная процессия теперь двигалась в следующей последовательности:
По краю дороги, тяжело ступая негнущимися ногами по траве, шли Джим и Уилл, окруженные доброжелателями, которые без умолку расхваливали им иглу-стрекозу, приносящую чудодейственную пользу.
За добрые полмили позади, пытаясь догнать процессию, ковыляла, таинственным образом раненая Цыганка, у которой даже узор на пальцах символизировал пыль.
И еще дальше шел привратник отец, он то отставал, отвлеченный воспоминаниями далекого прошлого, то по-молодому ускорял шаг, когда думал о первой короткой схватке и неожиданной победе. Прижимая к груди левую руку, он на ходу жевал таблетки.
Мистер Дак на обочине оглянулся, словно некий внутренний голос поименно назвал ему отставших солдат, участвовавших в нынешнем маневре. Но голос затих, и он не был вполне уверен в том, что услышал. Он резко кивнул, и Карлик со Скелетом, не отпуская от себя Джима и Уилла, продрались через толпу прохожих.
Джим чувствовал, как поток веселых жизнерадостных людей омывает все вокруг, но не прикасается к нему. Уилл слышал чей-то смех, шумевший как водопад, и шел сквозь этот ливень веселья. Целый рой светлячков танцевал в небе; чертово колесо, освещенное грандиозным фейерверком распростерлось над ними.
Затем они оказались возле Зеркального Лабиринта и неуверенно пошли, сталкиваясь, наклоняясь и скользя по разлившимся перед ними ледяными прудами, в которых ужаленные мальчики, очень похожие на них самих, появлялись и исчезали тысячи раз.
Это я! — думал Джим.
Но я не могу помочь себе, подумал Уилл, и не имеет значения, сколько там моих отражений!
Толпа мальчиков, толпа отраженных рисунков, кишевших на теле мистера Дака, поскольку он снял пальто и рубашку, переполняли теперь лабиринт и двигались к восковым фигурам, выставленным в его конце.
— Сядьте, — приказал мистер Дак. — Оставайтесь тут.
Среди восковых фигур, среди убитых, застреленных, гильотинированных, задушенных мужчин и женщин, два мальчика сидели как египетские кошки, они не шевелились, не мигали и не глотали.
Несколько поздних посетителей с веселым смехом прошли мимо.
Они рассуждали о восковых фигурах.
Они не заметили тонкую струйку слюны, протянувшуюся в уголке рта одного из «восковых» мальчиков.
Они не заметили живого взгляда второго «воскового» мальчика, глаза которого до краев наполнились чистейшей влагой, и капля скользнула вниз по щеке.
А снаружи Ведьма ковыляла, пробираясь через заграждения из колышков и веревок-растяжек между шатрами.
— Леди и джентльмены!
Ночная толпа, состоявшая из трех или четырех сотен заядлых любителей зрелищ, как по команде повернулась на голос.
Разрисованный Человек, обнаженный до пояса, весь в кошмарных змеях, саблезубых тиграх, сладострастных человекоподобных обезьянах, хищниках, готовых к прыжку, весь оранжево-розовый, зелено-желтый, возвестил:
— Последнее бесплатное представление этого вечера! Спешите! Спешите!
Толпа ринулась к главным подмосткам, расположенным около балагана уродов, где уже стояли Карлик, Скелет и мистер Дак.
— Самый Поразительный, Опасный, часто Роковой, Всемирно известный ТРЮК С ПУЛЕЙ!.
Толпа удивленно загалдела.
— Будьте любезны, винтовки!
Тощий человек с грохотом приволок и показал зрителям блеснувший стволами арсенал.
Ведьма замерла, когда мистер Дак громогласно объявил:
— А вот и наш смертетушитель, ловец пуль, рискующая собственной жизнью — мадемуазель Таро!
Ведьма затрясла головой, заскулила, но рука мистера Дака подхватила ее и как ребенка вытолкнула на подмостки; Ведьма упиралась, но Дак вышел вперед и продолжил:
— Пожалуйста, кто желает выстрелить! Прошу!
