С явным нежеланием Мэгги Уайт сделала знак Стеффломеису, который встал и развязной походкой направился к девушке, пародируя ритуальные движения собравшихся. Двое мужчин с силой пригнули девушку к полу, так что теперь она лежала на спине перед Стеффломеисом, который насмешливо смотрел на нее сверху вниз. Он полуобернулся к Мэгги и что-то сказал. Губы женщины стиснулись, в глазах была ярость. Фаустаффу показалось, что Мэгги, должно быть, готовится к чему-то, что ей не нравится, но делает это сознательно. Стеффломеис, с другой стороны, был доволен собой, явно наслаждаясь своей властью над остальными.
Он опустился на колени перед девушкой и начал ласкать ее тело. Фаустафф видел, как голова девушки неожиданно дернулась, и глаза блеснули, разрывая забытье. Он видел, что она пытается бороться. Двое мужчин выступили вперед и схватили ее.
Фаустафф огляделся и увидел большой плоский камень, служивший декоративным украшением сада. Он поднял его и швырнул в окно.
Он ожидал, что его поступок испугает собравшихся, но, заглянув в окно, увидел, что заметили его только Мэгги Уайт и Стеффломеис.
— Оставь ее, Стеффломеис, — сказал Фаустафф.
— Кто-то должен сделать это, профессор, — спокойно ответил Стеффломеис. — Кроме того, мы лучше всего подходим для этой работы — мисс Уайт и я. Мы действуем не под влиянием какого-либо инстинкта. В нас нет вожделения — не так ли, мисс Уайт?
Мэгги Уайт просто кивнула, не разжимая губ.
— В нас вообще нет никаких инстинктов, профессор, — продолжал Стеффломеис. — Это, думаю, является для мисс Уайт источником сожаления — но не для меня. В конце концов, вы сами — образчик того, как некоторые инстинкты могут вредить человеку.
— Я видел вас злым и испуганным, — возразил ему Фаустафф.
— Конечно, я могу переживать злость или страх, но это ведь ментальное состояние, не эмоциональное — или для вас нет различия в ваших же терминах, профессор?
— Почему вы принимаете участие в таких вещах? — Фаустафф проигнорировал вопрос Стеффломеиса и обращался к обоим.
— В моем случае — ради развлечения, — сказал Стеффломеис. — Я также способен испытывать чувственное удовольствие, хотя и не трачу времени на его поиски, как вам может показаться.
— В этом, возможно, есть нечто большее, — тихо заметила Мэгги Уайт. — Я уже говорила вам — может быть, они могут испытывать сильные наслаждения.
— Я свободен от вашей навязчивой идеи, мисс Уайт, — улыбнулся Стеффломеис. — Но я уверен, что вы ошибаетесь. Все, что бы они ни делали — мелкомасштабно. — Он глянул на Фаустаффа. — Видите ли, профессор, мисс Уайт чувствует, что участие в этих ритуалах каким-то образом приобщает ее к таинственному экстазу. Она думает, что вы обладаете чем-то, чего мы лишены.
— Возможно, это и так, — сказал Фаустафф.
— Возможно, этого и не стоит иметь, — предположил Стеффломеис.
— Я не уверен, — Фаустафф взглянул на окружающих людей. Двое мужчин продолжали держать девушку, хотя сейчас она, казалось, впала в такое же состояние, как и они. — Но это должно быть не так.
— Конечно, нет, — тон Стеффломеиса был сардоническим. — Может быть и несколько по-иному. Думаю, ваши друзья, Нэнси Хант и Гордон Огг, вовлечены в кое-что, для вас предпочтительное.
— С ними все в порядке?
— Для них все превосходно. Они не получат никакого физического вреда, — усмехнулся Стеффломеис.
— Где они?
— Должны быть где-то поблизости.
— В Голливуде, — сказала Мэгги Уайт. — На территории одной кинокомпании.
— Которой?
— «Саймон-Дайн-Кинг», полагаю. Это почти в часе езды.
Фаустафф оттолкнул мужчин прочь и поднял девушку.