Толпа смущенно заволновалась.
Губы мистера Дака едва заметно шевельнулись. Вполголоса он спросил у Ведьмы: «Часы остановлены?»
— Нет, — захныкала она, — не остановлены.
— Нет? — он едва не взорвался.
Он бросил на нее испепеляющий взгляд, затем повернулся к зрителям и с треском провел пальцами по стволам винтовок.
— Желающие, пожалуйста!
— Остановите представление, — ломая руки, сдавленно крикнула Ведьма.
— Оно продолжается, будь ты проклята, — трижды проклята, — свирепо прошептал он.
Затем Дак незаметно собрал пальцами кожу на запястье, где красовалось изображение черной монахини, слепой женщины, и принялся давить и щипать его ногтями.
Ведьма скорчилась в судорогах, прижала руки к груди, заскрежетала зубами, застонала и затем вполголоса прошипела: «Спасибо!»
Толпа молчала.
Мистер Дак быстро кивнул.
— Я вижу, желающих нет… — он почесал разрисованное запястье. Ведьма содрогнулась. — в таком случае» представление отменяется и…
— Есть! Есть желающий!
Толпа повернулась на голос.
Мистер Дак отшатнулся, потом спросил:
— Где?
— Здесь.
Довольно далеко, у самого края толпы поднялась рука, и толпа расступилась.
Мистер Дак отчетливо видел одиноко стоящего мужчину.
Чарльз Хэлоуэй, горожанин, отец, супруг, склонный к самоанализу, ночной странник и привратник городской библиотеки.
47
Удовлетворенный рокот толпы затих.
Чарльз Хэлоуэй не двигался.
Он подождал, пока зрители расступились и открылся проход до самых подмостков.
Он не мог видеть выражение лиц стоявших на них уродов. Он окинул взглядом толпу и затем отыскал Зеркальный Лабиринт, наполненный пустым забвением, манивший отражениями, пробежавшими десять раз по тысяче миллионов световых лет, забвение перехватывало их, дважды перевертывало, глубоко погружая в ничто, лица падали в ничто, и желудок с тошнотворной тяжестью тоже обрывался в ничто.
Но, однако, почему в этих покрытых серебром стеклах не было отражений двух мальчиков? Почувствовал или не почувствовал он трепетными кончиками ресниц, если не самими глазами, их шествие по лабиринту, их ожидание там, позади зеркал, теплый воск их тел, посреди стеклянного холода, ожидание минуты, когда их заведут ключом страха, ожидание возможности бегства?
Нет, сдержал себя Чарльз Хэлоуэй, об этом потом. Начнем-ка с другого!
— Иду! — крикнул он.
— Добро пожаловать, папаша! — сказал человек.
— Да, — ответил Чарльз Хэлоуэй. — Я сейчас.
И он прошел через толпу вперед.
Ведьма медленно завертелась, завороженная приближением ночного странника. Под темными стеклами очков дернулись ее веки, прошитые черными вощеными нитками.
Мистер Дак, заполненный изображениями, составляющими целую цивилизацию, наклонился с подмостков, силясь приветливо улыбнуться. Огненные колеса фейерверка крутились в его глазах: что, что, что?
И стареющий привратник с застывшей улыбкой, открывшей ряд целлулоидно-белых зубов, словно с рекламы печенья «Крекер Джек», продвигался вперед, и толпа расступалась перед ним, как море перед Моисеем, и смыкалась позади него, еще не понимающего, что же делать? Зачем он здесь? Но он твердо и уверенно пробирался вперед.
И вот нога Чарльза Хэлоуэя встала на первую ступеньку подмостков.
Ведьма дрожала.
Почувствовав это, мистер Дак бросил на нее резкий взгляд. Затем быстро наклонился, пытаясь подхватить пятидесятичетырехлетнего мужчину под здоровую правую руку.