— Куда это вы собрались ее тащить? — съязвил Стеффломеис. — Она ничего не вспомнит после активации.
— Называйте меня собакой на сене, — бросил Фаустафф, распахивая входную дверь, к которой перенес девушку.
Он вышел на улицу, открыл свою машину, положил девушку на заднее сиденье и отъехал в сторону Голливуда.
Белый ритуал
Автомобиль был скоростной, а дорога — свободна. По пути Фаустафф размышлял о тех двоих, которых он оставил. Из того, что сказал Стеффломеис, совершенно ясно, что они — не люди, возможно, как он и подозревал — человекоподобные андроиды, более совершенные версии роботов из У-легионов.
Он не спросил о природе ритуала, в который предположительно были втянуты Нэнси и Гордон. Он просто хотел по возможности поскорее с ними встретиться и помочь им, если они в этом нуждаются.
Он знал, где расположена «Эс-Ди-Кей». Это была крупнейшая из старых кинокомпаний Земли-1. Он однажды посетил ее из любопытства во время одного из своих случайных наездов в Лос-Анджелес на З-1.
Все чаще он сталкивался с необходимостью замедлять ход и объезжать, либо лавировать среди скоплений людей, исполнявших непонятные ему ритуалы. Не все они были непристойны или жестоки, но одного вида этих опустошенных лиц было достаточно, чтобы расстроить его.
Однако он заметил перемены. Здания представлялись в менее резком фокусе, чем когда он впервые прибыл на Землю-Ноль. Впечатление новизны тоже начинало понемногу ослабевать. Очевидно, предактивационные обряды были как-то связаны с изменяющейся природой новой планеты.
По собственному опыту он знал, каково влияние этого мира, заключающееся в неспособности нормального общения, очень быстрой утере личной идентичности, соскальзывание в роль, где психологический архетип подавлял частную психику индивидуума: но здесь, казалось, существовало что-то вроде обратной связи, когда люди как-то помогали планете приобрести более позитивную атмосферу реальности. Фаустафф отметил, что эту мысль трудно выразить в любых знакомых ему терминах.
Теперь он был рядом с Голливудом. Он мог разглядеть впереди световую рекламу «Эс-Ди-Кей». Вскоре он свернул на территорию. Там было тихо и, очевидно, пусто. Он вышел из машины, оставив девушку там, где она была. Закрыв дверцу, он двинулся по направлению к табличке, на которой прочитал: «Павильон № 1».
В бетонной стене была дверь. На ней висела предостерегающая надпись. Фаустафф толкнул дверь и заглянул внутрь. Декорация частично скрывалась джунглями камер и электронного оборудования. Похоже, она была подготовлена для исторического фильма. Никого не было видно.
Фаустафф отправился к следующему павильону. Вошел туда. Здесь не было камер, и вся техника, казалось, аккуратно убрана. Декорация, однако, осталась. Вероятно, она принадлежала тому же самому фильму. Изображала она интерьер средневекового замка. На мгновение Фаустафф подивился художнику, выстроившему столь убедительно выглядевшую декорацию.
А среди декорации разыгрывался ритуал. Нэнси Хант была в белой полотняной рубахе, и ее рыжие волосы были распущены и ниспадали ей на спину и плечи. За ней стоял мужчина, одетый в черные доспехи, казавшиеся настоящими. Был ли это костюм из фильма или попал сюда из того же источника, что и все остальные, которые видел Фаустафф? Человек в черных доспехах опустил забрало. В правой руке у него была большая сабля.
Тяжелым, мерным шагом из-за кулис выступила еще одна фигура. Это был Гордон Огг, также в полном облачении из сверкающей стали, и накинутом сверху белом плаще. В деснице он сжимал длинный меч.
Фаустафф крикнул: — Нэнси! Гордон! Что вы делаете?
Они не слышали. Очевидно, они были так же погружены в сон, как и остальные. Со странными жестами, напоминавшими Фаустаффу аффектированную манеру игры в традиционной японской пантомиме, Огг приблизился к Нэнси и человеку в черных доспехах. Губы его зашевелились, но Фаустафф не смог расслышать ни одного произнесенного им слова.