Но пятидесятичетырехлетний мужчина не позволил не только взять себя за руку, но даже прикоснуться к себе, он покачал головой и бросил:
— Благодарю вас, не надо.
Поднявшись на подмостки, Чарльз Хэлоуэй помахал собравшимся.
В ответ раздались одобрительные хлопки.
— Но, — мистер Дак был поражен, — ваша левая рука, сэр… вы не сможете держать винтовку, целиться и стрелять одной рукой!
Чарльз Хэлоуэй побледнел.
— Я сделаю это, — сказал он. — Одной рукой.
— Ура! — закричал мальчишка внизу у подмостков.
— Валяй, Чарли! — раздался мужской голос.
Толпа засмеялась, зааплодировала еще громче, и мистер Дак покраснел. Он поднял руки, чтобы загородиться от волны ободряющих выкриков, хлынувших со стороны зрителей.
— Хорошо, хорошо! Посмотрим, сможетли он это сделать!
Разрисованный Человек свирепо щелкнул затвором и швырнул винтовку смельчаку.
Толпа изумленно ахнула.
Чарльз Хэлоуэй напрягся. Он поднял правую руку. Винтовка шлепнулась на ладонь. Он сжал ее. Она не упала. Его движения были точны и уверенны.
Зрители заулюлюкали, осуждая поведение мистера Дака, и тот вынужден был на миг отвернуться, молча проклиная себя.
Отец Уилла, сияя, поднял винтовку.
Толпа неистовствовала.
И пока волна аплодисментов нахлынула, разбилась и откатилась назад, он снова посмотрел на лабиринт, где, хоть и не увидел, но почувствовал, смутные тени Уилла и Джима, зажатые между титаническими гранями отражений и иллюзий, затем он снова встретился взглядом с мистером Даком, смотревшим на него словно Медуза, посмотрел на слепую взволнованную монахиню полночи, робко пробиравшуюся по подмосткам. Теперь она стояла в их дальнем конце, прижимаясь к красно-черному кругу мишени.
— Мальчик! — крикнул Чарльз Хэлоуэй.
— Эй, кто-нибудь! — закричал он.
Несколько мальчиков в толпе нерешительно приподнялись на носках.
— Мальчик! — крикнул Чарльз Хэлоуэй. — Подержи. Мой сын, вон там! Он будет добровольцем, верно , Уилл?
Ведьма взметнула вверх руку, чтобы определить меру отчаянной смелости, которая как взрывная волна ударила со стороны пятидесятичетырехлетнего мужчины. Мистер Дак завертелся волчком, словно пораженный метким выстрелом.
— Уилл! — позвал отец.
Уилл сидел, застывший, в Музее восковых фигур.
— Уилл! — еще раз позвал отец. — Иди сюда, сынок!
Толпа посмотрела налево, посмотрела направо, оглянулась назад.
Ответа не было.
Уилл сидел в Музее восковых фигур.
Мистер Дак наблюдал за всем этим уже с некоторым уважением, даже с известной долей восхищения, хоть и не без досады; казалось, он так же, как и отец Уилла, ждал, что же будет.
— Уилл, иди же, помоги своему старику! — весело крикнул мистер Хэлоуэй.
Уилл сидел в Музее восковых фигур.
Мистер Дак улыбнулся.
— Уилл! Уилли! Иди сюда!
Ответа не было.
Мистер Дак улыбнулся еще шире.
— Уилли! Разве ты не слышишь своего старого папу?
Мистер Дак перестал улыбаться.
Ибо эту последнюю фразу произнес чей-то голос из толпы.
В толпе засмеялись.
— Уилл! — позвала женщина.
— Уилли! — позвал кто-то еще.
— Йо-хо-хо! — закричал какой-то джентльмен.
— Иди же, Уильям! — подхватил мальчишеский голос.
В толпе смеялись все громче, весело толкаясь локтями.
Чарльз Хэлоуэй звал. Онизвали. Чарльз Хэлоуэй кричал в даль. Оникричали в даль.