В той же самой демонстративной манере человек в черных доспехах схватил Нэнси за руку и повлек ее назад, прочь от Огга. Теперь Огг опустил забрало и, казалось, движением своего меча вызывал другого на дуэль.
Фаустафф не думал, что Оггу угрожает какая-либо опасность. Он смотрел, как Нэнси отступает в сторону и как Огг и его противник скрещивают мечи. Вскоре человек в черных доспехах выронил саблю и преклонил колени перед Гордоном. Огг также отбросил свой меч. Человек поднялся и начал освобождаться от доспехов. Нэнси вышла вперед и тоже стала на колени перед Оггом. Затем встала и вышла из зала, вернувшись с большой золотой чашей, которую протянула Оггу. Он взял и выпил из нее — или сделал вид, хотя, насколько мог видеть Фаустафф, она была совершенно пуста. Огг поднял свой меч и вложил его в ножны.
Фаустафф понял, что видел только небольшую часть церемонии, и она, кажется, завершилась. Что же будут делать Нэнси и Гордон?
Последовала еще одна мимическая сцена, в которой Нэнси, казалось, предложила себя Оггу и получила вежливый отказ. Затем Огг повернулся и двинулся прочь из зала, сопровождаемый всеми остальными. Он высоко поднял золотую чашу. Это, несомненно, был символ, что-то значащий и для него, и для других.
Фаустафф гадал, не означает ли она Святой Грааль, а потом попытался вспомнить, что обозначает сам Святой Грааль в христианской мифологии и мистике. Или он имеет гораздо более древнее происхождение? Не читал ли он о такой же чаше, представленной в кельтской мифологии? Он не был уверен.
Огг, Нэнси и остальные шли сейчас мимо него. Он решил последовать за ними. По крайней мере, так он сможет приглядывать за своими друзьями и будет уверен, что они не попадут в беду. «Это, — размышлял он, — все равно, что иметь дело с сомнамбулами. Возможно, попытка разбудить их даже более опасна. О лунатиках рассказывают, — припомнил он, — что они иногда исполняют подобные ритуалы — обычно проще, но, бывает, и очень сложные. Здесь, конечно, должна быть связь».
Процессия оставила павильон и вышла в загородку, похожую на арену. Со всех сторон вздымались высокие бетонные стены.
Здесь они остановились и обратили лица к солнцу. Гордон повернул к нему чашу так, словно ловил его лучи. Теперь отовсюду послышалось приглушенное пение. Это была песня без слов, или, по крайней мере, на языке, совершенно незнакомом Фаустаффу. Он имел смутное сходство с греческим, но еще больше — с «Голосом Языков», который Фаустафф однажды слышал по телевизору. Как это его описывал психолог? — Язык подсознания. Нечто вроде звуков, что иногда вырываются у людей во сне. Фаустафф обнаружил, что это пение несколько лишало его присутствия духа.
Они еще продолжали петь, когда произошло явление Стеффломеиса. Он где-то раздобыл меч и бодро выступал по арене, предводительствуя аколитами в черных капюшонах. Мэгги Уайт, выглядевшая весьма неуверенно, следовала сзади. Казалось, она находится под властью Стеффломеиса, как и те люди, что были с ними.
Гордон Огг повернулся, когда Стеффломеис что-то прокричал на том же странном языке, на котором они пели. Слова Стеффломеиса звучали прерывисто, словно он с трудом их выучил. Фаустафф понял, что Стеффломеис выкрикнул вызов.
Гордон Огг передал чашу Нэнси и обнажил свой меч.
Наблюдая за этой сценой, Фаустафф был неожиданно поражен ее нелепостью. Он громко рассмеялся. Это был его прежний смех, богатый и теплый, абсолютно непринужденный. Хохот ударился о высокие стены и, многократно усилившись, эхом раскатился по арене.
На мгновение показалось, что каждый услышал его и заколебался. Затем Стеффломеис, пронзительно завопив, кинулся на Огга.